Гроза над Русью

Святослав и его сподвижники, воинствующие бояре и воеводы, отговаривали княгиню от бессмысленного, на их взгляд, шага.

— Романия не волк, то верно! — вещали они. — Романия — лисица, лукавая и коварная. Ромеи не ратуют с нами, то верно. Воюет с Русью ромейское злато, а кровь льет печенежская, а пуще того — козарская рука. Русские торговые гости с боем прорываются скрозь пороги Непры-реки, минуя печенежские станы. Многие костьми ложатся на том пути.

— А на восход торговый путь закрыли козары, поставили свои оружные вежи на Дону и Итиль-реке, берут дань тяжкую с многих славянских племен. По весне же оружаются вой хакановы на киевские пределы...

— Мечом надобно укоротить длинные руки Романии. Пожарам предать козарские вежи!..

— Силой ратной поставить на колени Козарию и сим в страхе держать и печенегов и ромеев! Тогда спокойно можно крепить Русь! Да и торг держать выгодней с поверженным ворогом, чем с нынешним...

Но миролюбивую позицию великой княгини поддерживали торговые люди и богатые бояре. У них скопился избыток товаров, до которых были охочи византийские, арабские и хазарские купцы. Печенеги же, дикие свирепые всадники-скотоводы, кочевавшие в одном дне пути от киевских пределов, ни с кем не торговали. Они с одинаковой легкостью жгли и грабили всех без разбора соседей. Кочевья восьми печенежских округов растеклись по обеим сторонам Днепра, являя собой великую угрозу и Руси, и Болгарии, и хазарам, и уграм, и... византийским владениям в Таврии.

От торговых нарочитых мужей русских слово держал тысяцкий Ядрей:

— Так ста, матушка княгиня, — начал он, — мы ведь тож не супротив поражения ворогов святой Руси. И меч в руках такожде можем держать. Только вот не всякая война прибыток дает, а гостьба — сие злато да серебро в казне княжецкой! Согласные мы, матушка княгиня наша, печенега надобно разгромить и согнать его станы с Гречника, ибо зла от него ох как много. Да как споймать степняка в бескрайнем Диком поле? Кабы самим, гоняючись, головы не потерять... А коли крепкий мир будет с ромеями, большая выгода станет Руси Романия — сторона богатая, в Царьграде добрый товар со всего света собирается. Нашей рухляди мягкой цена там завсегда стоит высокая. Такожде ромеи зело охочи до русской пашенички. Да и печенеги смирны, покамест мы с ромеями мир держим.

Обычно решительная в своих действиях Ольга внимательно оглядела спорящих и молвила назидательно:

— Добра яз хочу народу моему. Доколе жить нам в дымных избах да в дикости? Сказывали мне гости торговые, зело чуден Царьград. Все палаты там скрозь белокаменны, резьбой и златом изукрашены. Жены и боляре ромейские и даже смерды в шелка наряжаются... Окромя того, вой ромейские поражений не ведают. Железные дружины их победно ступают по землям сопредельным. Мыслю сама перенять обхождение царское, а вам, воеводам моим, не грех бы поучиться науке ратной. Тебе тоже, сын, надобно поглядеть, как водить полки — не все ж с толпами степняков рубиться, ан доведется встретить тебе силу и более грозную. Вот и пригодится наука.

Святослав, удерживаемый сыновьим почтением, старался смирить распаливший его гнев:

— Каковы полки у коварного ромея, не ведаю! Но вой русские не в пример крепше греков. Да и не станут они учить нас на свою голову! — И, прищурив глаза, он продолжал вкрадчиво: — Не припомню яз чего-то, матушка, штоб ромейские вой стояли под стенами киевскими. А щит русский — на вратах Царьграда! Ежели ромеи столь искусно полки свои водят, так чего ж бежали они при одном только виде славного воинства Олега Вещего?! Что до науки ратной, так дядька Асмуд, воеводы Слуд и Претич научили меня разуметь грамоту греческую, латынянскую да арабскую. Читаю яз о походах великого Александра, Ганнибала — царя египетского, славного румича Цезаря, перса Кира... Наука бранная не для подражания обозначена! Постигнув мыслью славные победы витязей древних, надобно умело применять их нынче. Не слепо, а измыслив миг, приемы ратные, оружие свое и ворога, сокрушать силу чуждую! — И, встав, закончил решительно: — Не поеду яз, матушка, в сторону ромейскую! Пустое это... Да и Киев-град нельзя оставлять сиротой. Степняк без княжьего догляда слабым его посчитает... А слабого да убогого всяк обидеть норовит!

— И то верно, — согласилась Ольга. — Што до приемов ратных, вам, витязям, лучше знать... Однако караван купецкий собрался уж подле Киев-града и струги мои справны для пути. Кто поименован мною, собирайтесь скоро в землю Греческую!

...Караван из сотни великокняжеских ладей собрался в дальний путь. Суетились слуги и хозяева в богатых теремах княжеских и боярских. Помимо родственниц и именитых жен киевских, Ольга взяла в посольство русских воевод Вуефаста, Претича, Слуда и Сфенкала; князей — Улеба, Владислава Волынского, Войка, племянника своего Игоря. Ко двору императора Константина собралась также супруга князя Святослава. Во главе охранной тысячи великокняжеских гридей стал воевода Роальд, сподвижник покойного Игоря.

Двадцать пятого дня месяца березозола русское посольство во главе огромного каравана купеческих судов двинулось вниз по Днепру, в далекую Романию.

Святослав стоял на городской стене, задумчиво глядя на расцвеченный парусами Днепр. Он думал о том, что мать его, правительница мудрая и хитрая, зря все же поехала в Царьград. Не верил князь льстивым речам ромейских послов. За свою недолгую жизнь он не раз убеждался в том, что греки не выполнили ни одного обещания, поощряемого добром, и выполнили все до единого, понуждаемые силой.

Любой мирный договор ромеи облачали в такую форму, по которой следовало, что руссы не должны воевать ни с хазарами, ни с печенегами.

Русь никогда не начинала войны первой. За набеги же, постоянно совершаемые то хазарами, то печенегами, ополчалась на обидчиков, и тогда полыхали огнем хазарские вежи и вороны тяжело взлетали, огрузнев от пиров в печенежской степи.

Всему свету жаловался тогда на обиды от Руси каган хазарский: в Большом константинопольском дворце целовали носки императорских туфель послы печенежские, просили заступы от истребления, золота и оружия для борьбы с руссами.

Подогреваемая правителями Византии, поселялась в сердцах горожан греческих ненависть к Руси. Звенели мечи и копья — в Царьграде и у пределов его ложились истерзанные русские купцы. Разграблялись их товары. Львиную долю добычи забирал эпарх [80] , а значит, сам император — надежда православных христиан. Те из русичей, кто оставался в живых и добирался до родных мест, докладывали великой княгине:

— Так, ста, матушка-княгиня, караван твой из пяти десятков лодий пожжен в гавани Царьградской. Разграбили ромеи с них триста локтей паволоки, тысячу кусков аксамита, пятьсот золотников жемчуга, на четыре тысячи гривен камней-самоцветов, а також рухлядь мягкую, што не успели мы обратить в товар. Помимо ж твоего горя да убытков, порублены все гости русские, товары их счетом не считанные, мерой не мерянные, забрал тиун царский. Позор чинят ромеи купецтву русскому, разорение и убыток великий. Помоги, о матушка-княгиня! —плакали чудом спасшиеся торговые люди.

80

 Эпарх (грен.) — градоначальник Константинополя.

Великая княгиня Киевская хмурилась, призывала воевод Свенельда и Претича, приказывала готовить ратные струги. И ранней весной на Понте Эвксинском [81] разлеталась весть: «Россы!!!», металась испуганным зайцем по побережью. Горели поселения и города греческие, лилась ромейская кровь, на берегах Великой Албании звенели цепи — наживались восточные купцы, полон стоил дешево, руссы продавали его тысячами. Вот уже ближние подступы к самому Константинополю окутывались дымом. Рыскали по следу вертких русских ладей византийские хеландии, оснащенные «греческим огнем», да разве догнать их! Руссы всегда появлялись «вдруг»!..

81

 Понт Эвксинский (грен.) — Черное Море.

А послы из Царьграда в то самое время стояли перед Ольгой, слезно моля ее остановить разбой. К ногам могущественной северной царицы складывались дары богатые, возвращен был и полностью покрыт убыток, заплачено за обиду по обычаю — двенадцать гривен золотом за человека. Послы утверждали, что виной всему необузданная городская чернь.

— Император уже казнил мятежников, более ста человек посажены на кол!.. Прикажи своим друнгариям [82] вернуться с миром в свои земли!

82

 Друнгарий (грен.) — здесь: начальник флота.