Грозные чары. Полеты над землей (сборник)

– А Мэгги в «Маленьком доме»?

– Вы можете назвать ее женщиной?

– Ну… пожалуй, вы правы.

– Я прав в том, что вам нечего винить себя за Ширли. А что на очереди?

Я замялась.

– Вот так, да? – произнес он. – Что ж, бывает. Как мудро с вашей стороны временно все бросить и удрать на Корфу, пока можете! Помнится мне…

И он перешел к подробнейшему изложению ехидных и невероятно смешных историй, действующими лицами которых были один прославленный театральный агент тридцатых годов и нахальный молодой актер, в котором я без труда узнала самого сэра Джулиана Гейла. Когда он закончил и мы отсмеялись, я вдруг обнаружила, что сама делюсь кое-каким личным опытом, в котором никогда ничего смешного не находила – и даже не думала вообще кому-либо рассказывать. Теперь же, не знаю отчего, разговор об этом доставлял облегчение и даже удовольствие. Зубчатые тени Кастелло незаметно удлинялись, вытягиваясь по поросшим травой каменным плитам, а сэр Джулиан слушал, комментировал и задавал вопросы, словно «заманил» меня на эту террасу лишь затем, чтобы послушать жизнеописание посредственной молодой актрисы, которая в жизни не играла ничего, кроме вторых ролей.

Какой-то легкий звук вдруг остановил меня и заставил резко обернуться. Я напрочь забыла про Макса Гейла и не слышала, как он снова вышел из дома, но он был тут, сидел на балюстраде, откуда все было прекрасно слышно. И долго ли он уже так сидел, я не имела ни малейшего представления.

Только тогда я заметила, что уже начало смеркаться. Штраф был уплачен сполна, настало время уходить домой, но вряд ли я могла начать прощаться буквально через несколько секунд после того, как заметила присутствие Макса Гейла. Сперва надо было отдать дань приличиям.

Я обернулась к нему:

– А вы ездили утром полюбоваться шествием, мистер Гейл?

– Я? Да, я там был. Видел вас в городе. Вы заняли хорошее место?

– Я стояла на Эспланаде, возле самого угла Дворца.

– Все это… довольно трогательно, не находите?

– Очень. – Я улыбнулась. – Вы как музыкант должны были оценить оркестры.

Он засмеялся, и я сразу увидела в нем отражение его отца.

– Еще как. А когда все четыре играют разом, это и вправду нечто.

– Лейтмотив для твоей «Бури», Макс, – сказал ему отец. – «Этот остров полон звуков».

Макс усмехнулся:

– Пожалуй. Хотя даже я постеснялся бы воспроизвести иные из них.

Сэр Джулиан повернулся ко мне:

– Мой сын пишет музыку к киноверсии «Бури».

– В самом деле? Как замечательно! Сдается мне, вы приехали для этого в самое подходящее место. Поэтому вы и выбрали Корфу после того, как утопили вашу книгу в Стратфорде, сэр Джулиан?

– Не совсем так… скорее, игра случая. Я знаю этот остров вот уже тридцать лет, и у меня тут живут друзья. Но все-таки приятное совпадение, что Максу досталась эта работа, как раз когда мы обосновались здесь.

– Так вы действительно думаете, будто это остров Просперо?

– А почему бы нет? – ответил вопросом на вопрос Джулиан Гейл, а Макс добавил:

– Ну вот, началось.

Я удивленно взглянула на него:

– А что я такого сказала?

– Ничего. Решительно ничего. Но если вы предлагаете человеку объяснить теорию, которую он вынашивает уже столько недель, то должны приготовиться к лекции, и, судя по блеску в глазах моего отца, теперь вас уже ничего не спасет.

– Но мне бы так хотелось ее выслушать! Кроме того, ведь ваш отец способен при желании заставить даже телефонный справочник звучать как «Война и мир», а уж его личная теория о «Буре» должна быть и впрямь чем-то особенным. Не обращайте на него внимания, сэр Джулиан! Так почему вы считаете, что Корфу подходит на роль острова Просперо?

– Вы изумительная молодая леди, – сказал сэр Джулиан, – и если вам взбредет в голову вырвать мои розы с корнями и унести прочь, я пошлю Адони вам помочь. Нет, по зрелому размышлению, лучше пошлю Макса. Ему будет полезно немножко позаниматься настоящей работой, вместо того чтобы слоняться вокруг в этом лунатическом трансе, в котором, по-моему, живут все музыканты… Кто это сказал, что настоящий мудрец не тот, кто требует, чтобы что-то доказали перед тем, как он в это поверит, а тот, кто готов верить во что угодно, пока это не окажется неправдой?

– Не знаю, но на мой слух это звучит определением провидца или гения.

– Все розы, – с чувством заявил сэр Джулиан. – Слышишь, Макс? Моя теория касательно «Бури» – это теория провидца или гения.

– Само собой, – откликнулся сын.

Он все еще сидел на балюстраде, прислонившись к каменной вазе в углу.

Я украдкой изучала его лицо, ища сходство с отцом, но, кроме каких-то самых общих признаков и иногда случайного выражения, ничего не находила. Глаза – черные, а не серые и глубже посаженные, рот – прямее, все черты менее подвижны. Мне показалось, что в этом лице – в слабых черточках меж бровей, в форме губ – таится какая-то нервозность, а подчеркнутая невыразительность всего, что Гейл-младший говорил и делал, могла объясняться его старанием контролировать свои порывы или просто избежать подражания отцовскому обаянию. Там, где сэр Джулиан, по-видимому, чисто автоматически пускал в ход все свои чары, Макс свои отбрасывал. Мне показалось, что он даже стремится не нравиться, тогда как его отец, сознательно или бессознательно, обладал типично актерским желанием, чтобы его все любили.

– Собственно, у нас нет никаких строгих доказательств, – говорил тем временем сэр Джулиан, – которые связывали бы этот остров с островом из пьесы, во всяком случае – не больше, чем со Схерией [9] , островом Одиссея и Навсикаи. Но в обоих случаях существуют достаточно сильные традиционные точки зрения, а когда традиция сильна, разумно предположить, что ее хотя бы стоит исследовать.

– Шлиман и Троя, – пробормотал Макс.

– Именно, – согласился сэр Джулиан и вдруг улыбнулся мне, став очень похожим на сына. – Итак, будучи, подобно Шлиману, гением и провидцем и твердо вознамерившись верить, что Корфу и вправду просперовский остров, я принялся искать тому доказательства.

9

Схерия – в древнегреческой мифологии сказочный остров, последнее местопребывание Одиссея перед возвращением на родину.

– И нашли?

– Ну, не то чтобы «доказательства». Это слишком сильное слово. Но когда начинаешь вглядываться, находишь всевозможные заманчивые параллели. Начните с простейшего, с описаний природы острова, если вы можете его припомнить.

– По-моему, припоминаю, причем неплохо. Если не ошибаюсь, в этой пьесе ведь дано куда более детальное описание декораций, чем обычно встречаешь у Шекспира, да?

– Я бы сказал, более детальное, чем где-либо, кроме «Венеры и Адониса». Причем описание, которое можно вылущить из пьесы, вполне подходит к этому острову. Сосны, пашни, плодородие – не так-то много из средиземноморских островов по-настоящему плодородны, знаете ли, – пляжи и пещеры, лаймовые рощи около пещеры Просперо… – Он протянул руку, указывая на группку зелено-золотых деревьев, растущих на южном мысу бок о бок с соснами. – Вон, весь утес у виллы Мэннинга порос лаймом, а остров изъеден пещерами, точно соты. Можете возразить, что все это найдется на любом острове, но вот одного там нет – соляных копей, о которых говорит Калибан, помните?

– А здесь есть?

– Да, под Кориссией, на юге. Они существуют там уже много веков.

– А как насчет земляных орехов и лещины? Они тут растут?

– Лещина несомненно, и земляные орехи тоже, если он подразумевает английский сорт. А если он имеет в виду трюфели – а я в этом почти уверен, – то да, и они тоже.

– А мартышки? – спросила я неуверенно, словно задав вопрос сомнительного вкуса.

Сэр Джулиан отмел мартышек в сторону.

– Мимолетная забывчивость. Перепутал с Бермудами. Без сомнения, Ариэль много рассказывал о своих странствиях, и бедное чудище запуталось.

– Нельзя спорить с человеком, одержимым навязчивой идеей, – вмешался Макс. – Высмейте его, мисс Уоринг.

– Ни за что на свете! Если идея достойна того, чтобы ее придерживаться, то за нее стоит и сражаться! А как тогда насчет самого сюжета, сэр Джулиан? Взять хотя бы самое начало, кораблекрушение. Если корабль направлялся из Туниса в Неаполь, то не кажется ли вам, что Корфу далековат от курса…

– А-а, ну да, вы начинаете возражать против тех же вещей, что и в «Одиссее», где предполагается, что они догребли – заметьте, догребли – от Схерии до Эвбеи за одну ночь. Но на мой взгляд, тут нет никаких противоречий той версии, что Корфу – это Схерия. Это такая поэтическая правда, вроде ускорения, как в семи днях Творения. Предполагается, что им помогали боги. То же самое и с неаполитанским кораблем в «Буре». Был какой-то совершенно ужасный шторм, какая-то вполне историческая буря. Корабль сбился с курса и слепо блуждал в море много дней, пока его не выбросило на эти прибрежные скалы. Разве вы не видите то, что придает этой истории правдоподобие во всей ее маловероятности?