Гроб Хрустальный. Версия 2. 0
Шрифт:
– Иными словами, - объяснял Горский, - мы будем хотя бы знать, в Москве он или нет, и, таким образом, сузим круг подозреваемых.
– А почему нельзя просто написать ему письмо с этой ссылкой?
– Потому что, если он параноик, то пойдет через анонимайзер, и мы ничего не узнаем. А так он ничего не заподозрит. И к тому же, если понадобится, мы можем похожим образом определить IP-адреса остальных подписчиков и узнать, не повторится ли этот адрес еще раз. Скажем, у Абрамова или у тебя.
– У меня не повторится, - ответил Глеб.
– Помнишь, ты объяснял принцип презумпции виртуальности?
– Кто такой Гибсон?
– спросил Глеб.
– Писатель. Киберпанк.
Что такое киберпанк, подумал Глеб. Панк за компьютером? Программист в майке с Егором Летовым? Гибрид Оси и Бена?
– В привычном смысле слова тебя и не существует, - ответил он, почему-то вспомнив Оруэлла.
– Есть какой-то человек, с которым я говорю. Он и есть "ты". Больше мне про тебя ничего не известно. Если тебя зовут не Горский, а, скажем, Речной - что от этого изменится?
– Если Речной - ничего. А если Абрамов или Вольфсон - многое.
– Горский отправил Глебу очередной смайлик и спросил: - Знаешь ведь старую шутку про то, что трудно поймать черную кошку в темной комнате?
– Да, - ответил Глеб.
– Особенно если ее там нет.
– Вот это в виртуальных делах самое интересное. Мы можем поймать Чака - человека, которого давно нет, - только потому, что ловим в мире, которого нет. Ловим виртуала на виртуальную наживку в виртуальном мире.
Глеб ответил смайликом, а Горский написал:
– В этом есть своя логика. Преступление совершено в Интернете - там и надо ловить преступника.
– Какое преступление?
– не понял Глеб.
– Кто-то выдал себя за мертвого, - объяснил Горский.
– Смерть требует более серьезного отношения.
36
Вольфсон послал письмо на следующий день. В Калифорнии было утро, в Москве - вечер. Глеб ушел из Хрустального минут за двадцать пять до назначенного часа, попрощавшись с Нюрой Степановной и Шаневичем. Пока Глеб добирался до дома, Вольфсон уже отправил невинное на вид письмо - ловушку для того, кто выдавал себя за реинкарнацию Чака.
Наживкой стали фотографии выпускного вечера. Вольфсон привез их с собой в Америку и, потратив полчаса, разыскал в одной из коробок в пустующем гараже. Пять лучших отсканировал: Вольфсон и Феликс жгут Сканави, Феликс демонстрирует новые джинсы, Вольфсон поет под гитару, Вольфсон и Феликс наутро после выпуска пишут краской на стене школы "1984 г", где "г" - не сокращение от слова "год", а буква их класса. И, наконец, привет из будущего - танцуют Ирка и Емеля. Кем бы ни был псевдоЧак, он должен клюнуть.
Он клюнул. Когда Глеб законнектился из дома, его ждало письмо Вольфсона (копия - Горскому). Лаконично: четыре числа, разделенные точками. Они ничего не говорили Глебу, но, глядя на них, он подумал, что матшкольные мальчики любят цифры больше, чем мертвых и живых, потому что цифры не умирают и способны лишь менять порядок.
Он написал письмо Горскому, но едва отправил, в ящик свалилось новое письмо: Горский уже определил IP-адрес.
Не Америка, не Германия, не Израиль - Москва.– Всего каких-то одиннадцать миллионов жителей, - написал Глеб в IRC.
– Меньше, - ответил Горский.
– Более того, я определил точно, откуда заходил Чак. Помнишь, вчера ночью - вашим утром - я тестировал счетчик и попросил тебя зайти ко мне на тестовую страницу. Так вот, у Чака IP такой же, как у тебя.
– Это не мог быть я, - ответил Глеб.
– Я был в метро.
– Это не ты, - ответил Горский.
– Это человек, зашедший с того же компьютера. Ты ведь из офиса на тестовую страницу заходил?
– Да.
– Значит, Чак сейчас в Хрустальном. Или, по крайней мере, был там десять минут назад.
Значит, я прав, подумал Глеб. Значит, Чак - тот, кто выдает себя за Чака, - в самом деле был все время где-то рядом. Я не ошибся, бритва Оккама не подвела. Het, Чак и убийца Снежаны - одно лицо.
– Подожди минутку, я сейчас туда позвоню, - написал Глеб Горскому и расконнектился.
К телефону подошел Шаневич.
– Привет, Илья, - сказал Глеб, - ты не посмотришь, у компьютера мой Кортасар не лежит? А то не могу понять, я ее в метро потерял или в офисе забыл.
– Нет у нас твоей книжки, - сказал через минуту Шаневич.
– А никто ее взять не мог?
– Разве что Нюра Степановна. Но она только что ушла.
– А больше никто не появлялся?
– Только мы вдвоем и были.
– Значит, в метро посеял, - притворно вздохнул Глеб.
Гласнет был занят минут пять, но когда Глеб снова вышел в Сеть, Горский еще был онлайн.
– Значит, две кандидатуры, - подытожил он.
– Шаневич и Н.С.
– Но зачем Шаневичу изображать Чака?
– спросил Глеб.
– Это же бред какой-то.
– Ну, у Н.С. совсем нет резона.
– Постой, - ответил Глеб, - дай подумать.
Неожиданно мозг заработал четко, будто при решении школьных математических задач. Он потянулся к ящику, достал листок бумаги и перечитал:
Убийца Снежаны - это het.
Het выдает себя за Чака на листе нашего класса.
Старушка из квартиры внизу сказала, что убийца - девушка. Значит, если по-прежнему иметь в виду обе гипотезы, убийцей оказывается Нюра Степановна. По крайней мере, алиби у нее слабее, чем у Шаневича. Эта версия выглядела непротиворечивой: все предположения сходились к одному человеку, решение существовало и притом - единственное.
Было чем гордиться. Задача решилась - и не только благодаря ловушке, поставленной в нематериальном мире Интернета, но и потому, что он, Глеб, все-таки поговорил с единственным реальным свидетелем. Реальный свидетель, понял он, был нужен так же, как самой красивой физической теории требуется экспериментальная проверка.
Реальное и виртуальное встретились: и в точке их встречи оказались две девушки, с которыми Глеб спал. Одна уже мертва; другая выдает себя за мертвого.
Задача решена. Не хватает мелочи: мотива. В задачах из "Науки и жизни" мотивов никогда не было. Были подозреваемые, были показания, говорилось про ложь и правду - и логические выкладки приводили к виновному. Зачем он убивал - не было сказано. Составители задач, вероятно, полагали, что был бы человек - мотив найдется.