Грубиян. Табу на невесту отца

– Что ты… – я едва дышу, когда он опускает одно колено на кровать и встаёт надо мной, позволяя мне снова облизать его поджарое и татуированное тело взглядом, что цепляется за щупальца черепа-осьминога, одно из которых тянется вниз, прямо к греховным косым мышцам живота. Я закусываю губы и, подтянув простыню еще выше, сжимаю бедра от чувственного покалывания между ног.

– Не прячься от меня, Монашка, я хочу видеть твои маленькие сиськи, когда буду есть тебя, – он хватает край простыни и одним движением срывает ее, отбрасывая в сторону и оставляя меня полностью обнаженной. Писк застревает в горле. Я не могу дышать, пытаясь прикрыть себя руками, и сейчас особенно жалею, что убрала длину волос…

Все происходит как в тумане, блондин становится на колени и нависает надо мной, а я машинально кладу ладони на его грудь, вот только вместо того, чтобы оттолкнуть, наслаждаюсь твердостью молодого тела. И он понимает это, демонстрируя мне свою легкую фирменную ухмылку подонка.

Я тут же одергиваю руки и собираюсь прикрыть свою грудь, едва ли не теряя сознание от всей абсурдности ситуации, но совершаю ошибку, а в следующее мгновение он грубо дергает меня за лодыжки, слишком быстро укладывая на спину, и уже раздвигает мои ноги своими крепкими бедрами. Черт, черт, черт… Дыхание учащается, а пульс отчаянно долбит где-то в горле.

Секунда, и горячие губы касаются моего уха, а следом по коже прокатывается вибрация его хриплого голоса:

– Я сказал, что хочу видеть твои гребаные сиськи, пока буду поедать твою киску.

14.1

Это сумасшествие какое-то и ему нет конца! Зубы блондина впиваются в мое напряженное горло, и у меня перехватывает дыхание. Мне нужно бежать от него. Бежать как можно дальше! Боже, как бы мне хотелось отыскать в себе силы на этот подвиг!

Но где их взять, когда этот проклятый парень продолжает доминировать надо мной, оставляя сладкие укусы на моей шее, ключице, когда царапает зубами обе груди, по очередности прикусывая мои изнывающие соски, а после начинает их сосать, облизывать и скручивать пальцами, словно обезумевший. Будто мои маленькие сиськи становятся для него аморальной зависимостью. Как и он моей…

Я даже не понимаю, в какой момент зарываюсь дрожащими пальцами в его густые волосы и притягиваю ближе, ощущая горячий смешок между грудей, после которого он начинает вести языком вниз, прикусывая чуть ниже пупка, и я дергаюсь, испуская жалостливый звук. Блондин глухо усмехается и повторяет свой трюк, одновременно устраиваясь между моих ног, в то время как я пытаюсь сжать бедра, беспомощно ударяясь затылком о подушку.

– Монашка, если ты пытаешься остановить меня, тебе следует выбрать другую тактику, – чувственное предупреждение разбивается о разгоряченную кожу внизу живота, и я, едва ли не хныча от отчаяния, сильнее тяну его за волосы вверх, вот только в ответ получаю лишь гортанный дразнящий смешок. – Ох милая, и снова не верно, этим ты чертовски заводишь меня.

Издаю стон, а затем прикусываю губу и бросаю злобный взгляд на нахала, голову которого я пытаюсь остановить, но он действует неумолимо, как хищник, продолжая добираться до своей цели, нежно покусывая и сжимая широченными ладонями мои дрожащие ребра.

– Будь хорошей девочкой, – хрипит он и как ни в чем не бывало скользит губами по внутренней части моего бедра, вынуждая меня задрожать под его натиском. – Раздвинь сладкие ножки.

Они уже раздвинуты! Тобой!

Неловкость борется с возбуждением, уже практически вырывающимся на финишную прямую, пока он облизывает мою чувствительную кожу, смотря на меня снизу вверх. Еще немного, и моя стыдливость сгорит в огне, и это происходит, когда он снова кусает мою кожу, и я теряю бдительность, позволяя ногам разъехаться в стороны.

Жалкое ничтожное мгновение, и я больше не принадлежу себе и тем более чему-то разумному.

Я даже не злюсь на его самодовольную ухмылку, видя, как он облизывается, словно мартовский кот перед мешком валерьянки, а в следующую секунду его язык накрывает мой клитор и вдавливает его, вынуждая меня выгнуть спину и раскрыть рот в немом крике. Окончательно потеряв контроль, я хватаюсь за простыни и сжимаю их так, будто боюсь упасть в пропасть.

Черт бы побрал этого мартовского кота!

– Ты сводишь меня с ума, Монашка, – рычит блондин, и его прерывистое дыхание разбивается горячей волной о чувствительный бугорок. Секунда, и его рот начинает господствовать надо мной самым греховным образом. – Такая чертовски вкусная… – выдыхает и останавливается, чтобы подразнить и посмотреть на меня. – И сладкая, как Баунти, – хрипит с ленивой ухмылкой на влажных губах, прежде чем легким касанием языка щелкает по комочку нервов, и… О, Боже! Он повторяет это движение языком, и мои глаза закатываются, а из вздымающейся груди вырывается протяжный стон. Еще мгновение, и я теряюсь в ощущениях, взорвавшихся внизу живота в тот момент, когда его язык проскальзывает в меня и начинает трахать в буквальном смысле этого слова. Блондин обрушивает на мое тело все свое безумие, сжимая сильными пальцами бедра и толкая навстречу своему жестокому рту.

Происходящее кажется слишком восхитительным. Безумным и до абсурда неправильным.

Дрожа на краю огненной пропасти удовольствия, я поднимаюсь на локти и закусываю нижнюю губу, чтобы не застонать от того, что вижу, с каким наслаждением этот нахал скользит языком по моему клитору. Глядя на меня из-под ресниц, он ухмыляется и повторяет это движения, на этот раз нарочно щелкая штангой по самому интимному месту и заставляя вильнуть бедрами, которые сейчас находятся в его жесткой хватке. Но я снова извиваюсь, пытаясь найти гребаное облегчение. Напряжение настолько сильно сковывает мои внутренности, что я чувствую боль. Но она другая, вызванная моей дикой жаждой разрядки. Из-за нее я становлюсь бесстыдной. И отчаянно хочу кончить. Нет. Мне это дико необходимо. Он делает меня такой, превращая в такую же, как он сам, извращённую дикарку. Сметая все бесстыдство. Доводя до отчаяния и мучая: то мягко скользя по складкам, то грубо проникая в меня, то всасывая дрожащий клитор, то покусывая его. Боже… Дыхание становится частым и прерывистым. Я на грани. Опасной и пугающей.

– Милки… – срывается с моих губ, потому что я, черт возьми не знаю его имени, и я не знаю, о чем мне его попросить. Остановиться? Или умолять, чтобы он заставил меня кончить?

Хрипловатый смех блондина вибрирует между моих ног, когда тот останавливается, и я с гулким рычанием падаю затылком на подушку. Ниточка, ведущая меня к оргазму, исчезает, обрывается, и напряжение, подобно тугой пружинке, с удвоенной силой скручивается внизу моего живота.

Только за это я собираюсь убить его!

– Милки? – самодовольным тоном провоцирует мерзавец. – Такое прозвище ты мне дала? – кончик его языка едва касается звенящего от возбуждения клитора, и я сжимаю в кулаках простынь.

– Просто дай мне кончить! – цежу сквозь сжатые зубы.

– Ты грубиянка, милая, – усмехается и дует на мою влажную киску, вынуждая меня сдавить его голову бедрами.

– А ты подонок!

Снизу раздается укоризненное цоканье, и я чувствую, как он качает головой, после чего тепло между моих ног сменяется холодом. А в следующую секунду лицо с дразнящей ухмылкой уже нависает над моим лицом.

Тяжело дыша, я смотрю, как он, подобно испорченному мальчишке, ведёт языком с пирсингом от одного уголка губ к другому, слизывая мои соки, прежде чем приближается и кусает меня за подбородок, выбивая из легких судорожный вздох. Отстраняется и позволяет мне утонуть в порочной темноте его темно-синих глаз. Я пытаюсь что-то сказать, но получается лишь открывать и закрывать рот. Я слишком возбуждена. Сама не своя.

Парень усмехается и толкается своим обтянутым тканью шорт стояком между моих ног, на мгновение даря мне так необходимое трение. Мое мимолетное облегчения настолько очевидно, что вызывает у блондина низкий гортанный смех. Я готова взорваться даже от одного этого звука, его мрачный смех омывает мои напряжённые нервы, посылая по ним чувствительное покалывание, которое колючим шаром собирается в моем эпицентре удовольствия. Ощущения настолько невыносимые, что я тихонько хнычу.