Грубиян на одну ночь

Бросив взгляд на коридор, отмечаю, что Стрельцов не спит.

Пристроив к стене плечо и сложив на груди руки, терпеливо ждет своей очереди прямо напротив двери. Молчаливый, неподвижный и невозмутимый.

Цепкий блеск его глаз на секунду поглощает мое внимание, и я опять возвращаюсь к изучению его лица. Грубоватых, но не отталкивающих линий носа, губ, заросшего щетиной подбородка. Он рассматривает мое лицо в ответ, и у меня, кажется, тепловой удар, потому что отворачиваюсь я только тогда, когда мой оператор с возней и бормотаниями покидает коридор. Молча прикрыв за собой дверь, бесшумно ступаю по ковру и выхожу из коридора вслед за Матвеем, не потрудившись попрощаться.

Вернувшись в офис, сдаю материал монтажеру и даю ему парочку напутствий, после чего возвращаюсь на свое место в ожидании, пока он пришлет готовый материал.

Отдел пустой, потому что дышать здесь по-прежнему нечем.

Сбросив туфли, собираю волосы в пучок и втыкаю в него карандаш. Вношу в свой календарь мероприятие по случаю дня рождения Чернышова, прикидывая, что могла бы презентовать ему в качестве подарка.

– Как прошло?

Развернув стул, вижу Миллера.

Отсутствие галстука и закатанные до локтя рукава рубашки делают его притягательно-сексуальным. Расслаблено-успешным. Полная противоположность двадцатилетнему мудаку, которого я когда-то знала. И этот новый облик вызывает желание сравнивать. Сравнивать себе во вред, ведь там, за фасадом этой успешности, он все тот же. Мой первый мужчина и моя… единственная любовь.

В мой первый раз я орала и просила его достать из меня свой член, а он кончал и умолял меня потерпеть. А потом мы начали снова. Моя жизнь – полное дерьмо, если я опять и опять возвращаюсь в те дни как мазохистка.

Положив ладони в карманы брюк, он осматривает офис, а потом и меня.

Вместо того чтобы спросить, какого черта он сюда притащился, отвечаю:

– Отлично.

Помедлив, флегматично интересуется:

– Спишь с ним?

Запрокинув голову, смеюсь.

Кажется, этот смех назревал во мне давно. Еще с тех пор, как Дмитрий Миллер занял свой кабинет, заново вломившись в мою жизнь. Я знаю, что последние пять лет он жил далеко, а где именно никогда не интересовалась. Мне не нужны подробности его жизни, пусть оставит их себе.

Достав из волос карандаш, бросаю его на стол и надеваю туфли. Забросив в сумку телефон, вешаю ее на плечо и подхожу вплотную к этому гребаному мудрецу. Глядя в его умные и циничные глаза, просвещаю:

– В отличие от тебя, мне не нужно снимать трусы, чтобы добиться чего-то в жизни.

Желваки на его скулах дергаются. Красивые губы становятся тоньше.

– Метко, – говорит бесстрастно.

– Обращайся, – развернувшись, убираюсь подальше от него и от всего, что он с собой несет. – И передавай привет семье.

У него три дочери, и это, наверняка, не предел.

Сев в машину, втягиваю в себя воздух.

Его «БМВ» припаркована прямо у входа и, проезжая мимо, мысленно показываю ей средний палец.

Войдя в свою квартиру, чувствую знакомый запах краски и уксуса. Заглянув на кухню, качаю головой и отодвигаю балконную дверь.

– Моя маргаритка дома, – отзывается папа, точа канцелярским ножом карандаш.

Его седая шевелюра убрана со лба разноцветной банданой. Рабочие штаны и футболка заляпаны краской и выглядят авангардным взглядом на искусство. Осмотрев свой оккупированный балкон, вздыхаю.

Прижавшись виском к двери, бормочу:

– Как дела?

– Что-то будет, – кивает, становясь за мольберт.

– Слава богу, – цокаю я.

Творческий кризис приказал ему объявиться на моем пороге две недели назад. Где он был до этого, сказать трудно. Он слишком много перемещается, чтобы я успевала следить. К счастью, тяга к поискам приключений – это у нас несемейное. У него выставки по всей стране, и раз в год случается зарубежная. Я нашла для него зал, чтобы устроить выставку здесь, в городе, но пока выставлять нам нечего. Кажется, он назвал это “затмением внутреннего зрения”, но мы оба понимаем, что “затмение” нам не по карману. У него контракты, и сроки поджимают. Конечно, это не сравнится с временами, когда дела в нашей семье шли совсем туго, но даже тогда он сохранял оптимизм. В отличие от матери, которая потеряла в отца веру еще до моего окончания школы. Мой отчим был фрезеровщиком. Размен так себе, но тот, по крайней мере, получал зарплату каждый месяц, а не раз в полгода.

Что ж. Теперь его зарплата позволяет много чего, только распоряжаться деньгами он так и не научился. Яркий тому пример припаркован под моим балконом.

– Дашь взглянуть?

Пошевелив бровями, отец задумчиво чешет подбородок.

– Нет, – отвечает, загадочно улыбаясь.

– Замечательно, – фыркаю я.

– Покурим?

– Я бросила, – ухожу, расстегивая на ходу платье.

Глава 10

Глеб

– Доброе утро, – улыбается девчонка на кассе супермаркета, так комфортно возникшего на первом этаже моей многоэтажки.

Глазами стреляет и на ширинку мою поглядывает.

Симпатичная.

Правда зеленая совсем и блондинка.

У меня, как оказалось, теперь есть стойкие предпочтения, и они не про блондинок. Тридцать лет мои предпочтения были сильно нестабильными, но с кое-какими основными моментами, а теперь картина откристаллизовалась такая, что, блять, топором не вырубишь.

– Добрейшего, – выставляю на ленту банку растворимого кофе и упаковку сосисок.

На часах четыре тридцать утра. Я заканчивал свои обычные рабочие дни и в более глубокое утро, но сегодня на флирт совсем нет настроя. На этой неделе у меня стойкое неприятие секса с кем-то, кроме своего кулака. Как оказалось, фантазия у меня настолько бурная, что мне и партнерши не нужны, чтобы с кулаком дружить. Только одна, воображаемая.

Умеем, практикуем.

– В акции хотите поучаствовать? – слышу, собирая в пакет покупки.

– В удачу не верю, – прикладываю к терминалу карту.

– А во что верите? – хихикает девчонка.

– В девятимиллиметровый, – шучу, забирая свой пакет.

На юном лице легкое замешательство.

Бывает.

Отвернувшись, выхожу на улицу.

Влажный воздух забивает нос. Тишина вокруг такая, будто в вакууме. У города есть распорядок, и мой с ним никак не дружит.

Забравшись в машину, объезжаю дом и паркуюсь во дворе, чувствуя, что вырубает.

Добравшись до своей квартиры, набираю чайник, собираясь перекусить и завалиться спать. Забросив сосиски в микроволновку, отправляюсь в душ. В итоге голый падаю на разобранный диван, забив на завтрак.

– Блять… – хриплю, отдергивая от подушки голову и щурясь от солнца.

Стрельцов, твою мать, купи ты гребаные шторы!

На теле испарина от жары.

Сука.

Кондиционер в квартире тоже пригодился бы.

Перевернувшись на спину, нахожу в простынях телефон. В полупьяном сонном не адеквате вижу время – шесть утра, и входящий от своего полкана.

– Стрельцов, – накрываю рукой глаза.

– Что вы там за мордобой устроили?

– Препятствовали сопротивлению, – сиплю.

– Там палец сломанный, вы совсем дебилы?

– Никак нет.

То, что у меня рожа разбита, мало кого волнует.

– Там же малолетки почти. Одному девятнадцать вот-вот.

Дети. Таких детей я бы ему посоветовал за километр обходить.

– Подозреваемые совершили явку с повинной, – обозначаю результат.

Молчит, многозначительно пыхтя в трубку.