Гроздья гнева

— Здравствуй, — сказал старик, и по его лицу нельзя было судить, как он настроен — дружелюбно или нет.

— Здравствуйте, — сказал Том.

И молодой человек сказал:

— Здравствуй.

Капли воды у них на лицах медленно подсыхали. Они подошли к печке и стали греть над ней руки.

Женщина хлопотала по-прежнему и только на минутку оторвалась от своих дел — посадила ребенка и стянула косички шнурком на затылке, так что теперь они болтались у нее за спиной. Она поставила на большой ящик оловянные кружки и оловянные тарелки, к ним — вилки и ножи, выловила из густого жира ломтики грудинки и положила их на тарелку, где они стали похрустывать, загибаясь с краев. Потом она открыла ржавую дверцу духовки и вынула оттуда противень с пышными лепешками.

Учуяв запах лепешек, мужчины глубоко втянули ноздрями воздух. Молодой негромко охнул:

— O-ox!

Старик повернулся к Тому:

— Завтракал?

— Нет… Но мои вон там, в палатке. Спят еще. Очень устали.

— Тогда садись с нами. У нас, слава богу, еды много.

— Спасибо, — ответил Том. — Так вкусно пахнет, что трудно отказаться.

— Вкусно? — сказал молодой. — Ты когда-нибудь слыхал, чтобы так пахло? — Они подошли к ящику и сели около него.

— Работаешь здесь? — спросил молодой.

— Только собираюсь, — ответил Том. — Мы приехали ночью. Еще не успели оглядеться.

— А мы двенадцатый день на работе.

Женщина сказала:

— Даже новую одежду смогли купить. — Оба, и старик и молодой, посмотрели на свои жесткие синие куртки и улыбнулись чуть смущенно. Женщина поставила на ящик тарелку с грудинкой, румяные пышные лепешки, подливку к ним, кофейник и тоже присела на корточки. Ребенок все еще сосал грудь, спрятав голову под кофточку матери.

Они положили себе по куску, полили лепешки подливкой и бросили сахару в кофе.

Старик набил полон рот едой и жевал и глотал быстро, жадно.

— Ой, как вкусно! — пробормотал он и снова набил полон рот.

Молодой сказал:

— Мы уже двенадцатый день хорошо едим. Ни разу так не было, чтобы остаться без завтрака или без обеда. Работаем, получаем деньги и едим досыта. — Он снова чуть ли не с остервенением накинулся на еду. Потом все выпили горячий, как огонь, кофе, выплеснули гущу на землю и налили еще по кружке.

В утреннем свете появился теперь красноватый отблеск. Отец и сын кончили свой завтрак. Они смотрели на восток, лучи рассвета падали на их лица, в глазах отражались далекие горы и занимавшийся над ними рассвет. Они выплеснули кофейную гущу из кружек и встали.

— Пора, — сказал старик.

Молодой повернулся к Тому. — Слушай, — сказал он. Мы прокладываем трубы. Пойдем с нами, может, тебя тоже возьмут.

Том сказал.

— Очень вам благодарен. И за угощение тоже спасибо.

— Пожалуйста, — сказал старик. — Хочешь, пойдем, мы поможем тебе устроиться.

— Как не хотеть, — ответил Том. — Подождите минутку. Я своих предупрежу. — Он быстро зашагал к палатке Джоудов, нагнулся и заглянул внутрь. Там спали. Но вот под одним одеялом кто-то завозился. Руфь выползла из-под него, извиваясь, точно змея; волосы падали ей на лоб, платье было все перекрученное, жеваное. Она осторожно выбралась наружу и встала во весь рост. Ее серые глаза смотрели со сна спокойно и ясно, без озорства. Том отошел от палатки, поманив Руфь за собой, и остановился.

— Эх, как ты растешь! — сказал он, увидев ее перед собой.

Руфь смущенно посмотрела в сторону.

— Слушай, — сказал Том. — Сейчас никого не буди, а когда проснутся, скажи им, что я ушел — может, устроюсь на работу. Ма, скажешь, что я позавтракал тут у соседей. Поняла?

Руфь молча кивнула и снова отвернулась; глаза у нее были совсем ребячьи.

— Не вздумай их будить, — повторил Том. Он быстро зашагал назад к своим новым знакомцам. А Руфь с опаской подошла к санитарному корпусу и заглянула в открытую дверь.

Старик и молодой ждали Тома. Женщина вытащила из палатки матрац и усадила на него ребенка, а сама принялась мыть посуду.

Том сказал:

— Мне хотелось своих предупредить. Они еще спят. — Все трое зашагали между двумя рядами палаток.

Лагерь просыпался. У только что разведенных костров возились женщины, месили тесто на лепешки к завтраку, резали мясо. А мужчины похаживали около палаток и около машин. Небо теперь было розовое. У конторы высокий худой старик разравнивал землю граблями. Узкие бороздки получались у него прямые и глубокие.

— Ты что-то рано сегодня, папаша, — сказал ему молодой спутник Тома, проходя мимо.

— Да, да. За постой отрабатываю.

— Как бы не так! — сказал молодой человек. — Он напился в субботу, весь вечер пел песни у себя в палатке, и комиссия в наказание заставила его поработать. — Они шли по краю грунтовой дороги в тени ореховых деревьев. Над горами показался ободок солнца.

Том усмехнулся:

— Чудно! Я вместе с вами позавтракал, а как меня зовут, не сказал, и вы тоже не назвались. Я Том Джоуд.

Старик посмотрел на него и чуть улыбнулся.

— Ты в этих местах, наверно, совсем недавно?

— Да всего несколько дней.

— Так я и думал. Тут от этого отвыкаешь. Слишком много народу. У всех одно имя: эй, приятель. Ну, ладно, будем знакомы: меня зовут Тимоти Уоллес, а это мой сын Уилки.

— Очень приятно, — сказал Том. — А вы давно здесь?

— Девять месяцев, — ответил Уилки. — Мы сюда удрали от прошлогоднего наводнения. Ну и времечко было! Чуть с голоду не подохли. — Их башмаки громко постукивали по грунтовой дороге. Мимо прошел грузовик; он вез угрюмых, погруженных в свои мысли людей. Они держались за борта машины и не отрывали хмурых глаз от дороги.

— Эти работают на Газовую компанию, — сказал Тимоти. — Хорошо получают.

— Мы бы тоже могли доехать на нашем грузовике, — сказал Том.

— Нет, не стоит. — Тимоти нагнулся и поднял с земли зеленый грецкий орех. Он ковырнул его ногтем и метнул им в черного дрозда, сидевшего на проволочной изгороди. Дрозд вовремя вспорхнул, так что орех пролетел, не задев его, потом снова опустился на изгородь и почистил клювом блестящие черные перышки.

Том спросил:

— А разве у вас нет машины?

Оба Уоллеса промолчали, и, взглянув на них, Том понял, что его вопрос неприятен им.

Уилки сказал:

— Нам недалеко ходить — всего милю.

Тимоти сердито заговорил:

— Нет у нас машины. Продали. Пришлось продать. Сидели без хлеба. На работу тоже не могли устроиться. А тут каждую неделю приходят скупщики — смотрят, у кого есть машины. Увидят, что ты голодный, предлагают купить. А если ты вконец изголодался, они твою машину чуть не задаром получают. Вот так и с нами было. Продали за десять долларов. — Он сплюнул на дорогу.