Грифон

И вот теперь он здесь, и он рассказывает о каком-то Воинском Ордене, в котором промыслы Господни смешиваются с мирской политикой; он снова играет, как в детстве, в архиепископа, предоставляя другу роль Императора, заставившего окончательно смолкнуть голоса, которых и без того почти не было слышно.

И врач сказал:

– Послушай, ведь я не Карлос [36] , я Шан и занимаюсь медициной.

Посланец прервал свой рассказ и спокойно посмотрел на собеседника, ничего не отвечая.

36

Карлос – испанская форма имени Карл.

– Я врач. Ты же был аптекарем, потом капелланом… Кто ты теперь и как тебя называть?

Глаза Посланца сузились и стали как щелки. Возможно, его заставила сощуриться близорукость, а может, и нет.

– Теперь я – Посланец Святой Инквизиции.

– Ты?

– Я.

– И что же ты делаешь?

– Все, что могу.

Врач не стал задавать ему больше вопросов. Он встал со стула, уронив скамеечку, и посмотрел на серый вечер, опускавшийся на серые камни и зеленоватые от мха фасады домов, неясные в печальном свете сумерек.

– Кто знает, что тебя ждет. Здесь ты у себя дома. Впрочем, ты и сам это знаешь.

Посланец положил руку на рукоять шпаги; его жест был неторопливым и твердым, но отнюдь не властным, он просто удостоверился, что оружие на месте и готово к действию. Видимо, шпага, заключенная в ножны, была красива – об этом можно было судить по рукояти, инкрустированной белым перламутром, – легка и не слишком роскошна. Она была на месте, она всегда была тут, даже когда ее владелец входил в собор или сидел перед капитулом. Шан де Рекейшо заметил шпагу, когда рука его друга погладила ее.

– А это зачем?

Посланец отпустил рукоять шпаги, пожал плечами и сказал:

– На дороге полно грабителей, и нелишне напомнить им, что и мы можем за себя постоять.

На город спускалась ночь, и строительные работы, которые постоянно велись в Компостеле, постепенно затихали. Перестали доноситься размеренные удары каменотесов со стороны Фонсеки, где под руководством мастера Алавы [37] завершалось строительство зданий факультетов теологии, канонического права и искусств; в некоторых окнах засветился дрожащий золотистый огонь свечей и лампад. «Во всей Европе уже ночь», – заметил Шан де Рекейшо.

37

Алава Хуан де (? – 1537) – испанский архитектор. Его основные сооружения (в частности, школа Фонсеки) – в Сантьяго-де-Компостела.

На ужин они съели немного телятины – мясо молочного теленка, которое служанка принесла на блюде, небрежно поставив его на стол, занимавший середину комнаты. Тысяча жителей, обитавших в те времена в святом городе, скорее всего уже завершили свою вечернюю трапезу, не слишком заботясь об умеренности в еде, а немногочисленные паломники на постоялых дворах пили, наверное, ароматное местное вино или пробовали водку, которую гнали здесь при свете очага долгими бессонными ночами. Город Сантьяго-де-Компостела готовился провести еще одну ночь последних лет XVI столетия под властью короля с нависшим веком, а двое приятелей собирались возобновить прерванную дружбу с помощью задушевной беседы, за которой незаметно пролетают часы.

После дождливого туманного дня наступила чудесная, ясная лунная ночь, позволявшая разглядеть очертания предметов, контуры далеких домов и близких колоколен, равно как и похожие на тени, растворявшиеся в темноте силуэты людей, которые входили и выходили из харчевен или ожидали, стоя у дверей, чтобы им отворили.

Промозглая сырость дня сменилась приятной прохладой, ночной свет спокойно проникал сквозь раскрытые створки окна в комнату, где беседа двух друзей уже приближалась к концу. Спокойствие ночи, размеренная речь Посланца, выжидательное молчание лекаря и сонная поза служанки, которая клевала носом, сидя на табурете в глубине комнаты, упорно не желая идти спать прежде своего хозяина, – все это создавало непринужденную обстановку, располагавшую к доверительности, откровенности, проникновению в самые потаенные уголки души. Будучи хорошо знакомы, они угадывали в пятнах, в которые превращалось в комнате все не освещенное лунным светом, не только лица друг друга, но и выражение лиц, и даже гримасы, кривившие время от времени губы двух собеседников. Иногда в полумраке четко вырисовывалось движение руки, придававшее какому-либо утверждению особую силу и значимость, недостижимые с помощью голоса или тона, намеренно приглушенных, подавленных тишиной ночи и страхом перед отзвуками, вдруг возникающими в неведомых уголках, – днем они обычно стираются или исчезают вовсе. Леон де Кастро донес в Верховный совет Инквизиции на Ариаса Монтано [38] , возможно, потому, что тот отказался от епископской митры, предложенной ему королем, а может быть, потому, что королевская Библия, изданная Плантином в Антверпене, представляла собой труд, оказавшийся по плечу только Бенито, а кому же неизвестна низость невежд.

38

Ариас Монтано Бенито (1527 – 1598) – испанский гуманист. Подготовил восьмитомную многоязычную Библию. Она была издана в 1569 – 1573 годах в Антверпене Христофором Плантином (1520 – 1589) на деньги испанского короля Филиппа II.

Шан де Рекейшо выслушивал новости доверчиво и жадно, как человек, живущий на краю земли, далекий от интриг и сплетен, оторванный от событий, определяющих ход истории, не причастный к решениям, которые, в числе прочего, оказывали влияние и на дела в его родной, отрезанной от всего мира стране. Тот факт, что Бенито Ариас навлек на себя гнев иезуитов, что его заподозрили в иудаизме, поскольку он привел древнееврейские тексты по рукописям раввинов, казался галисийскому врачевателю таким далеким от его собственных забот и устремлений, намного более простых и насущных, возможно более прозаических и, совершенно определенно, более нужных. То, о чем говорил Посланец, было чуждо Галисии. С приостановкой потока паломников прекратилось и всякое общение с Европой, ведь это был единственный оставшийся свободным путь. Запертая в своем атлантическом тупике, обращенная к морю, теснимая к нему могучими внешними силами, Галисия сохранила язык, связывавший ее с латинской Европой, и душу, которая мягко опускала ее в густой туман божественных океанских глубин, в волшебное лоно тихих дождей и серых морских вод. Море влекло ее на север, а язык – на юг, и когда обрывался путь в Европу, называемый Дорогой Сантьяго, то неизбежно наступал застой, и только морем могло прийти сюда живое дыхание, прилететь по ветру или приплыть на кораблях, но обязательно морем. Шан де Рекейшо слушал Посланца. Какими далекими представлялись ему все эти битвы! Лепанто [39] , Сен-Кантен [40] , раздел Фландрии и множество других событий казались чем-то совершенно оторванным от реальной жизни. Разве что судьба Хуана де Марианы [41] разбудила в нем некоторое любопытство, но не потому, что он выступил в защиту Бенито, а из-за его книги – ее признали бунтарской и предали огню в Париже, где правил король Франциск, а самого автора трактата «De Rege et Regis Institutione» [42] отдали под суд и приговорили к заключению в монастыре. Вообще Испания мало интересовала Шана де Рекейшо, если вся она сводилась к восьми прелатам и девяти теологам, представлявшим ее на Тридентском соборе и обвиненным Инквизицией; если Инквизиция не оставляла в покое профессоров и писателей, ученых и художников, то лучше молчать и ждать, что принесут новые времена. «Никаких перемен в годину скорби», – советовал Игнасио де Лойола [43] , а времена были воистину скорбными для Шана де Рекейшо, который, сам не решаясь менять их, ничего не делал, чтобы помешать изменениям.

39

Лепанто – залив Ионического моря в Греции. Здесь 7 октября 1571 года испанский флот разбил турецкую эскадру. В Лепантском сражении принимал участие Сервантес и был ранен в левую руку. Она навсегда осталась парализованной (как писал сам Сервантес, «к вящей славе правой руки»).

40

Сен-Кантен – город на северо-востоке Франции, на реке Сомме. 10 августа 1557 года близ Сен-Кантена испанские войска одержали победу над французской армией. В память об этой победе Филипп II повелел выстроить Эскориал.

41

Мариана Хуан де (1536 – 1624) – испанский историк, теолог, член Ордена иезуитов. Автор трактата «О короле и институте королевской власти» (1599), в котором подверг критике абсолютизм как «тираническое извращение» монархической власти и утверждал правомерность убийства тирана.

42

«О короле и институте королевской власти» (лат.).

43

Лойола Игнасио де (святой Игнасио; 1491 – 1556) – испанский религиозный деятель. В 1534 году основал Орден иезуитов (Общество Иисуса).

«Да ну их всех со всеми их делами, – сказал он Посланцу в какой-то миг этой прекрасной ночи, располагавшей к откровенности, – пусть все они перебьют друг друга, пусть сгорят заживо! Ну что же это такое: Фрай Луис [44] в интригах, Тересу де Авила [45] подвергают публичному допросу; Фрай Хуан де ла Крус [46] прошел через суды Севильи, Толедо и Вальядолида; Хосе де Каласанс [47] в тюрьме; против Игнасио де Лойолы, Франсиско де Борхи [48] и Хуана де Риберы возбуждены судебные дела; пусть все они поубивают друг друга, а нас пусть оставят в покое, мы ведь ни с кем не связываемся!»

44

Фрай Луис (Луис де Леон; 1527 – 1591) – испанский писатель-мистик.

45

Тереса де Авила (Тереса Авильская, святая Тереса; 1515 – 1582) – испанская писательница мистического направления, реформатор Ордена кармелитов.

46

Фрай Хуан де ла Крус (Сан-Хуан де ла Крус; 1542 – 1591) – испанский поэт-мистик.

47

Каласанс Хосе де (1556 – 1648) – испанский священник и педагог.

48

Борха Франсиско де (1510 – 1572) – испанский общественный и религиозный деятель, член Ордена иезуитов.

В чем-то это было справедливо, и Посланец молча согласился; ему не хотелось признаваться вслух, что во время своих странствий он уже устал выслушивать разговоры о суевериях и язычестве королевства Галисия, а Шан де Рекейшо, напротив, обвинял иноземцев в религиозном фанатизме и нетерпимости, из-за которых в их странах текли целые реки крови; но здесь им не течь никогда, как бы они этого ни добивались. Он хорошо знает свою Галисию – она невозмутима и чужда крайностям. Посланец повернулся, и рукоять его шпаги блеснула, когда ее нежно коснулся свет луны, к тому времени уже такой яркий, что из окна были видны даже горы за часовней Святой Сусанны, которая, казалось, покоилась на кронах дубов.

Друзья решили, что пора спать; через несколько часов в Приюте возобновится жизнь, и надо хоть немного отдохнуть. Шан де Рекейшо растолкал служанку и велел ей принести одеяло для Посланца, решившего провести остаток ночи здесь, у огня, и покинуть Приют ранним утром. Он был уверен, что Шан де Рекейшо не расскажет, кому не следует, об их детстве в Компостеле и о его галисийском происхождении, пока для этого не настанет подходящий момент.

Лоуренсо Педрейра провел беспокойную ночь. Посланец так и не появился в его доме, и он долго бодрствовал; наконец, устав от бесполезного ожидания, решил пойти спать. Уже лежа в постели, он еще какое-то время не мог заснуть из-за яркого света луны, заливавшего его комнату, и радовался тому, что на нее постепенно наплывают легкие облачка, приглушая ее нестерпимый блеск; наконец, несмотря на лунный свет и беспокойство по поводу безопасности представителя Инквизиции, он все же заснул глубоким и сладким сном даже ранее, чем мог предположить.

Проснувшись, он тут же встал и вновь убедился в отсутствии своего гостя. Он спустился в конюшню – лошадь была в стойле; по всему было видно, что ночью на ней не ездили, и тревога Лоуренсо усилилась. Решив сообщить об исчезновении Посланца, он отправился в собор.

Он вошел в него через врата Платериас, привычно бросив взгляд на изображение неверной жены, держащей в руках череп своего любовника. «Эрос и Танатос [49] », – произнес про себя, как обычно, каноник, не уверенный в правоте своего утверждения, но в глубине души убежденный, что эти два понятия – любовь и смерть – тесно связаны и что одно порождает другое, хотя его старшие наставники придерживались иного мнения. Что общего могло это иметь с победой Христа над грехом и смертью? Да, эта скульптура – на том же фронтоне, где представлены сцены искушений Христа. Так что же? Разве святой Августин не советовал в свое время послушницам, чтобы они, моясь обнаженными в бане, не принимали непристойных поз, но, будучи в чем мать родила, вели себя стыдливо и скромно, дабы не возбуждать тех, кто разделяет с ними наслаждение водой, ласкающей чистые юные, пышущие здоровьем тела? «Христос не мог быть гонителем, это исключено», – размышлял Лоуренсо Педрейра, каноник из Компостелы, войдя в храм и на мгновение забыв о срочности приведшего его сюда дела; ему вдруг пришли на ум разноречивые сведения о Присцилиане [50] , галисийце, ратовавшем за смешанные монастыри и обезглавленном уже тысячу лет назад. «Нет, Христос не может быть гонителем», – повторил он про себя еще раз и вошел в Большую капеллу, где увидел своего гостя, – тот сидел возле Святого Послания, в месте почетном и безопасном, предоставленном инквизиторам по воле не так давно скончавшегося Архиепископа Франсиско Бланко, которому, хоть он был кастильцем и сторонником Святой Инквизиции, пришлось-таки столкнуться с этими людишками из Вальядолида, желавшими насадить в древнем королевстве Галисия такую инквизицию, которая никогда в нем бы не прижилась.

49

Танатос – в греческой мифологии: бог смерти.

50

Присцилиан (340 – 385) – испанский (галисийский) религиозный деятель, глава одной из раннехристианских ересей. Был казнен.