Грозовые Земли
Шрифт:
— Тогда, — обратился к Пашару юноша, — с твоего разрешения, советник, мне бы хотелось провести какое-то время на конюшнях, чтобы знать как ухаживать за кабо.
Мелета улыбнулась, поднимая бокал.
— Ты говоришь, как настоящий пастух, мальчик!
— Приятно слышать, — отозвался Гейл. — У меня на родине нет более достойной похвалы.
Женщина вспыхнула, но всем остальным, включая ее мужа, похоже, пришелся по душе ответ юного дикаря.
— Мои люди, — продолжил Пашар, — окажут тебе в этом деле любую помощь. Каждый достойный уважения человек должен уметь ухаживать за кабо.
После очередной перемены
После окончания обеда Пашар проводил своих гостей и каждого одарил ценным подарком. Затем он отвел Гейла в сторону.
— Я желал бы поговорить с тобой прежде, чем мы простимся. Ты славный юноша, Гейл, и поверь, я говорю это отнюдь не для того, чтобы польстить тебе.
— Я верю. Такому человеку, как ты, нет нужды льстить какому-то чужестранцу, у которого нет ни имени, ни богатства.
— Я рад, что ты сам это понимаешь. Сегодня утром ты спас мою дочь, и теперь я перед тобой в долгу. Однако, я ожидал увидеть обычного расчетливого провинциала, расплатиться с ним и забыть обо всей этой истории. Однако, познакомившись с тобой поближе, я увидел, что ты совсем иной человек. Еще больше я убедился в этом днем в конюшне. Ну, а вечером, когда ты на равных общался с людьми, которые могли ввергнуть в трепет даже куда более искушенных и знатных особ… Надеюсь, тебя не обижают мои слова…
— Я все понимаю, — заверил его Гейл.
— Особенно я оценил то, как ты держался с этой шлюхой Мелетой… Впрочем, речь не об этом. — За разговором они вышли на террасу. Стражи при виде своего господина взяли на караул. Кстати, я заметил, что ты до сих пор одеваешься так, как принято у тебя в племени. Возможно, кто-то и усмотрел бы в этом нарушение приличий, но я тебя понимаю.
— Я не желал никого оскорбить…
— Еще бы, — нетерпеливо перебил его Пашар, — речь не об этом. Я вижу, друг мой, что ты наделен недюжинными способностями, однако не рассчитывай, будто они помогут тебе возвыситься среди нас, Я уже говорил, что у меня есть личные причины, чтобы отправить тебя с экспедицией Шонга. Но самое главное из них — это чтобы ты как можно скорее покинул Касин. Тебя удивляют мои слова?
У Гейла словно отнялся язык, и он корил себя за столь недостойное замешательство, однако, Пашар, похоже, принял это как должное.
— Удивляться нечему. Я не сомневаюсь, что среди нас ты быстро добился бы успеха. Однако, твое падение оказалось бы столь же стремительным и неизбежным. Для того, чтобы удержаться наверху, мало отваги, ума и особых талантов. Прежде всего для этого требуется житейский опыт, которого ты напрочь лишен. Множество даровитых юношей сгубила столица… Опыта ты наберешься в экспедиции Шонга. А вот тогда вернешься уже зрелым мужчиной. Если уцелеешь, разумеется. Однако, я верю в тебя, и верю в то, что после возвращения тебя ждет истинный успех.
Гейл так и не нашел слов для ответа. Похоже, правитель был искренен с ним, и он прав: Гейл был напрочь лишен опыта жизни в цивилизованном обществе. В смятенных чувствах попрощавшись с Пашаром,
он отправился в отведенные ему покои.Богатый событиями день, наконец, подошел к концу, но оказалось, что это не так. У дверей комнаты его встретила рабыня, которую он не видел раньше. Кажется, она принадлежала к тому же племени, что и девушка, игравшая на арфе.
— Госпожа Шаззад желает видеть тебя, — промолвила она.
Подобно всем рабам девушка не поднимала глаз, но Гейл все же заметил, что они серого цвета.
— Ты проводишь меня? — спросил он.
При одной мысли о том, что его ждет новая встреча с Шаззад, прежняя усталость мгновенно исчезла, сменившись яростным возбуждением. Тем не менее, Гейл напомнил себе о необходимости соблюдать осторожность.
Залы и коридоры дворца освещали факелы и масляные лампы. Поблизости стояли рабы, призванные следить за фитилями и маслом в светильниках. Благовония, курившиеся в небольших жаровнях, наполняли воздух томительным ароматом, который, к тому же, отпугивал ночных насекомых.
В комнате, куда привела его рабыня, горело не меньше дюжины свечей. Покои оказались раз в десять просторнее тех, что отвели самому Гейлу. Стены здесь были задрапированы роскошными тканями, а на полу во множестве лежали мягкие подушки.
Внезапно внимание юноши привлекло странное изваяние величиной в четверть человеческого роста. Он пригляделся повнимательнее и увидел, что здесь изображены мужчина и женщина, слившиеся в тесном объятии. Их лица были искажены страстью, но, возможно, и болью.
— Это бог Полумва и богиня Риони создают мир, — раздался голос из-за спины. Гейл обернулся и обнаружил в дверях комнаты Шаззад. Сейчас на ней было платье из столь тонкой ткани, что, казалось, не плотнее туманной дымки, просвеченной огоньками свечей. — Как видишь, боги в этом мало чем отличаются от простых смертных.
— Не уверен, — протянул Гейл, вновь взглянув на статую. — Боги кажутся мне куда более гибкими, чем обычные люди.
— О, нет, — засмеялась Шаззад. — Многие последователи культа Полумвы и Риони используют эту позу, хотя она и правда требует долгих предварительных упражнений. Чаще всего их выполняют не парами, а целой группой.
— Мне почему-то казалось, что ты — жрица бога грозы…
— Это лишь поскольку мой отец занимает в обществе высокое положение. — Женщина подошла ближе. Теперь Гейлу были видны темные пятна сосков и лоно сквозь полупрозрачные одеяние. Это зрелище показалось ему невероятно возбуждающим, — на что, должно быть, и рассчитывала женщина. — Будучи одной из знатных дам, которым дозволено появляться на людях, я являюсь разом жрицей многих культов.
— К примеру, вот этого? — поинтересовался Гейл, указывая на изваяние.
— Увы, нет. Эта секта запрещена почти повсеместно. — Шаззад не скрывала досады. — Подобное совокупление — лишь один из самых простых и невинных ее обрядов.
— Мне говорили, — промолвил Гейл, — что существуют боги, которым запрещено поклоняться.
— О, да, их множество, — подтвердила Шаззад. — Большинству смертных недостает полета духа, чтобы вникнуть в сокровенные тайны. Но запретные вещи таят в себе особый соблазн. — В глазах у жрицы вспыхнул странный огонь.
— Однажды я преступил запрет, — возразил Гейл. — И мне еще повезло, что меня приговорили лишь к вечному изгнанию… А могли приговорить и к смерти.