Гроза школьной столовки

– Думаешь прощения попросил и все? – шиплю, ощущая, как потрескивают влажные дрова в разгорающемся кострище. Пальцы сжимают край стола с такой силой, что кажется будто сейчас отломлю кусок. Все тело жжёт - на нас словно обращены все взгляды присутствующих в столовой, хотя уверена, что это не так.

– Нет, не думаю, - глухо отвечает, откидывая на спинку кресла, облизывая свои губы и закусывая нижнюю. – Однако чувств моих это не изменит.

– Будто есть мне дело до твоих чувств! – злость накатывает волнами все сильнее, пока сверлю взглядом Еремина. – Поговорить хотел? Поговорили! Теперь могу идти?

– Ты все равно не станешь меня слушать в таком состоянии, - усмехнулся он как-то горько, однако плевать хотела на его чувства. Раньше надо было, сейчас уже поздно Макс.

Поднимаюсь из-за стола, кивая Сорокиной, поднявшей на меня обеспокоенный взгляд и схватив рюкзак, бросаю на Макса взгляд. Эмоции перехлестывают через край, однако стараюсь держаться, не поддаваясь желаю подойти к нему ближе. Сглатываю, заставляя прийти себя в равновесие. Слезинки исчезают, оставляя после себя сухость в глазах и неприятное жжение, отчего тру осторожно глаза, дабы не размазать тушь.

 Грустная, но красивая.

– Удачи тебе, тыквеноголовый. Не налажай на соревнованиях, - кидаю напоследок, выбегая из столовой, едва не столкнувшись с кучкой запоздавших десятиклассников, спеша скорее покинуть чертово место. Бегу прямо наверх по лестнице, там на четвертом этаже можно будет привести себя в порядок в туалете, пока остальные ребята заняты уничтожением запасов школьных продуктов. Сорокина шлет какие-то сообщения, однако сейчас не готова общаться с кем-то. Минут пять мне покоя, снова буду в строю. Обещаю.

Достигла второго этажа, пробегая мимо темной ниши, где виднее дверь в нашу библиотеку. Жаль, там нельзя спрятаться. Потому что Валерий Арсеньевич уволился совсем недавно, решив вплотную заняться спасением животных. Теперь там только пыльные книги и остатки воспоминаний о небольшом веселом приключении. Возможно в следующем году кто-то займет его место. Пока эту роль исполняет Клавдия Анатольевна - периодически проверяя все ли хорошо, но в остальные дни библиотека закрыта, ведь по сути никому уже не нужны бумажные пыльные фолианты в век высоких технологий.

Меня резко дергает назад, едва успеваю вскрикнуть, оказавшись в той самой нише за какие-то секунды. Распущенные волосы упали на глаза, закрывая обзор, однако даже не видя, догадываюсь, у кого хватило смелости на подобную авантюру. Рюкзак падает из ослабевших рук, а знакомые губы накрывают мои, не давая шанса возмутится или закричать. Возможность только бить по широким плечам. Сминают мягкую ткань белой форменной рубашки с эмблемой школы на груди, да и то вскоре они просто ложатся в состоянии покоя без возможности врезать Еремину по лицу. Поцелуй болезненный, немного жесткий, отчего губам больно и сладко одновременно. Едва длинные пальцы зарываются в моих волосах, становится чуточку легче: касания нежнее, меня уже не вжимают в стену крепким телом, просто обнимают, передавая через поцелуй больше, чем словами.

– Ненавижу тебя, - выдыхаю сразу, едва Макс отодвигается с улыбкой, кладя ладонь мне шею, поглаживая большим пальцем щеку. – Слышал?

– Конечно, ты это уже шесть лет твердишь, – мурлычет точно кот, прикусывая мочку уха. Огонек никуда не делся, только он совсем иной. Вообще другого плана. – А я тебя столько же люблю.

С шумом втягиваю воздух в легкие, стараясь отогнать туман, подступающий со всех сторон. Мимо проходит шумная компания ребят, но в тени ниши на нас никто не обращает внимания. Если заору – это привлечет внимание. Вот только мне совсем не хочется этого делать. Опуская ресницы, чувствуя скольжение ладони по талии – меня все сильнее сжимают, словно боясь отпустить, оттого позволяю себе зарыться пальцами в его волосах, пока Макс дышит мне тяжело в шею. Бежал видать быстро.

– Смотри не помри тут, оказывать первую помощь не буду, - бурчу, ойкнув от болезненно укуса и тихого смеха, от которого мурашки по всему телу.

– Я же спортсмен, короткая пробежка мне полезна, - отзывается, прикасаясь губами к уголку моего рта.

– Тебя никто не прощал.

– Знаю.

– Это ничего не значит.

– Знаю.

– Что ты знаешь, идиот? – ворчу недовольно между короткими поцелуями, слыша грохот звонка над головой и скользя ладонями по груди парня. Школьники – толпа слонов, несущаяся на уроки. Галина Владимировна потом обязательно с нас спросит, где нас носило целый урок, но пока меня только тянут в сторону знакомой двери. Мелькнул небольшой серый ключ и замок с шумом издает щелчок. Едва успеваю подхватить с затертого линолеума свой рюкзак, когда меня тянут за собой в пахнущее пылью и старыми книгами помещение, закрывая за нами дверь.

– Знаю, что ты обязательно пойдешь со мной на свидание, если мы выиграем соревнования среди школ через пару недель, - знакомая полка с книгами, возле которой мы впервые по-настоящему поцеловались. Повторение – мать ученья. Из головы вылетают последние мрачные недели, заполоняя ее старыми воспоминаниями. Вот мы исследуем библиотеку, затем идем в подсобку, находя коробку из-под торта. Клавдия Анатольевна так хохотала, вспоминая уничтоженный торт и съеденные кексы. Учителя - те еще проказники, просто притворяются порой унылыми взрослыми, загруженными проблемами жизни.

Стираю ладонью слой пыли со стола Гринча, устраиваясь удобнее и нисколько не беспокоясь, что юбка испачкается.

– Кто тебе вообще сказал, что я пойду на ваши соревнования, неудачник? – интересуюсь, пока Еремин наматывает на палец длинную прядь моих волос, наклоняясь для очередного поцелуя.

– Спорим на десяток кексов – пойдешь, - хмыкает весело.

– Пфф, я больше не спорю на такие глупости. Класса с пятого, - надуваю щеки, дергая парня за галстук и прищуриваю глаза. – Вообще, Катенька пусть идет твоя. Тем более кощунством было оставлять кексы там в столовой. Никакого почтения к еде. В Африке, между прочим, дети голодают!

– А она не моя, - отзывается Еремин между поцелуями, стягивая этот дурацкий атрибут школьной формы. Темной змей галстук падает на грязный пол, боле никого из нас не раздражая. – И кексы ты сама есть отказалась. Не поймешь тебя, то будешь, то нет.

– Я – девушка. Ломаться у меня в крови, - возмущаюсь, отодвигаясь в сторону, заглядывая в серые глаза в полутьме библиотеки и замечая ухмылку.

– Отлично, значит по поводу соревнований тоже ломаешься…

– Фига с два, я…

– ... Смотри не опоздай, Гроза. Ты должна будешь увидеть мой триумф!

– Ха!

Домой возвращаюсь после внушительного наказа Галины Владимировны сдать доклад по пропущенной теме. Если честно, половину нотаций начисто пропустила мимо ушей – кому они вообще интересны? Снега все еще нет, парня пока тоже, чтобы провожал. От настойчивого навязывания Еремина отказалась сразу же. Никто ему ничего не прощал, пусть заработает обратно доверие, сорняк огородный. Зато вот Сорокина ржала, заявляя, что нисколько не сомневалась в том, что мы помиримся. Как, в общем-то, остальные ребята в классе, на географии косящие в нашу сторону взгляды с хитрым блеском в глазах. Олег даже пожелал быть свидетелем на свадьбе.