Гробовщик
Шрифт:
Я остановился, будто наткнувшись на стену, и крикнул:
– Я тебя не убивал!
Губы Комара расползлись в мерзкой улыбке, и его стошнило гнилыми водорослями прямо мне под ноги. Я отпрыгнул, выхватил из кармана и навёл на него пистолет. Рука моя тряслась.
– Застрелишь меня ещё раз? – спросил Комар, надвигаясь, и я увидел сквозную дырку в его голове. – Или, как в прошлый раз, ножом в горло?
Последние слова он пробулькал. Из распоротого подбородка хлынул на дорогу кровавый водопад
Я зажмурился. Аж свербело, так хотелось навести ему прямо в лобешник и нажать на спусковой
Досчитал до пяти, открыл глаза. Рядом никого не было.
«Нет, Комар, я знаю, что ты задумал: хочешь меня задержать, чтобы я не успел до начала Выброса добраться до Колпаков», - подумал я: - «Шалишь! Мне голову не задуришь!»
Рукавом вытер пот, который стекал со лба и нещадно жег глаза. Глянул на часы, было начало пятого, глотнул из фляги, брызнул из неё на лицо, снова вытерся рукавом, и скорым шагом двинулся дальше к видневшимся уже вдали остаткам деревни Павловичи. Главное было – обогнать Выброс…
Пару раз мне начинало казаться. что небо начинает темнеть, проявляясь фиолетовым куполом над головой, я жмурился, мотал головой, снова и снова стирал с лица жалящий пот, и всё приходило в норму.
Как и в прошлый раз, я не стал задерживаться в Павловичах. Обогнул группку ветхих домов, следуя отметкам Комара, и зашагал дальше. До указателя «Посёлок Колпаки» я добрался часам к шести. Смеркалось. Пришлось ещё ускорить шаг, уже с трудом высматривая отметки Комара. Свернув в лес, я трусцой пробежал по натоптанной тропинке и метров через сто вышел на открытое пространство.
– Ходу, ходу, Немой, - сказал Комар за моей спиной. Опять принесла его нелёгкая. – Еще полчаса и так стемнеет, что хрен что тут разглядишь. На пузе ведь ползти придётся, если не передумал с Выбросом в чистом поле поручкаться.
Я ещё ускорился, переходя на лёгкий бег.
Но вот, наконец, и околица села. Скрипнув калиткой, забежал во двор и остановился, силясь отдышаться. Пошарил по карманам в поисках сигарет. Тишина и ни души. Вот только остро пахнет дымом недавно топленной печи. С маскировкой у нас того – плоховато.
Из оконного проёма осторожно показалась мордашка Леси, и я улыбнулся ей, тяжело выдыхая сигаретный дым. Показал на печную трубу, из которой устремился в беззвездное небо дымный след, и погрозил пальцем.
– Так вечер уже, - сказала девочка. – Кто сюда сунется, по темноте? А ночью знаете, как холодно было?
Она помялась, потом спросила:
– Дядя Немой, а вы нам покушать принесли?
Я снова улыбнулся, кивнул и вошёл в дом через открытую дверь, снимая из-за плеч тяжёлый рюкзак. Грохнул им по столу в маленькой кухне:
– А-ну, налетай.
Приглашать дважды не пришлось. Хлеб с намазанной на него тушёнкой, который запивался растворёнными в кипятке бульонными кубиками – царский ужин для двух голодных детей. А еще на десерт был чай с шоколадом. Не поскупился Ломоть.
Я, сглатывая слюну, объяснил, что чуть только в небе загрохочет, нужно немедленно спускаться в подпол, и что как поужинают, пусть перенесут постели туда – ночевать нынче придется под землей.
А сам – пулей в сарай за лопатой.
Продолжение: 4. "Эксгумация или кто же лежит в четвёртой могиле" следует...
4. Эксгумация или кто лежит в четвёртой могиле?
Ночь обещала быть тёмной, безлунной. Наплывшие низкие тучи грозили дождём, а то и грозой с громом и молнией. И Выброс. Бродил где-то рядом, присматривался, выслеживал меня, что бы как только отвлекусь, нагрянуть фиолетовым небом сверху и окончательно свести с ума.
Я забрёл за дом и пересчитал могилы. Их по-прежнему было четыре. Комар, сволочь – четыре! Так что тебя я не убивал.
– Это если я там есть, - тут же хмыкнул стоявший рядом Комар. – Ты, я смотрю, совсем крышей подтекать начал. Одна могила ту еще до тебя была. Ты эти три к ней и пристроил. Не помнишь?
Я замотал головой и крикнул:
– Нет!
– А чего ты орёшь? – усмехнулся Комар. – Ты же Немой. Немым орать не полагается. Вот сейчас раскопаешь, тогда и узнаем, кто был прав. Давай, начинай уже. А-то мне самому уже интересно стало.
Я воткнул ржавое лезвие лопаты в первый невысокий холмик. Земля была мягкой и податливой, и я быстро выкопал первое тело. Пахнуло плесенью и тленом. Покойный оказался Диком Брагой. Две дыры в груди. Гимнастёрка в черных пятнах от запёкшейся крови. Тело Браги оказалось неожиданно тяжелым. Я с трудом вытащил его и положил рядом с ямой.
Следующим был Санёк Летун. Ног у него не было уже до самых колен. Вместо них была чёрная тягучая дрянь, вонявшая гнилой химией. Я подхватил Летуна под мышки, и, стараясь не смотреть на изуродованное пулей лицо, вытащил его наружу.
Третьим оказался Кроха. Пуля в лоб и две в районе сердца. Лицо перекошено яростью. А крови совсем мало. Видимо первая же пуля стала смертельной. Я вытащил и этого покойника из могилы. Закурил.
– Дай огонька, – попросил Комар. Я протянул ему окурок, тот присосался своей сигаретой и довольно выпустил клуб дыма.
– Барабанная дробь? – спросил он с улыбкой и кивнул на четвёртый, пока нетронутый, холмик.
Вместо ответа, я достал из кармана мобилу и перевёл её в режим съёмки. Снял крупно лица покойников, дыры от пуль, отдельно, ноги Летуна и навёл видоискатель на Комара. Тот дурашливо улыбнулся и принял позу Наполеона.
Я закончил съёмку и нажал на просмотр. Запись была в порядке. Нужной чёткости и резкости. Вот только финальный эпизод не получился. Вместо Комара на экране мельтешили какие-то помехи.
– А ты чего ждал? – спросил Комар. – Я же призрак – порождение Зоны
Я достал второй телефон и проделал им те же операции. Только снимать Комара не стал. Толку-то?
Выбросил короткий окурок, вздохнул, и принялся за четвёртую могилу. Когда я по пояс врылся в землю, под ногам вздрогнуло, и дно ямы ухнуло вниз. Я упал на колени и закричал от ужаса. Руками попытался удержаться за стенки могилы, но результатом был только туча пыли, песка и надрывный кашель из горла…
Наконец, земля вздрогнула ещё раз и падение прекратилось. Я замер, сердце в груди колотилось барабанной дробью. На зубах трещал песок, пить хотелось невообразимо. Я медленно перевернулся на спину и увидел, что лежу на дне узкой и глубокой ямы. Где-то далеко вверху окончательно стемнело, и я с трудом различал в дыре высоко над головой ночное небо. Сверху посыпалось. Кто-то ходил по краю могилы.