Гром Раскатного. Том 7

Соседи Паперского начали предъявлять ему претензии… все. Разом.

Татары объявили о территориальных спорах. Чунины заявили, что Паперский им должен за годы издевательств, а остальные…

В общем, на Паперского обрушилась снежная лавина угроз и разбирательств от других родов, которые ждали этого часа, когда великие интриганы и боевые маги наконец ослабнут. И это произошло прямо сейчас.

Когда Паперский устал от всех этих «претензий», он выключил телефон, опустился на стул и задумчиво уставился на трофейный громобой с одним единственным выстрелом. Но зато каким!

В этот миг опять зазвонил телефон, но уже стационарный. Только вот трубку он не брал. Через пару минут, когда Паперский принял решение, в кабинет вбежала перепуганная секретарша, которая протягивала своему господину трубку:

— Господин… там… там нужно взять. Не могу отказать.

— Что взять? — рассудок Паперского словно затуманился. — Ты о чем, Солнышко?

Самый страшный звонок, которого он никогда в жизни не хотел получить, был от Царской Охранки.

По ту сторону динамика раздался строгий басистый голос. Всегда холодный и безжалостный.

— Мы хотели бы с вами обсудить вашу дислокацию войск в Новом Тагиле.

В следующий миг Паперского затрясло. Начальник Царской Охранки звонил лишь раз. Точнее, первым действием был звонок, второй — гвоздь в гроб.

— Как же так… — прошипел Паперский, отшвырнув от себя этот злосчастный телефон. — Какого, млять, черта?! А?!

Секретарша испуганно уставилась на главу рода и автоматически начала стягивать с себя белье, думая, что это как-то успокоит главу. Но прогадала.

Он отшвырнул ее от себя и указал рукой на выход. Затем рывком захлопнул дверь и, как последний псих, начал оттаскивать стол, чтобы забаррикадироваться.

Затем пришло осознание.

Слова начальника Охранки прозвучали как приговор. Паперский понимал это.

Раскатный своими действиями просто уничтожил его. Разрушил все, что он построил и ради чего жил.

— После этой встречи я умру, — понимал Паперский. — Свернул бы шею этому Раскатному! Это он во всем виноват! Наглеца… паршивец… сволочь!

Затем пришло время критики. Самого себя.

Паперский постепенно переходил от одной психической стадии к другой.

— И почему я был так уверен в своей неприкасаемости?

Он подошел к столу, залез на него и потянулся к раритетному громобою. Указательным пальцем он коснулся рукоятки и прищурился.

Холод металла успокаивал, очевидно.

Снимая оружие со стены, он сгреб со стола фотографии. Снял со стены портрет своего деда и расставил их в углу, в который забился, поджимая под себя ноги.

— Простите меня, — обратился он к семье на фотографиях. — Простите за то, что я обрёк наш род на это.

Последний звук, который он услышал, был хлопком громобоя. Глава рода Паперских ушел из жизни, оставив за собой только руины своего наследия.

Тамара Верескина, Екатерина Распутина, Люда Рысева.

Вечер стал для девушек слишком мрачным. Комната Георгия Раскатного была наполнена тяжелой тишиной, запахом стерильности и писком приборов.

Здесь за сегодняшний вечер кто только не побывал. И лучшие лекари Нового Тагила, и московские специалисты, но никто не мог ответить на самый важный вопрос.

Почему Георгий спит уже два дня и не реагирует ни на что?!

— Слишком спокойный, — в который раз сказала Катя, проводя по лицу Гоши своими руками. — Будто просто спит…

— Он в самом деле просто спит, — недовольно буркнула Люда. — Никаких травм и патологий. Все хорошо!

Через минуту в комнату вернулась Тамара. Она грустно посмотрела на постель, затем на девушек и медленно подошла к окну. Они втроем дежурили около постели Раскатного, не оставляя его наедине с самим собой ни на секунду. Сменялись по нужде, общались со специалистами… и волновались, ожидая, когда же он придет в себя.

Ну и, разумеется, молились всем возможным силам, чтобы он выжил. Ведь никто не знал, что с ним.

— В общем, девочки, — зашептала Тамара. — Я только что поговорила с Охранкой… они закончили сканирование уже час назад, когда вы тут с ними, — она невольно улыбнулась, вспоминая, как Катя шипела на москвичей и их провода. — В общем, они только закончили обработку информации.

— Ну и? — синхронно спросили Катя и Люда.

— Гоша, — Тамара посмотрела на лицо Раскатного, — вырос до ранга Архимагистра.

По идее, девочки должны были ахнуть. В восемнадцать лет стать Архимагистром? Да такого никогда в истории не было! Только вместо «аха» полились слезы.

— И что с этого? — спросила Люда, не сдерживая слёзы. — Если он не проснётся, какой смысл?

— Вот почему он дал мне ключ от управления рода, — всхлипнула вслед Катя, закрывая лицо руками. — А я-то думала… гадала…

— Успокойтесь, — с камнем на сердце сказала Тамара. — Он просил нас защищать его, если что-то случится…

Девушки молча схватились за руки, изредка разрывая тишину всхлипом. Каждая из них боролась со своей надеждой, которая, казалось, уже на грани. Через мгновение, сжав кулаки, от чего две девчонки пискнули, Тамара прошептала:

— Если он проснётся, я обещаю. Я брошу службу ради него.

Люда вырвала руку, недовольно покосилась на Верескину, но тоже добавила:

— А я… я больше никогда не буду подставляться и рисковать понапрасну.

Когда Тамара и Люда повернулись к Кате, та убила их следующими словами. Распутина, окончательно успокоившись, холодно посмотрела на девушек и спокойно сказала:

— А я… я обещаю родить ему сына, — она сказала это так резко, словно это было единственной для нее целью в жизни.

Тамара и Люда офигели. Точка. Тут больше нечего добавить.

Их удивление, которое легко читалось в глазах, Катю никак не смутило. Она гордо держала голову, опустив глаза на Гошу. А затем закрыла их и подняла голову к потолку, словно пыталась сдержать эмоции.

— Кхе, — раздался слабый голос. — В общем, сударыни, ловлю всех вас на слове.

Женский коллектив в этой комнате словно и не сразу поверил в то, что услышал. Они округлили глаза, переводя всё внимание на Раскатного, а тот, недовольно зыркая на них, нахмурился. Словно ему не понравилось услышанное.