Гротеск
Шрифт:
— Понимаю. Понимаю. Если бы вы знали, как я вас понимаю. До боли в сердце.
Она дохнула на меня мятой.
— Что ты понимаешь? — Я холодно усмехнулась. — Я прекрасно обхожусь без твоей помощи. Днем работаю в фирме.
Я быстро показала ей удостоверение. Однако она даже не взглянула на него. Вместо это достала из сумки книжку в черном переплете и прижала к груди.
— Вам доставляет удовольствие так жить — торгуя собой?
— Конечно. Меня вполне устраивает.
Тетка тряхнула головой, выражая категорическое несогласие:
— Этого не может быть. Ваша ложь глубоко ранит меня. Разве можно позволять
От ее ласки у меня съехал парик. Я сердито отпрянула в сторону:
— С чего это я несчастная? Какое тебе дело?
Не ожидавшая такой реакции, тетка сделала шаг назад. Я вырвала из ее рук Библию и с размаху швырнула в белые крашеные блоки стены, что отгораживала лав-отельот улицы. Библия смачно шмякнулась о стену и упала на асфальт. Резко вскрикнув, тетка бросилась поднимать свое сокровище, но я оттолкнула ее и наступила на Библию, распоров острым каблуком тонкую, как луковая шелуха, бумагу. Я знала, что этого делать нельзя, но остановиться уже не могла — мне доставляло удовольствие топтать Библию.
Я бросилась бегом в темноту переулка. Щеки холодил прохладный северный ветерок, стук каблуков громким эхом отражался от стен. Здорово я приложила эту святошу! Проходя мимо круглосуточного магазина, купила банку пива и пакетик сушеного кальмара. Открыла пиво, пошла дальше. Ледяная жидкость освежила горло, и сразу полегчало. Я подняла голову к темному ночному небу. Плевать! Пусть будет, как будет! Теперь я стройнее и красивее, чем прежде, и могу наслаждаться свободой.
Ежиться от холода у Дзидзо больше не было сил, и я сбежала по каменной лестнице к станции Синсэн и оказалась на том самом пустыре, где обслуживала бомжа. Стояла, пила пиво, жевала кальмар и тряслась от холода. Вдруг так приспичило, что я тут же присела в сухую траву и, вспомнив загаженную уборную Чжана, рассмеялась. Здесь, на пустыре, куда приятнее.
— Эй, сестричка! Чем ты там занимаешься?
Наверху, на лестнице, стоял мужик и смотрел на меня. Он был как следует под градусом — ветерок доносил до меня запах перегара.
— Делом.
— Ого! Может, давай вместе?
Мужик нетвердыми шагами спустился ко мне.
— Знаешь, старичок, я тут замерзла как собака. Зайдем куда-нибудь? — предложила я.
Он кивнул как-то неопределенно, но я немедленно подхватила его под руку и потащила обратно в Маруяма-тё до ближайшего лав-отеля.Мужик — с виду типичный сарариман,под пятьдесят, а может, и больше. Физиономия опухшая. Сразу видно, выпить не дурак. Смуглый. Ноги у него заплетались, и я еле втолкнула его в номер.
— Будет стоить тридцатку.
— У меня столько нет.
Мужик неуверенно пошарил по карманам и извлек на свет божий какую-то квитанцию и сезонку на электричку. Чтобы не оставить ему шансов на отступление, я толкнула его на кровать и впилась губами в рот. От него несло
как от винной бочки. Он поспешно отстранился и, внимательно посмотрев на меня, сказал:— Извини. Давай не будем, а?
— Постой-постой, как же так? Сам меня сюда затащил… Нет уж, гони тридцатку!
Я ни за что не хотела упустить клиента, первого после такого долгого перерыва. С обреченным видом тот выудил из бумажника несколько тысячных и опустил голову:
— Вот три тысячи. Больше нет. А я пойду. Мне ничего не надо. Хорошо?
— Послушай! Я работаю в большой компании. Хочешь знать, почему я по вечерам этим занимаюсь? — спросила я, присаживаясь на кровать и стараясь держаться с достоинством.
Он спрятал бумажник и быстро накинул плащ. Стараясь не отставать, я тоже стала собираться. Сейчас потребуют деньги за номер, а за что платить-то?
Протрезвевший клиент начал торговаться у стойки:
— Номером мы совсем не пользовались, ничего не трогали. Давайте за полцены. Мы и были-то минут десять, не больше.
Черноволосый человек за стойкой мельком взглянул на меня сквозь очки от дальнозоркости. Несмотря на солидный возраст, он был абсолютный брюнет, из чего я сделала вывод, что он тоже в парике.
— Ладно! С вас полторы тысячи.
У клиента будто камень с души свалился. Он отдал две тысячи, получил на сдачу пятисотиеновую монету, но подвинул ее человеку за стойкой:
— Извините. Это вам за беспокойство.
Я тут же протянула руку:
— Это мое. В конце концов, я тебя целовала. Всего за какие-то три тысячи.
Клиент и человек за стойкой ошеломленно уставились на меня, но я хранила олимпийское спокойствие. Все-таки монета досталась мне.
До последней электрички оставалось совсем немного. Я выпила еще банку пива, снова спустилась по каменным ступеням и зашагала к станции Синсэн. Сегодняшняя выручка — три тысячи. Точнее, три с половиной, если прибавить чаевые администратору в лав-отеле,которые я у него отобрала. При этом потратилась на пиво и кальмаров. Так что почти в дефиците. По пути к станции мне попался дом, где жил Чжан. Я поглядела на его окно на четвертом этаже. В квартире горел свет.
— Ну вот и снова встретились. Как дела? — услышала я за спиной.
Чжан! Я швырнула в сторону пустую пивную банку, она со звоном покатилась по мостовой. Чжан был в той же кожаной куртке и джинсах; вид у него был очень серьезный. Я посмотрела на часы.
— У меня еще есть чуть-чуть времени. Твои сожители не захотят сейчас позабавиться? Как думаешь?
— Ты, конечно, прости, — протянул Чжан, словно извиняясь, — но ты им не очень показалась. Говорят, больно тощая. И Дракон, и Чэнь И. Всем дамы в теле нравятся.
— Ну а тебе?
Чжан закатил большие глаза. У него были густые брови, пухлые губы. Мне все в нем нравилось, если б не наметившаяся лысина. Мой тип. Как раз то, что нужно.
— Мне любая подойдет, — засмеялся Чжан. — Я со всеми могу. Кроме сестры.
— Тогда обними меня.
Я прильнула к Чжану. Как раз в этот момент к платформе подошел поезд на Сибуя, из вагонов стали выходить люди. Шли мимо и глазели на нас, но мне было на них наплевать. Чжан растерянно обхватил меня руками, а я невольно прижималась к нему все сильнее. На меня вдруг напала тоска.