Гроза 1940

Уловив вдруг наступившую тишину, Павел начал отдавать приказы. Снайперов и двух раненых, несмотря на их протесты, он расположил вдоль опушки леса, наблюдать за аэродромом и проходящей вдоль опушки дорогой. Себе выбрал позицию на самом возвышенном месте, позволявшем контролировать большую часть округи. Оставшихся четырёх человек отправил проверить ту часть леса, куда по его наблюдениям спускались парашюты сбитых лётчиков. Наверняка, среди них были и свои.

Следующие два часа на разгромленном аэродроме оставшиеся в живых офицеры и солдаты были заняты тушением пожаров и оказанием помощи раненым. Павел в свой мощный десятикратный прицел видел как ошеломлённые лётчики немногих удачно приземлившихся самолётов осматривали разгром, царивший на аэродроме. Как из окружающего леса выходят те, кто выбросился с парашютом во время боя. Страх и уныние были на тех лицах, выражение которых можно было разобрать на таком расстоянии.

Павел усмехнулся. Да, за несколько часов перейти из победителей в побеждённые. Тут нужны железные нервы, или опыт нахождения в такой ситуации. Недаром говорится, что за одного битого двух небитых дают. Сам Павел в роли битого побывал, и не один раз. А вот асам люфтваффе пока не приходилось. Сюда бы несколько штурмовиков проутюжить пока ещё живые остатки, и на доблестных лётчиках Германии можно ставить жирный крест.

Возник было соблазн подстрелить парочку из них, благо расстояние и возможности «"Гюрзы"» это позволяли, но опять трезвый командирский расчёт отмёл эту мальчишескую выходку. Тратить боеприпасы понапрасну не стоило. Новой паники от пары попаданий не возникнет, а вот выдать удачную позицию можно запросто. А предчувствие говорило ему, что повоевать, и именно с этой позиции, им ещё придется.

– Паш, как ты думаешь, а нам по ордену дадут? – Спросил вдруг из соседнего окопчика молчавший до этого Панкратов.

Павел даже опешил. Сам он об этом не думал. Было у него за Финскую две «"Отваги"», обещал комбат дать «"Красную звезду"», даже представление написал, да не дошла Звёздочка до него, где–то в штабах осела.

– Ты, Чеканов, не обижайся. – Пытался оправдаться перед своим сержантом старший лейтенант, вручая ему уже после войны вторую «"Отвагу"». – Какая–то штабная сволочь похерила твой орден. Так что носи медаль и не держи на меня зла.

Павлу непонятно было – за что ему обижаться. Итак, кроме него ни у кого двух медалей нет. Придёт домой, всей родне в округе на месяц разговоров будет. Прадед, как глава рода, лично чарку поднесёт. Девки табунами за ним будут бегать. Ещё бы, «"за героя замуж выйти"». А орден? Хорош, конечно, журавль в небе, да синица в руке всё же понятнее.

– Андрюха, я тебе не командование, обещать ничего не буду. Вот, если бы от меня зависело, обязательно бы дал! Веришь?

– Верю. – Отозвался Панкратов.

– Андрюха, а зачем тебе орден? – Поинтересовался Павел.

– Понимаешь командир. – Панкратов немного посомневался и продолжил. – Есть одна девушка. Так вот она мне сказала, что если с орденом приду, то сразу под венец.

– А без ордена, что никак? – Насмешливо спросил Павел.

– Выходит, что никак. – Ответил Панкратов.

– Ну и плюнь ты на эту стерву. Если ей не ты нужен, а орден, то не стоит о ней и думать. – Отрезал Павел.

– Да я рад бы, но не получается. – Вздохнул Панкратов.

Откровенно говоря удивил Павла его второй номер. С его внешностью сохнуть по какой–то далёкой крале. Высокий красавец Панкратов неизменно вызывал у всей женской части населения воинских частей, в которых им пришлось оказаться, нездоровые вздохи и чересчур заинтересованные взгляды. В отличие от «"рубленного топором"» Павла. Невысокого роста, с чрезмерно широкими для его роста плечами, коренастый и мускулистый Павел не был образцом мужской красоты. Да и квадратное лицо с большим горбатым носом и близко посаженными глазами нельзя было назвать красивым. Вот только яркие губы «"бантиком"» портили эту жёсткую картину, поэтому Павел, а вернее тогда ещё Паша, в шестнадцать лет сделавший окончательный выбор в пользу мужественности, закрыл их вначале редкими, но с каждым годом всё более густыми усами. Носил он их и сейчас, несмотря на все попытки командиров заставить сбрить это украшение.

Честно говоря, были и у него такие мысли в далёком уже тридцать девятом году, когда его часть подняли по тревоге и, добравшиеся до них тревожные слухи чётко обозначили – «"На войну"». Вот только хватило этих романтических бредней до первого боя. Испугался тогда Павел изрядно. Нет, опасность ему приходилось видеть и раньше. Но оказалось, что идущий на тебя, вставший на задние лапы обозлённый медведь, зло намного более понятное и предсказуемое, чем свистящие над головой пули. Медведя можно понять и предсказать его поведение, а вот куда ударит безмозглый кусок свинца рассчитать невозможно. Павел до сих пор с ненавистью вспоминал те пятнадцать минут слабости, которые он себе позволил, прячась от летящих из амбразуры дота пуль. Выручили его тогда осуждающие глаза прадеда, которые он ярко увидел перед собой. Разозлился, приподнялся, навёл винтовку и выстрелил. Передёрнул затвор, задержал дыхание и плавно нажал спуск, вспомнив все наставления прадеда и инструкции школы снайперов. Финского пулемётчика отбросило от амбразуры прямым попаданием в голову, бросившегося на его место второго номера ждала та же участь. Ещё один храбрец, попытавшийся их заменить, получил пулю в шею. После чего оставшиеся в живых финские солдаты выскочили из дота, не ожидая пока в него влетит граната.

Получил он за этот бой первую благодарность и, самое главное, вынес из него уверенность в себе. Поэтому вскоре снял финского снайпера, получил первую медаль и перевод в особую снайперскую группу, задачей которой была охота на финских «"кукушек"».

До Павла вдруг дошло, что Панкратов не имеет боевого опыта. Что сегодняшний бой для него первый. Конечно, они с ним много стреляли по различным мишеням на полигонах, но сегодня он впервые видел в свою многочисленную оптику, как рвало на части его, Павла, пулями тела немецких солдат и офицеров. Такое зрелище лучше воспринимать издалека. Но Андрей молодец. И этот дурацкий вопрос об ордене нужно воспринимать, только как попытку оправдаться перед самим собой. «"Мол если это убийство было нужно, значит за него должны наградить"».

«"А ведь в самом деле, убийство!"» – Подумалось Павлу. – «"С расстояния больше километра, теоретически недосягаемые для ответного огня из большей части оружия. Как на стрельбище, только успевай мишени выбирать! Прадед бы не одобрил. Он и на медведя всегда лицо к лицу, вернее к морде, выходил"». Но вторая, холодная, часть сознания, которая осуществляла жёсткий расчет, властно отбросила эти глупые сомнения. «"Война есть война, и дуэльные правила здесь неприменимы"». – Как любил говорить его первый инструктор. – «"Есть возможность «"подло"» выстрелить в спину, стреляй и не думай. Благородные враги только в дурацких романах встречаются"».

Павел с неудовольствием скосил взгляд на Панкратова. Ну вот стоит только попасться интеллигенту и сразу глупые сомнения возникают. Но холодный рассудок, который окончательно оформился отдельной частью сознания, подсказывал, что второй номер ничего не говорил, и все сомнения и возражения его собственные.

К позиции искусно прикрываясь редким кустарником подбежал один из раненых бойцов, бывших в охранении.

– Командир, там наши лётчиков привели.

Павел, соскользнул со своего места, уступая его Панкратову. Конечно, как стрелку Андрею до него далеко, но за километр и он без труда попадал в ростовую мишень. Вместе с бойцом он заспешил в тыл. На небольшой полянке отдыхали четверо бойцов, бывшие в поиске. Рядом с ними сидело трое незнакомых ему людей. Сержант командовавший поиском неторопливо доложил:

– Товарищ старшина, группа из поиска вернулась в полном составе, раненых и убитых нет. Найдено живыми трое наших лётчиков. Одного обнаружили убитого, в воздухе немцы из пулемётов расстреляли. Оттащили в кусты, потом вернёмся, похороним.

– Я им сволочам теперь покажу приёмы цивилизованной войны. – Сорвался вдруг ближайший к Павлу лётчик с петлицами капитана. – У меня к этим тварям длинный счёт ещё с Испании. За Серёгу я им сегодня отомстил, а за Ивана, которого они над Мадридом вот так же висящего на парашюте кончили, и за Сёмку, точно так же расстрелянного сегодня, расплата ещё впереди. Другие два пилота, лейтенант и старшина, угрюмо молчали.