Гример

Она уже почему-то знала, где именно стоит моя машина. Подбежала к ней и еле дождалась, пока я разблокирую дверцы.

Оказавшись на своей территории, я стал немного благоразумней.

– Куда тебя отвезти? Куда ты собралась?

Инесс пожала плечами и ответила как само собой разумеющееся:

– К тебе, конечно. Ты же, как все люди, где-то живешь?

Возразить было сложно.

– Поехали, – сказала она так, словно я был таксистом, а она – пассажиркой, заплатившей вперед. – Ты же один живешь.

Машина катилась по аллейке. Инесс нервно посматривала по сторонам, будто за каждым кустом ее могла подстерегать опасность. Неуверенность девушки передалась и мне.

– Ты можешь сказать, что с тобой случилось? – спросил я.

– Не сейчас. Все потом. Сейчас ты все равно не поймешь. Тормози!

Хоть я и нажал на тормоз, но Инесс уже успела мертвой хваткой вцепиться в руль и вывернула его. Взвизгнули на асфальте протекторы. Машина криво застыла на аллейке, заглохла. В нескольких метрах перед радиатором дорогу неторопливо перешел черный кот – тот самый. Его ухоженная шерсть лоснилась, мохнатый хвост выгибался знаком вопроса, а включенные фары, когда он повернул голову к нам, полыхнули желтым отраженным светом в его немигающих глазах. Кот проплыл перед нами и исчез в кустах, словно его и не было.

Впереди в сторожке зажглось окно. Любопытная бабушка-вахтерка припала к стеклу, но шлагбаум тем не менее вознесся, открывая дорогу. Завтра она наверняка пустит слух, будто я вожу девок в морг и развлекаюсь с ними среди трупов.

– И что теперь? – поинтересовался я у Инесс.

– Погоди, – прикусила она губу.

– Если ты собралась ждать, пока кто-нибудь раньше нас пересечет его след, то торчать нам здесь до утра.

– Не надо. Ты ничего не понимаешь, – сказала Инесс и приложила свой палец на этот раз к моим губам.

В исполнении любой другой девушки этот жест выглядел бы вульгарно, во всяком случае, навязчиво. Но только не с ней. Мы не знали друг друга еще и часа, а я уже пытался доверять ей. Инесс тряхнула головой и, плотно прикрыв глаза, прошептала:

– Поехали.

Девушка долго не открывала глаз. Даже когда мы остановились у светофора, она сидела, сомкнув веки, и беззвучно шевелила губами, будто разговаривала с кем-то невидимым, но вполне реальным, кому не обязательно было слышать звуки ее голоса. Неживое сияние светофора заливало ее лицо поочередно красным, желтым и зеленым светом. Глубокие цветные тени пролегали в ее глазницах под изгибом губ. А в перспективе дороги завис круглый и большой, как таблетка шипучего байеровского аспирина, диск луны.

– Глянь, за нами никого нет? – проговорила она, не раскрывая глаз.

Прозвучало, как в средней паршивости телесериале, но и мордобой с последующими поисками сбежавшей красотки был из тех же серий. Я не стал спорить, обернулся. Улица была чиста до самого поворота.

– Даже черного кота не видно – до горизонта чисто.

– Такими вещами не шутят.

– Ты все еще боишься Рамиреса? В чем дело, можешь объяснить? – Я со злостью тронул машину с места.

Зеленые пятна, отброшенные светофором, исчезли с ее лица, оно вновь стало живым. Инесс открыла глаза.

– Я не могу всего тебе объяснить. Да это и не надо, ни тебе, ни мне. Просто поможешь мне сегодня и потом постараешься забыть обо всем. Не принимай ничего близко к сердцу. Договорились?

– О чем договорились? Я никому ничего не должен. И если взялся помогать тебе, то это значит… – На этих словах я осекся, потому что ответ был однозначным.

– Я тебе нравлюсь, – продолжила за меня Инесс очевидное. – И ты мне тоже. Больше не говори об этом со мной. Все сказано взглядами, жестами, поступками. А слова… они только путают людей. Возможно, когда-нибудь потом ты поймешь, что происходило вокруг тебя.

– Очень надеюсь на это. И хотелось бы поскорее.

– Узнать – не всегда значит получить облегчение.

– Ну да, в великих знаниях великая печаль. Так, кажется, написано у Екклезиаста?

– Именно так и написано в русском каноническом переводе, – подтвердила Инесс и, прикрыв глаза, положила мне голову на плечо.

И вновь сделала это так естественно, словно мы были знакомы многие годы. Согласитесь, вести машину в таком положении не очень-то удобно. Я старался пореже переключать передачи, чтобы не беспокоить свою спутницу. Она изредка вздрагивала и вновь беззвучно шевелила губами. Наконец я завернул в свой двор, заглушил двигатель.

– Приехали, – шепнул ей на ухо. – Не спи, замерзнешь. Или предпочитаешь ночевать в салоне?

Инесс резко отшатнулась от меня. Словно услышала не шепот, а крик, выставила перед собой руки, будто собралась защищаться. Несколько секунд смотрела на меня широко открытыми глазами, в которых ничего, кроме страха и отчаяния, не читалось.

– Ты чего?!

– Прости, – отстраненно проговорила она. – Иногда находит. Не стоило говорить о том, что я замерзну. Иногда слова других я воспринимаю буквально. День тяжелый выдался… – Инесс улыбнулась. – У тебя, кстати, тоже.

Мы вышли из машины. Во дворе было тихо, горели лишь несколько окон в вышине; по шторам пробегали цветные сполохи телевизионных экранов.

– Пошли ко мне, – предложил я. – Кажется, об этом у нас шла речь?

Девушка взяла меня под руку. Ее слегка пошатывало, когда мы поднимались на крыльцо, входили в подъезд. Уже, покидая кабинку лифта, я заметил в ней перемену к лучшему. Страх понемногу исчезал, она чаще улыбалась, как человек, которому наконец-то удалось оторваться от преследования.

Квартира встретила нас настороженной тишиной, которую нарушало только тихое тиканье настенных часов на кухне.

– У тебя уютно, – проговорила Инесс, осматриваясь в прихожей. – Далеко не все мужчины понимают толк в уюте.

– Приятно слышать. Но не думай, что я люблю откровенную лесть.

Обычно я очень осторожен в знакомствах с женщинами. И уж совсем редко привожу их к себе домой. Когда они видят перед собой неженатого молодого мужчину с отдельной квартирой и неплохим доходом, то в их глазах так и проступает внутренним свечением желание захомутать меня навсегда. И неважно, что еще пару дней до этого я был им до лампочки. Переступив порог моей квартиры впервые, они вмиг становятся притворно ласковыми, податливыми. И мгновенно «глупеют», напуская на себя вид наивных девственниц. В этот момент у меня и пропадает всякое желание иметь с ними дело дальше. Не в смысле секса – с этим особых проблем нет, – а в смысле продолжения отношений в будущем. Ведь при таком раскладе речь не может идти о каких-то чувствах. Меня просто элементарно пытаются соблазнить и прибрать к рукам. Соблазнить себя даю; ну а потом никакого продолжения.

Теперь же был абсолютно другой случай. Я чувствовал, что рядом со мной женщина, которой от меня не нужно большего, чем есть сейчас. Совместное наше будущее ее вообще не интересовало. Она жила настоящим, как человек, точно знающий близкий день смерти. Она никоим образом не примеряла себя к интерьеру моей квартиры. Та была для нее просто помещением, где можно переночевать и немного развлечься. Точно так же, я уверен, она вела бы себя, окажись мы в гостиничном номере. Даже не попыталась снять туфли на высоких каблуках, так и процокала на них по паркету в комнату. При этом не преминула глянуть на практически новые женские тапочки, стоявшие под вешалкой в прихожей. И я сразу почувствовал ее настроение. Инесс просто не хотелось быть одной из тех дур, которые иногда появлялись у меня. Если мне и светил сегодня секс, то лишь из благодарности, без всяких надежд с ее и моей стороны на то, что он выльется во что-то большее.