ГРУ в Германии. Деятельность советской военной разведки до и во время объединения Германии
Шрифт:
Об этом происшествии узнали в ГРУ, и оно позже вызывало приступы смеха у всех сотрудников, не только из магдебургского разведпункта. Но в московском центре были твердо убеждены, что немцы тем самым специально хотели устроить провокацию против разведпункта как разведывательного органа.
Как уже говорилось, разведцентр в Магдебурге располагал четырьмя абонентными почтовыми ящиками. Три из них использовались как почтовые ящики для завербованных агентов и были арендованы на фальшивые имена. В четвертый почтовый ящик поступала зарубежная пресса, счета за телефон и т. д. Официально этот ящик был арендован на имя советского пресс — бюро. Ежедневное опустошение ящиков входило в мои обязанности. Почтовые ящики с номерами 166, 103 и 90 находились в здании главного почтамта Магдебурга (почтовый индекс 3010), а почтовый ящик 619 в почтовом отделение (индекс 3060). Каждый день я обходным путем добирался до почтовых ящиков, в которые в среднем трижды в неделю поступали письма от завербованных агентов. Эти прогулки по городу, чтобы вынуть письма, мне нравились, особенно когда время для этого было предусмотрено сразу после обеденного перерыва. Позже я узнал, что в самих письмах от источников только очень редко содержались разведывательные сведения. Как правило, в таких письмах в зашифрованном виде указывалось, что разведывательную информацию следует забрать по контактному адресу. Письма с настоящей разведывательной информацией забирал оперативный офицер с контактного
В этой главе я еще раз хотел бы вернуться к теме оплаты агентов и рассмотреть ее с несколько необычной точки зрения.
С того времени, как я прибыл в Магдебург, меня интересовало, насколько велики суммы, выплачиваемые оперативными офицерами своим агентам. В связи с этой темой я должен подчеркнуть, что по своей должности в разведпункте, который структурно входил в систему оперативной, а не стратегической разведки, я располагаю только информацией, касающейся оперативных агентурных сетей. Разница между оперативными и стратегическими агентурными сетями состояла в том, что оперативная сеть была лишь одной из составных частей общей агентурной сети ГРУ, действовавшей на территории ГДР/ФРГ. [7]
7
Так в Федеративную Республику Германию просачивалась стратегическая агентурная сеть ГРУ; из нескольких нелегальных резидентур? = разведчиков — нелегалов и агентурных групп; из пяти «маскирующих» резидентур прикрытия — в Кёльне и Бонне, а также в трех советских военных миссиях в бывших британской, американской и французской оккупационных зонах. Кроме того, она еще прикрывалась оперативной агентурной сетью ГРУ (в этой главе как раз рассказывается о представителях этой агентурной сети), из работающих абсолютно независимо друг от друга сетей разведывательного управления Балтийского флота и разведывательных частей и подразделений ЗГВ и Северной и Центральной групп войск, а также Белорусского военного округа (разведывательная деятельность в Белорусском военном округе до сегодняшнего дня ведется разведуправлением в Минске). Таким образом, Федеративная республика была целью не меньше чем пяти разведывательных центров, от 15 до 18 разведывательных пунктов, а также разведывательных баз войск спецназа. Все это были «только» части и подразделения ГРУ. КГБ тоже располагал несколькими нелегальными резидентурами и группами агентов, а также — в Бонне и Кёльне — двумя резидентурами прикрытия. (Viktor Suworow, GRU — Die Speerspitze, S. 119)
Суммы, выплачиваемые представителям агентурной сети, лишь изредка соответствовали распространенным представлениям о том, что, какой бы ни была информация, но если уж дело касалось разведки, то в ней фигурировали четырех-, пяти-, даже шестизначные цифры. Я рассказываю, прежде всего, не об источниках, располагавших исключительно важной информацией, а о тех, которые поставляли текущую информацию о ежедневной деятельности потенциального противника, потому что к этой категории относилось подавляющее большинство агентов. Если честно, то я сам был в шоке, когда узнал о смешных суммах вознаграждения. Например, в ряде случаев средний размер «гонорара» не превышал пятидесяти западногерманских марок. Очень редко сумма достигала трехсот марок, что уже считалось очень много. Чтобы получить сумму в тысячу западногерманских марок, нужно было представить действительно очень хороший результат. Во время моей службы в Магдебурге деятельность оперативных разведывательных органов ориентировалась официально на вербовку дешевых источников. Так, некий полковник Толмачев, начальник второго отдела разведывательного управления в Вюнсдорфе, приводил в пример вербовку одного инженера на предприятии на севере тогдашней ФРГ, выполнявшего заказы для Бундесвера. (Второй отдел разведуправления или отдел агентурной разведки вербовал агентов и давал им задания на добывание секретных материалов, интересовавших штаб Западной группы войск. При этом они ограничивались той территорией федеральных земель, где в случае войны должна была действовать данная группа войск.)
По словам Толмачева этот инженер за пару тысяч марок в год поставлял первоклассные сведения военно — научного характера. Когда я, лично для себя, стал разбираться с этими фактами и узнал, что вышеназванная сумма в большинстве случаев и выплачивалась как базовая, меня весьма заинтересовал вопрос, какие мотивы могли двигать гражданином ГДР и особенно гражданином ФРГ, чтобы стать агентов. Я совсем не хочу читать мораль. Я воспринимаю разведывательную работу как такой вид деятельности, который ведется в интересах данного государства, вне зависимости от того, какой в этом государстве общественно — политический строй. Потому я совсем не понимаю, почему сегодня в Германии так усиленно раздувают все случаи разоблачения бывших агентов или негласных сотрудников секретных служб бывшей ГДР. С теоретической точки зрения нет ничего ненормального в том, что ГДР, если абстрагироваться от коммунистического тоталитарного режима, как суверенное государство занималась шпионажем против другого государства, в данном случае — ФРГ. Интересным вопросом в этой связи оставался для меня вопрос о внутренней мотивации, из-за которой тот или иной гражданин становился агентом. Я могу только представить, что сейчас найдется лишь очень мало людей, кто занимался бы подобной деятельностью исключительно из веры в какую-то идею. Я сомневаюсь и в возможности того, что кто-то всерьез мог бы рассматривать вышеназванные суммы как средство для улучшения своего благосостояния и, исходя из этого, шел бы на риск попасть за шпионаж под суд и в тюрьму. Напомню еще раз, что речь тут идет не о суперагентах, а о большинстве источников оперативной агентурной сети, как правило, очень далеких от получения секретов особо важного характера. Вывод, который я сделал по поводу мотивации деятельности большинства представителей оперативной агентурной сети, состоял в том, что в большинстве случаев к таким мотивам относились страх или тяга к приключениям. Проиллюстрирую эти слова несколькими примерами, чтобы показать, какими коварными методами людей впутывали в агентурную деятельность. В этой связи я вспоминаю один случай, о котором мне рассказал подполковник Кушнерев, который после своего вынужденного перевода в мае 1990 года из Магдебурга занял должность во втором отделе разведуправления.
При вербовке одного кандидата в агенты Кушнерев выбрал метод так называемого постепенного сближения. [8] Речь шла о восточном немце, который мог регулярно ездить к своим родственникам в ФРГ. При знакомстве с кандидатом Кушнерев представился ученым — экологом. Потом он начал расспрашивать кандидата о разных безобидных вещах и щедро платил ему за это. Кушнерев попросил своего кандидата описать ему ландшафт в окрестностях городка, который случайно находился поблизости от места жительства его родственников в ФРГ. Эту просьбу он мотивировал тем, что описание ландшафта в этой местности относится к сфере его работы эколога, но у него самого, увы, нет возможности ездить в Западную Германию. Фокус сработал, и кандидат принес не только несколько описаний ландшафта, но и карты этой местности. В ходе дальнейшей работы Кушнереву удалось
одолжить кандидату довольно большие суммы денег. Постепенно кандидат стал агентом, не догадываясь об этом. Когда он уже довольно глубоко завяз, Кушнерев стал жестким и открыто рассказал кандидату правду. Ему объявили, что он впутался в шпионские дела, и для него уже нет пути назад. Со временем задания становились все сложнее, а оплата все меньше. [9]8
Существуют два основных метода вербовки: постепенное сближение и внезапное нападение. Внезапное нападение, или, как говорят в ГРУ, «любовь с первого взгляда», обладает рядом решающих преимуществ. В этом случае агента, как правило, вербуют еще во время первой встречи — но, естественно, только при условии, что за кандидатом до этого наблюдали месяцами. Такая операция позволяется только тогда, если подтверждено, что риск не слишком велик. В контакт с будущим агентом вступают только один раз, и его не приходится долго уговаривать, что случается при постепенном сближении, когда встречи, бывает, затягиваются на месяцы. При постепенном сближении, если знакомство укрепилось, оперативный офицер руководства заботится о том, чтобы следующие встречи были возможно более полезными и интересными для кандидата. (Viktor Suworow, GRU — Die Speerspitze, S. 88).
9
Теперь важно, чтобы будущий агент привык к тому, что его просят оказывать маленькие услуги, и чтобы он надежно выполнял просьбы своего советского партнера. Какие именно эти услуги, не играет никакой роли. При этом будущий агент питает свои иллюзии и не видит причин прекращать дружбу с такими интересными людьми. (Viktor Suworow, GRU — Die Speerspitze, S. 88).
По аналогичному образцу в 1989 году майор Мотинов завербовал другого агента, сестра которого была замужем за американским военным, служившим в районе Гиссена. Его тоже заманили в ловушку безобидными услугами.
Во всех этих и похожих случаях людей сначала заманивали в ловушку, а потом ловили на фактах, доказывающих их участие в шпионаже. Но проблема состояла в том, что сотрудничество при этом основывалось на страхе. И потому сразу после открытия границы ГДР и распада органов государственной власти ГДР именно агенты, завербованные путем постепенного сближения, первыми убежали на Запад. Так, из беседы с майором Мотиновым (на него взвалили часть вины за побег одного оперативного офицера разведпункта в Магдебурге и досрочно откомандировали в СССР) я узнал, что до 50 % источников магдебургской агентурной сети в июне 1990 года отказались от продолжения агентурной деятельности.
Нужно было присутствовать в магдебургском разведпункте в июне 1990 года, чтобы пережить ужасное напряжение и спешку, воцарившиеся в ходе консервации и сокращения значительной части агентурной сети. Уход нескольких агентов, их исчезновение в условиях, когда такие средства давления как МГБ, Народная полиция и др. прекратили свое существование, просто сводили оперативников с ума.
В июне 1990 года казалось, что мысли о вербовке новых кандидатов в агенты давно ушли в прошлое, и единственной целью было сохранить уже существующие, но распадающиеся сети, хотя бы в сокращенном виде. Почти одновременно с вынужденным уменьшением агентурных сетей началась ликвидация конспиративных квартир в районе Магдебурга. Одну такую квартиру на Херманн — Маттерн — Ринг в Бурге я несколько раз посещал вместе с майором Мотиновым, в сектор ответственности которого входил Бург. Хотя квартира размещалась в многоэтажном доме, у нее был отдельный вход, и она обеспечивала необходимое прикрытие, если в квартиру нужно было войти незаметно. Конспиративной квартирой мог также быть хорошо оснащенный подвал, чердак, гараж или складское помещение. В качестве конспиративных квартир ГРУ подыскивало только спокойные, незаметные помещения, которые подходили для того, чтобы незаметно спрятать там кого-то на несколько месяцев, проводить встречи и оперативные совещания, менять одежду изменять внешность, хранить похищенные материалы и фотографировать украденные документы. Таким образом, на протяжении лета 1990 года все конспиративные квартиры, за исключением одной, оборудованной в апреле 1990 года в районе Магдебург — Нойштадт, прекратили свое существование. Мне, к сожалению, неизвестно, используется ли и сейчас та единственная оставшаяся конспиративная квартира.
Глава 7. Момент: ноябрь 1991 года
Как стало мне известно в декабре 1991 года из официальных источников в аппарате органов власти ФРГ, разведпункт ГРУ в Магдебурге сменил свое месторасположение, и, вероятно, с декабря 1991 года дислоцируется на территории одной из советских воинских частей неподалеку от Потсдама. Несмотря на смену места дислокации, разведпункт ГРУ продолжает свою деятельность, как и прежде, в районе Магдебурга.
Как выглядит ситуация сегодня, в конце 1992 года, когда советские войска, вывод которых из Германии должен завершиться к 1993 году, все больше и больше отводятся к восточной границе бывшей ГДР, разведпунктам ГРУ приходится найти новую тактику, чтобы продолжать свою деятельность. Эту новую тактику интенсивно обсуждали еще летом 1990 года в разведуправлении в Вюнсдорфе.
По принципам новой тактики такие элементы всех разведпунктов ГРУ как управление и все отделы обеспечения должны быть размещены на территории советских воинских частей. Из офицеров оперативного состава создаются так называемые «мобильные разведывательные группы», имеющие свободный доступ ко всем воинским частям Советской армии и во все советские организации в зонах ответственности разведпунктов ГРУ на территории бывшей ГДР. В соответствии с новой тактикой «мобильные группы» будут большую часть времени заниматься разведывательной работой в своих зонах ответственности и время от времени через определенные интервалы возвращаться в места дислокации разведпунктов ГРУ, чтобы получать там новые задачи и докладывать о результатах своей работы.
Глава 8. Зарисовки из моих курсантских лет
Я могу даже сегодня вспомнить о встрече, которая в определенной степени определила мой жизненный путь. Это было зимой, когда мой родной город был погребен под снегом, и мороз достигал сорока градусов. Эта встреча, пожалуй, запомнилась мне еще и потому, что я тогда впервые познакомился с совсем другим миром в образе одного человека. К сожалению, я сегодня уже не могу вспомнить имени моего тогдашнего собеседника. Тогда, в начале 80–х годов, у него были каникулы, и он, после практики на Мадагаскаре, приехал домой навестить родителей. Он учился в Военном институте иностранных языков в Москве. Его манера говорить и легкость, с которой он описывал разные события, о которых я знал только из телевизора, способствовали тому, что у меня возникло твердое желание учиться в Военном институте иностранных языков, хотя я и представить себе не мог, что это означало для меня, провинциала из семьи, не располагавшей никакими связями.
Виктор Суворов, автор книги о ГРУ, так характеризовал Военный институт иностранных языков:
«Военный институт принадлежит к числу привилегированных учебных заведений для детей высших советских военачальников. Его статус был приравнен к статусу военной Академии, но кандидатов принимали по правилам, действующим в обычных высших военных училищах. Иначе говоря: отцу кандидата нужно было только посадить своего сына на эту первую ступеньку военной карьерной лестницы, а дальше лестница уже сама двигалась вверх.