Гром победы
Шрифт:
Вслед за герцогскими санями показалась ладья с вымпелом из голубой тафты, украшенным золотыми виноградными кистями. В этой ладье сидели послы иностранных государств, облачённые в голубые шёлковые маскарадные плащи — домино. Далее, на плоской лодке, раскинута была палатка красного сукна — это ехали служители двора герцога Голштинского (так звали его при русском дворе — «герцог Голштинский»). А на головах служителей широкополые были шляпы с пышными перьями.
И всякий раз, когда выпаливали из пушек на императорском корабле, откликались пять малых пушек с корабля валахского выходца Кантемира. Одетый в великолепный турецкий наряд, восседал Дмитрий Кантемир на бархатных подушках, под белым тафтяным балдахином. Вокруг теснилась свита в турецких же
Более шести десятков саней, влекомые лошадьми бесчисленными, следовали маскарадным поездом. Десять гвардейских офицеров разъезжали верхами вдоль поезда, надзирая по приказанию государя за порядком. Одежды и затеи пестры были и разнообразны. В последних больших санях, сделанных наподобие повозки, сидели слуги князь-папы в длинных красных кафтанах и высоких, заострённых кверху шапках. Замыкали поезд малые санки вице-маршала маскарада, генерала Матюшкина, одетого также немецким градоначальником — бургомистром.
На Тверской улице воздвигнута была богатым купцом Строгановым триумфальная арка и построен им же особливый дом для приёма и угощения участников маскарада. Затем поезд сделал два круга по Красной площади. И было уже совсем темно, когда от императорского дворца стали разъезжаться сани по домам. Однако на следующий день государь порешил маскарадное шествие повторить...
Маскарадное шествие и другие всевозможные празднества устроены были по случаю долгожданного заключения Ништадтского мира...
Российское государство наконец-то на равных вмешивалось в европейскую политику, диктовало свои условия, отчаянно и усердно отстаивало свои права на спорные северные земли.
Север, Балтика... То самое «Dahin!» — «Туда!» И время благоприятствовало России, поворачивало благоприятно обстоятельства... Эстляндские, лифляндские земли — давние владения средневековых рыцарских орденов — Тевтонского, Ливонского, и вот уже двести лет были вроде как ничьи; борьба — кому владеть — всё ещё велась, а началась ведь ещё когда — при грозном государе, при Иване Васильевиче, последнем сильном Рюриковиче на русском престоле. И ныне — борьба всё ещё велась... Шведское и Датское королевства, немецкие герцогства — все были слабее России... Но Пруссия, однако... Балтика, земли, населённые племенами финнов и карелов, — всему этому судьба — завоевание. Но кем будет завоёвано? России надобно было спешить. Немецкие, шведские руки тянулись... Надобно было спешить... Балтика — северное море...
Некогда с Севера пришли родоначальники первой русской княжеской династии — Рюриковичей. На Севере некогда стояли русские сильные города — Ладога, Псков, Новгород... Сильные города, взрастившие сильных, независимых людей, — республики русского средневековья, задолго до республик Западной Европы... С XIII по XVI век — четыреста лет — ломали князья русский Север. Иван Грозный, первый русский князь, провозгласивший себя царём, сломал, сгубил Новгород...
Но России без Севера, без северного моря — не быть сильным государством. И при Петре началось новое покорение, завоевание Севера. Заход с иной стороны. И уже новый, новооснованный город должен был сделаться стражем и вратами русского Севера — город Петра...
И Ништадтский мир... одна из первых побед... уже и не оружия, а дипломатии, новой дипломатии... В обеих столицах, в старой Москве и в новом Петербурге, на устах имена дипломатов российских — Головкина, Шафирова, Андрея Ивановича Остермана. Этот последний, вице-канцлер, искусный политик, уже почитался лучшим в Европе дипломатом. Заключение Ништадтского мира, столь выгодного для России, Пётр оценил. Всё Андрею Ивановичу (прежде — Хайнриху Остерману), всё — баронское достоинство, деньги, ордена, деревни, супруга Марфа Ивановна из рода Стрешневых. А ведь Стрешневы не какие-нибудь Простопятовы! Из Стрешневых — Евдокия, родная бабка Петра, жена первого Романова, Михаила Фёдоровича... Ништадтский мир...
Долог был к нему путь, выдалась тяжёлой шведская война. Но движение шло. Сыну Алексею Пётр писал в 1715 году: «...мы от тьмы к свету вышли и прежде незнамые в свете ныне почитаемы стали». В 1717 году начались в Голландии предварительные переговоры о мире со Швецией, был назначен конгресс на Аландских островах... И наконец был заключён мир между Россией и Швецией. Мирный договор был подписан в городе Ништадте, в двадцати четырёх статьях договора подведены были итоги Северной войны, и — самое важное для России — Балтика! За Россией было закреплено побережье Балтийского
моря...Двадцать один год продлилась эта Северная война. Начата она была ещё старой Московией, а завершена — новой Российской империей. Рядом с Европой Западной явилась Европа Восточная — соперница и союзница...
В конце лета 1721 года Пётр отправился морем в Выборг. Но у Лисьего Носа догнал государя курьер Обрезков и объявил радостную весть: получено было донесение от Брюса и Остермана — мирный договор подписан! Тотчас Пётр приказал повернуть яхту назад, плыть в Петербург. Трубачу приказано было трубить, и палили немолчно три корабельные пушки. К Троицкой пристани сбирались поспешно люди. Стоя на палубе, высокорослый государь махал фуляровым платком и громко кричал:
— Мир! Мир!
И раздались ответные крики восторга. Государь приказал, чтобы палили пушки Петропавловской крепости и Адмиралтейства, по городу были разосланы герольды — объявлять о свершившемся великом и радостном событии. Государь в сопровождении собравшегося народа и вельмож направился в Троицкий собор, где велено было служить благодарственный молебен. На Троицкой площади меж тем спешно сколачивали помост, ставили бочки с вином и пивом. Явилось множество народа. По окончании молебна государь, взошедши на помост, произнёс краткую речь:
— Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что толикую долговременную войну, которая продолжалась двадцать один год, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией счастливый, вечный мир!..
Пётр зачерпнул из бочки вино ковшом, повторил: «Здравствуйте, православные!» — и выпил одним духом. Утёр ладонью длинные усы... Народ кричит:
— Ура! Да здравствует государь!
Многие плачут. Пётр стоит со слезами на глазах...
С двадцать второго октября должны были начаться празднества. К этому времени воротятся в Петербург войска. А накануне первого дня праздничного Пётр, приехав в Сенат, объявил прощение преступникам всем, кроме убийц, и освобождение государственных должников и сложение недоимки, накопившейся с начала войны. И всё это — в знак благодарности за милость Божию... По отбытии же государя было принято в Сенате решение поднести ему титул Императора, Отца Отечества и Великого. Сенаторы объявили своё решение Святейшему синоду, вполне сие решение одобрившему. Сенаторы отправились к государю и вручили ему своё Постановление, подписанное: графом Головкиным, графом Апраксиным, князем Голицыным, бароном Шафировым, Александром Меншиковым, князем Долгоруковым, Петром Толстым, князем Дмитрием Кантемиром и Андреем Матвеевым. Российское государство преображалось в империю Всероссийскую. И стоит здесь рассказать об этом более подробно, да и привести содержание этого Постановления, потому что оно важно было для всех: для государя и его супруги, для обеих их дочерей, девочек Анны и Елизавет, ещё прикреплявших к платьям крылышки в знак невинности своей, для Андрея Ивановича Остермана, окончившего дни свои в ссылке северной, вследствие того, что самая эта Елизавет, уже возрастная тридцатилетняя девица, по восшествии своём на российский императорский престол не осталась Андреем Ивановичем довольна; и для бесчисленных русских тёзок Андрея Ивановича, преобразившихся отныне в подданных великой империи... И это осознание себя — пусть гонимыми, пусть ничтожными, но частицами великой империи — отныне было всегда!..
Итак — Постановление:
«Всемилостивейший государь! Понеже труды Вашего величества в произведении нашего отечества и подданного Вашего всероссийского народа всему свету известны, того ради, хотя мы ведаем, что Вашему величеству, яко самодержцу, вся принадлежит, однако ж в показание и знак нашего истинного признания, что весь подданный Ваш народ ничем иным, кроме единых Ваших неусыпных попечений и трудов об оном и с ущербом дражайшего здравия Вашего положенных, на такую степень благополучия и славы в свете произведён есть, помыслили мы, с прикладу древних, особливо же римского и греческого народа, дерзновение воспринять, — в день торжества и объявления заключённого оными Вашего величества трудами всей России столь славного и благополучного мира, по пропитании трактата оного в церкви, по нашем всеподданнейшем благодарении за исходатайствование оного мира, принесть своё прошение к Вам публично, дабы изволили принять от нас, яко от верных своих подданных, в благодарение титул Отца Отечества, Императора Всероссийского, Петра Великого, как обыкновенно от римского сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статутах для памяти в вечные роды подписываны. Святейший синод в том с нами согласен, и тако токмо ожидаем обще от Вашего величества милостивого нам невозбранения».