Группа особого резерва

Он не смог собрать на Тувинца ни одного документа, даже фотографии, и понапрасну силился нарисовать его образ, что было для него несвойственно. Это объяснялось тем, что Тувинцев был первым человеком, который мог реально пролить свет на катастрофу «Ан-12». Ведь на карте стояло две судьбы: «Фирмы» и личная – ее руководителя.

Верестников по приезде в Саранск тотчас отправился в городскую прокуратуру. Его уже ждали: генерал Коротков подготовил для подчиненного почву. В комнате для допросов Верестников сел за стол, облокотившись о его поверхность.

– Меня ты хотел видеть? – предложил он предельно откровенный тон.

Пока Тувинец разминал предложенную сигарету, полковник, воспользовавшись паузой, и себе дал расслабиться – он много часов провел за рулем «БМВ».

Дорогой он призадумался о преемниках. И размышления свои здесь, в прокуратуре, продолжил с того, что реально представил своего первого ученика: белобрысого, с простоватым выражением на продолговатом лице. Он выкладывает перед ним то, чего никогда не скажет босс своему подчиненному, даже будет оберегать это как тайну. «Боссы всегда последовательны в своем самодурстве». Это была ключевая фраза, от которой он отталкивался, как акробат от прыжковой доски. Ему было легко рассуждать на эту тему – его начальник был самодуром, впрочем, как и все начальники. На его поведение невозможно было повлиять. Но пускай он трижды самодур, пускай ленивый, деятельный, любой другой, – он может служить примером хотя бы в том, что выбранная им раз и навсегда линия поведения – абсолютно верная.

В этом плане у Короткова был собственный проект. Алексей, при котором и завертелось это колесо, как никто другой знал, сколько усилий пришлось приложить Короткову, чтобы избежать сбоев в работе. Это и управление на всех этапах, включая низшие; это и проверка «всех составляющих». И на каждом этапе он встречал тот бред, который предоставляли ему подчиненные – в качестве оправдания, хотя он требовал только одного: доложить фактическую обстановку. И как тут не подивиться изобретательности людей, которые ищут и находят скрытые способы саботажа. Даже в такой отлаженной структуре, как «Фирма».

Генеральский стиль подхода к делу он считал авторитарным. Он мог представить на месте Короткова другого начальника, но не мог вообразить, как работает отдел во главе с другим, пусть даже мягким и демократичным. Как говорится, почувствуйте разницу. Но даже в этом случае Верестников не спешил приписывать генералу все «земные блага». Почему? Ответ был до некоторой степени философским: Алексей не был до конца уверен в том, что то, чего достиг Коротков, действительно его устраивает.

Что еще он мог сказать своему воображаемому ученику? Наверное, дать совет. И вот в каком стиле: «Ведь главное в том, что боссы не признают своих ошибок и не могут учиться на этих ошибках. Но ты-то можешь». Эти слова он адресовал себе, поскольку «белобрысый с простоватым выражением» ученик был его точной копией.

Алексей Верестников первым нарушил паузу:

– У тебя как минимум пара проблем. Одну из них решишь сам, с другой помогу я.

Тувинцев начал понимать, куда клонит молодой полковник, и спросил у него:

– Можно поговорить с вами без обиняков?

– Ага, – с насмешливой готовностью отозвался Верестников.

– Как я смогу решить свою проблему, если она сидит в прокуратуре?

– Своего подельника имеешь в виду?

– Ага.

– Я ознакомился с материалами дела. Не знаю, какую тактику выбрал твой друг, но он пока не назвал места захоронения трупов. В общем-то, дело на воде вилами писано. – Он выдержал паузу. – Расскажи-ка мне все про «бумажный самолет».

– А то вы не знаете…

– Расскажи, расскажи.

Тувинцев начал с того, что назвал фамилию Марковцева… Рассказ его со всеми подробностями занял полчаса и закончился вопросом, адресованным полковнику Верестникову:

– Вы ведь в роли чистильщика сюда приехали.

– Что правда, то правда, – ответил полковник. От него зависело, быть ли Тувинцу снова на свободе. Но и сам полковник был зависим от своего визави и дела, которое завертелось вокруг него. Другая его сторона заключалась в том, что на устранение проблемы у полковника не хватало сил. Лимит посвященных в операцию иссяк. Искать людей на стороне – занятие дурное. Его противник – бывший подполковник военной разведки, и данные, которыми обладал Верестников, заставили его призадуматься: будучи агентом ФСБ и на определенном этапе почувствовав опасность, исходящую от своих руководителей (его хотели убрать), Марк сделал простой, но очень эффективный ход – вернулся к родным пенатам и раскрыл планы профильного отдела ФСБ, напрямую задевавшие интересы Главного разведывательного управления.

– Он скользкий, как новорожденный.

– Что? – не понял Верестников.

– Я говорю про Марковцева. Знаете, если бы передо мной сидел ваш начальник, директор «Фирмы», я бы ему сделал предложение.

– И в чем бы оно заключалось?

– Предложение простое: проще купить Марковцева, обещав ему ту долю, которую он потерял. Главное, выйти на него и убедить в том, что свидетели двух ограблений, которые наложились друг на друга, невыгодны никому.

– А для себя ты какую долю попросил бы?

– Мне общего внимания было бы достаточно.

– Да, ты не дурак. Продолжай.

– Еще я сказал бы вашему шефу, что Марковцев сейчас в Азербайджане. Достать его трудно, почти невозможно. На контакт с ним можно вывести меня.

– Например, тебя, – акцентировал Верестников.

– Вот и я о том же.

– Предлагаешь себя в качестве инструмента?

– Я не мог не думать об этом.

Верестников артистично вздохнул:

– В твоем предложении много резону. Но я не директор «Фирмы». А шансов у тебя встретиться с ним столько же, как попасть под метеоритный дождь.

– Но вы доложили ему о моем телефонном звонке?

– Это само собой.

Верестников, закончив беседу с Тувинцем, зашел к следователю и, не теряя времени, указал на его ошибки. Ткнув большим пальцем себе за спину, имея в виду арестованного, он сказал:

– Если хочешь, я его адвокат. Трупы… – Он пощелкал пальцами, вспоминая. – Збруева, да?

– Злобина, – подсказал следователь.

– Трупы Злобина и его подруги нашли? Вам есть что предложить Тувинцеву? Письменные приколы припаси для товарищей по цеху – расскажешь в курилке.

– Мой шеф сейчас наверняка в курилке. Его первого я и приколю, можно?

– Валяй, – разрешил Верестников. Он был уверен, что после беседы с прокурором зеленый следователь сбавит обороты. И он не ошибся.

Тот вернулся от шефа более покладистым, нежели десять минут назад. Шеф не захотел встречаться с полковником ФСБ – именно так, потому что знал: такие люди со службы не увольняются, а несут свои пятиконечные кресты до самой могилы. Можно сказать и по-другому: служба их не отпускает. Но от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Прокурор говорил так горячо и вдохновенно, словно защищал столичного чекиста, арестованного в Мордовии. Он знал тему наполовину, что ли, но этого хватило, чтобы донести до подчиненного суть.

– Он назвал тебе отдел, в котором проходил службу?

– Да – параллельный.

– Так вот, знай: этот отдел обладает статусом департамента. Был создан под программу с идиотским названием «Сотрудничество с банками России». По сути своей – курьерская служба, которая ведет деликатные дела Лубянки, связанные с финансами. Бывало, что они распихивали конфискованные товары по торговым точкам, и так, чтобы ни одна копейка не пропала. Их чаще всего зовут офицерами – ни больше ни меньше. Они – тени при совершении сделок. Кто-то ставит подписи, а они обеспечивают доставку и сохранность денег и ценностей. Они такого повидали…