Гроза 1940

Ударила винтовка Ольги и бегущий по траншее впереди всех пулемётчик схватился за голову и исчез в окопе. Иван опомнился и открыл огонь, стараясь не перекрывать сектор обстрела своей напарницы. Стреляла она великолепно. Иван умудрился зацепить двоих и один раз промахнуться. Ольга же за это время сделала пять выстрелов и Иван мог поспорить на что угодно, что промахов у неё не было.

Кто–то быстро навёл порядок среди солдат противника и теперь немцы старательно пригибались за бруствер, не позволяя снайперам прицелиться. Именно этого от них и добивались. Ибо в атаку никто не шёл, бойцы батальона старательно кричали «"ура"», оставаясь в укрытии. Хитрость, конечно, была примитивная, но противник поверил и теперь торопливо занимал свои огневые. Всё–таки, немцы заподозрили неладное, в нескольких местах из окопа одновременно выглянули головы в касках, обозревая окрестности. Для двоих из них это было последнее осмысленное действие в жизни. На этот раз Иван не сплоховал, всадив пулю своему точно в голову, краем глаза замечая как откидывается назад ещё один солдат противника. Немцы на мгновение замерли в нерешительности, но тут же попадали на дно траншеи. Самое главное они увидели – противник в атаку не пошёл. Что это значит, пока не понятно. Но командир у немцев был решительный и опытный. Солдаты попытались вернуться в укрытия, но было уже поздно.

На позициях немецкого батальона вновь стали подниматься султаны разрывов. Начался второй этап артподготовки. Ещё десять минут огненного ада и разрывы снарядов большого калибра рывком переместились в глубь немецких позиций. Из траншей, укрытий, ещё относительно целых зданий начали выскакивать бойцы их полка, на этот раз молча устремляясь в атаку. Они пробежали половину расстояния, когда перенесла огонь вглубь позиций противника и полковая артиллерия.

Иван видел как пытаются организовать оборону уцелевшие во время второго налёта немногочисленные защитники позиций противника, как отлетает назад немецкий пулемётчик, получивший в грудь очередь из Дегтяря, это Агафонов прорвался к самым окопам. Как в первой траншее немецких позиций вспыхивает скоротечная рукопашная схватка, мечутся фигурки бойцов его взвода и солдат противника. Как немцы пытаются отойти по траншее, но Агафонов выпускает длинную, на весь остаток диска, очередь вдоль траншеи и солдаты противника падают, устилая путь бойцов его взвода трупами. Но видно, как они успевают выдернуть за поворот траншеи чьё–то безвольно висящее тело. Не оставаясь сторонним наблюдателем, Иван успел выпустить оставшиеся шесть патронов, зафиксировав по крайней мере четыре попадания. Перевернулся на бок, меняя магазин СВТ, и увидел, как передёрнув затвор своей винтовки, откинулась вбок Ольга. Взгляды их встретились и Иван почувствовал, как забурлила в венах кровь, спеша выбросить напряжение боя. Сколько они не отрываясь смотрели друг на друга не смог бы сказать ни он сам, ни его напарница. Когда Иван, переборов наваждение, смог посмотреть в сторону немецких траншей – бой клубился выбросами пыли от разрывов гранат где–то далеко в глуби улиц, бывших совсем недавно тылом немецких позиций. Никаких целей в переделах видимости не было. Иван понял, что пора менять позицию. Он перекатился к пролому, который позволил им не так давно забраться наверх, скользнул вниз. Оказавшись на груде кирпича, раскинул руки и поймал свою напарницу, соскочившую с чердака. Ольга с размаху ударилась об его грудь, ткнулась губами ему в лоб, откинулась назад. Иван увидел в нескольких сантиметрах от себя зелёные глаза, в которых на этот раз не было злости, а только растерянность и смущение.

– Отпусти! – Сказала Ольга, и Иван торопливо разжал руки, впрочем не слишком широко, давая почувствовать себе, как скользят по его гимнастёрке, выставленные вперёд, руки напарницы.

Оказавшись внизу, Ольга остановилась, попыталась оттолкнуться от широкой груди своего подчинённого, но вдруг поняла, что не может этого сделать. Она подняла взгляд. На неё смотрели голубые глаза, в которых читалось такое, что с трудом верилось. Вдруг захотелось прижаться к этому громадному телу, затеряться лицом в гимнастёрке и даже поплакать, чего Ольга не позволяла себе с далёкого уже тринадцатилетнего возраста.

Сколько они так простояли, до того как Ольга сумела оторваться, переборов себя, Иван просто не помнил.

– Там бой идёт, а мы тут! – Сказала Ольга, отрезвляя не столько своего напарника, сколько себя. – Боец Ковалёв вперёд.

Иван разжал руки, перекинул за спину висящую на руке СВТ и, оттолкнув за свою спину Ольгу, метнулся к пролому. Перебрасывая своё громадное тело, два метра без малого, от одного укрытия к другому, Иван перемещался к бывшим позициям немцев. Осторожничая сверх меры, он злился на себя, но всякая попытка проскочить всё пространство одним махом, натыкалась на мысль, что Ольга останется позади без прикрытия. И Иван ежесекундно оглядываясь назад, понимая, что позади его передвигается нечто большее, чем просто ещё один командир, пусть и другого пола, в конце концов не выдержал, схватил свою командиршу под руки и одним броском проскочил бывшую нейтралку.

Дождаться Курта Гюнтеру не удалось. Рвануло за стеной подвала, посыпалась со стен и сводов штукатурка. Вслед первому разрыву жахнул второй и началось. Гудела под ногами земля, ходили ходуном стены, непрерывно дребезжала оставленная на столе ложка. Гюнтер вжался в стену, радуясь тому, что никого нет рядом из подчинённых и не нужно прятать свой страх. Губы шептали что–то бессвязное, то ли молитву, то ли проклятья, а может и то, и другое одновременно. Гюнтеру ещё никогда не приходилось быть под артобстрелом такой мощности. Бесконечный, как казалось, грохот внезапно стих и Гюнтер каким–то краешком сознания начал осознавать, что удалось остаться живым и на этот раз. Внезапно огненной вспышкой голову разорвала мысль, что сейчас противник перейдёт в атаку.

Выскочив из подвала Гюнтер не узнал позиции своего батальона. Перепаханная снарядами улица и раньше представляла собой нагромождение строительного мусора. Теперь же даже привычные за долгие дни обороны развалины превратились по большей части в равнину битого кирпича, разбавленного кусками досок, балок, дверей и оконных рам. Но даже из этого безжизненного пейзажа коегде появлялись головы его солдат. Из–за поворота траншеи вывернулся Курт.

– Господин гауптман, вы не ранены?

Гюнтер только мотнул головой, пытаясь пересчитать своих солдат. Живых оказалось довольно много, по крайней мере он ожидал, что уцелеет намного меньше. Русские допустили ошибку, давая возможность окружённым приобрести опыт ведения боёв в таких условиях. Растерянность отходила куда–то на задворки сознания, вытесняясь мрачной решимостью умереть, но не пропустить врага. Гюнтер начал отдавать торопливые приказания. Большинство солдат торопливо побежали занимать передовые позиции. Парочку впавших в ступор пришлось подтолкнуть в спину стволом парабеллума. Рядом ругался Курт, помогая ему организовать оборону. Наконец всё пришло в движение, и Гюнтер занял своё место в цепочке солдат, спешащей по траншее к своим позициям.

Им почти удалось это сделать. Русские явственно показали, что у них другие планы на сегодняшний бой. Схватился за прострелянную голову, бежавший впереди всех пулемётчик Оттенхайм, начал неторопливо заваливаться вбок, скользя по стене траншеи. Замешательством в траншее мгновенно воспользовались русские снайперы, прореживая и без того довольно редкую цепь его солдат. Пока охрипшему Гюнтеру удалось уложить уцелевших на дно неглубокой траншеи, он потерял двоих убитыми и ещё пятеро получили разной степени тяжести ранения. От прострелянного уха у ефрейтора Шварцмана до пробитого пулей лёгкого у солдата из четвёртого взвода, фамилия которого вылетела у Гюнтера из головы, как он ни пытался её вспомнить.

Гюнтер тяжело дыша привалился к стенке траншеи, насыщенный дымом и пылью воздух рвал лёгкие, драл как наждаком горло. Кто–то из солдат кашлял. Гюнтер повернул голову и увидел, что кашляет, выбрасывая из горла куски уже свернувшейся крови, раненый в грудь Хендель, вспомнилось наконец–то имя солдата. «"Скоро умрёт"», – отметило сознание и Гюнтер торопливо отвернулся в сторону. Не хотелось утешать раненого, Гюнтер вообще не любил врать, даже в такой ситуации. Эта его привычка сыскала ему уважение подчинённых, но одновременно создала множество проблем в общении с начальством. Никакое начальство не любит правду, чтобы оно не говорило по этому поводу.

– Господин гауптман, русские кричат, но крик не приближается. – Оторвал его от раздумий Курт.

Гюнтер прислушался в доносящийся с той стороны шум. А Курт прав. Чёртовы снайперы. Так нужно посмотреть, что там происходит, но поднимать голову над бруствером просто страшно. В одинокую цель снайпер не промахнётся. Вот если бы… Да действительно это выход. Гюнтер отдал команду и все солдаты одновременно выглянули из окопа.

Этот манёвр стоил им ещё двоих, убитых в голову, снайперы у русских были выше всяких похвал. Но самое главное он увидел. В атаку никто не шёл! А это могло значить лишь то, что их выманили из укрытий, заставив поверить в атаку, и что сейчас русские нанесут ещё один налёт по его позициям. Гюнтер стал выкрикивать торопливые команды, спеша вернуть солдат обратно, но было поздно. Рванул рядом снаряд большого калибра и сознание Гюнтера медленно погасло.

В бывшей немецкой траншее сиротливо торчал задранным вверх стволом пулемёт. Иван, больше по привычке к такому оружию, чем необходимости, взял MG в руки и, обнаружив пропоротую осколком ствольную коробку, отбросил его в сторону. Ольга, выскользнув из–за его спины, поспешила вдоль траншеи, торопясь настигнуть передовую цепь батальона. Иван широкими шагами шёл за ней, внимательно оглядывая прилежащую местность, иногда реагируя на громкие звуки. Но каждый раз это были рушившиеся стены, каким–то чудом державшиеся до сих пор. Встречавшиеся на пути солдаты противника по большей части представляли собой, выглядывающие из под завалов кирпича руки и ноги. Пару раз попались не засыпанные тела, но в первых трупах Иван опознал результаты их собственной работы, а следующая группа осталась от очереди пулемёта Агафонова.

Догнать взвод удалось только через сотню метров, где траншея делала резкий поворот, давая возможность вражескому пулемётчику остановить противника. Ругался раненый в руку командир второго отделения сержант Иванов, хрипел что–то сорванным горлом взводный, но каждая попытка высунуться за поворот траншеи заканчивалась новой очередью. Желающих поймать в грудь порцию свинца не находилось. Иван осмотрел окрестности, но никакой возможности урезонить вражеский пулемёт не находилось. Не было и возможности докинуть гранату. Нужно было отходить и искать возможность обойти эту позицию. Лейтенант повернулся к своим бойцам, чтобы отдать команду на отход, когда из–за предыдущего поворота вывернулся боец с непонятной трубой в руках. Вслед ему показались ещё несколько человек, в том числе командир с петлицами старшего лейтенанта.