Грусть улыбается искренне
Шрифт:
— По друзьям, — моментально нашла девушка, что ответить.
Виктор на секунду замолчал. «Друзья» звучало достаточно убедительно, и он скинул с лица спесь. Но через пару мгновений сориентировался и махнул рукой.
— Они ко мне подтянутся.
— Все не подтянутся. Может, только самые близкие. Остальные останутся здесь. Ты даже не представляешь, сколько важных мелочей в одночасье исчезнет вместе с твоим отъездом. Сможешь ли ты жить там привычной жизнью? Ты? Нет. Будешь вспоминать мелкие, незначительные, самые обыкновенные детали, самые скучные дни из школьных будней и поймёшь, что это-то и было счастьем. Быть дома, где тепло.
— Думаю, в Сан-Франциско не холодно, — язвительно пропел мальчишка. —
— Остроумный ты мой, — Инга плотнее накрылась курткой. — Ты бы тоже сначала вылечился и школу хоть на тройки окончил, а после только глядел за океан. Уехать всегда успеется, было бы желание. Но уехать туда, где хорошо, на готовенькое — дело нехитрое. А вот сделать что-то для Говногонска, как ты выразился, сложнее в миллион раз. Лёгкие пути ищешь?
— Ой, та ну тебя с твоими нравоучениями, — взгляд парня от очередной морали потух, как уличные фонари перед рассветом.
— Совсем не нравоучения это, — спокойно проговорила Инга. — Говорю тебе, как есть, чтобы ты подумал хоть. Зря, что ли, судьба распорядилась так, что ты здесь родился? Там ты не сможешь ни радость испытывать в полной мере, ни тосковать как следует. Всё будет иначе, но не так, как требует твоя душа.
— Это ещё почему? — возмутился Витька, сдвинув брови.
— Потому, — прошептала девушка и мягко улыбнулась, взяв его за руку. — Пора по палатам, час ночи… Опять сверкает, гроза с новыми силам возвращается. Того и гляди громыхнёт, и Золушкин проснётся. Пойдём. Не забудь завтра ключи уборщице вернуть. И… И спокойной ночи, — она вылезла из шалаша и тихо, как пантера, спустилась на пол.
— Э-э! Подожди, мы не договорили. Что значит, я там не смогу жить нормально?! — спохватился сбитый с толку Витька, поспешно слезая со старой ржавой каталки. — Я космополитичный. Прижиться на новом месте — это не проблема для меня. Что такого моя душа там требует особенного? А?
— Спокойной ночи, — ещё раз отчётливо повторила девушка, подмигнув. Виктор обречённо вздохнул и, тихо возмущаясь себе под нос, побрёл следом за ней к двери.
Коридор мирно спал, убаюканный песнями грозовой ночи.
Виктор под утро плохо соображал. Сквозь шуршание дождя он в полудрёме распознал скрип открывающейся двери.
— Витька, разбойник ты такой! Вставай давай! К тебе дружки пришли, — сказал кто-то. Открыв один глаз, парень разглядел силуэт уборщицы.
— Ну и? — проскрипел он еле слышно.
— Они же своими воплями сейчас всех разбудят. Станислав Юрьевич ещё спит, а они заявились и кричат, что не уйдут, пока тебя не увидят. Бандюганы!
Парень попытался протереть глаза, но остатки сна с тяжёлых век уходить не торопились. За пределами одеяла и нагретой за ночь постельки ощущались пришедшие с дождями сырость и холод. Теперь в сером мрачном свете из окна потолок показался Витьке вдвое выше и мощнее. Люстра со старым пыльным плафоном болталась на нём ненужным маленьким довеском. На зеленоватых стенах, особенно возле окна, обозначились грязные подтеки.
Набравшись мужества, Виктор выскочил из-под одеяла и хотел было подбежать к батарее отопления, но, увы, его порыв опередила техничка.
— Не греет она совсем, одевайся лучшее быстрее!
Нужно было срочно напяливать все вещи, какие только у него имелись.
— Левой-правой, левой-правой, я волчище очень бравый! — скача по палате, запел он тихо под нос. Соблазнительно манила назад ещё не остывшая постель, но уборщица, сложив руки на груди, стояла в дверном проёме с видом самого что ни есть строгого наблюдателя.
«И чего она такая вредная сегодня?» — только подумал мальчишка, как в тумбочке среди вещей ему на глаза попалась связка ключей.
Он стукнул себя по лбу.— А-э-э! — промычал он нечленораздельно, с позором осмыслив, что до сих пор не удосужился выучить, как зовут санитарку. — Вы вчера ничего не теряли?
— Теряла! Ключи теряла! — женщина даже выпрямилась, с надеждой посмотрев на мальчишку.
— Вот, я ночью кой-куда шёл… Шёл-шёл и нашёл, — Витька протянул ей связку.
— Ой, радость-то какая! — санитарка едва не дрожащими руками приняла находку. — А мне сегодня пришлось идти к охранникам, просить запасные ключи, охранник раскричался, мол, как я могла! А я-то что? Я ж не специально. Спасибо, Витенька.
Скромно отмахнувшись, парень принялся надевать поверх спортивок ещё и джинсы, чтобы согреться. Осчастливленная и разом подобревшая техничка с довольной миной уплыла из палаты, и Виктор наконец почесал затылок, пытаясь понять, что вообще происходит с утра пораньше. Голова работала отвратительно. Ночью Витька плохо спал, допекаемый неразборчивыми снами. Сперва ему виделось, что он находится на океанском побережье в Сан-Франциско, причём всё вокруг кажется слишком маленьким, узким. Виктор сидит, свесив ноги на лавочке, и ему не даёт покоя совесть, напоминая, что он сбежал из больницы, ушёл от родителей. А пространство с каждой секундой становится всё уже и уже, даже машины начинают лопаться, люди убегать, спотыкаться, падать. Парень не знает, почему всё так происходит, зачем?! Вместе с остальными становится уже и он сам. В итоге душа, похожая на синий светящийся клубок, выскакивает из сужающегося тела и улетает вдаль.
Вспоминая отрывки сна, Виктор поёжился. Не стоило вчера ночью слишком много думать над словами Инги. Мало ли что может сказать эта странная девчонка, не всё же нужно принимать за истину. Хотя Витя давно уже подметил в ней некоторую особенность: она начинала что-то говорить, доказывать, заставляла парня входить в раж, спорить, думать, рассуждать, а потом резко, неожиданно прекращала беседу, меняла тему, уходила от ответа. Уходила, исчезала, а Витьке, только-только разогревшемуся для философских мыслей, приходилось переваривать информацию и различные эмоции наедине с собой. И это было не очень-то здорово! Навязчивые мысли приклеивались к сознанию, как на суперклей, и не отставали долгое время. Он думал-думал-думал, думал столько, сколько за последние годы не думал. Мысли путались, мешались, падали на глаза тяжёлыми гирями, убаюкивали, затихали на время, но вновь напоминали о себе в сновидениях.
Конечно, Виктор понимал, что Инга этого и хотела — заставить его думать. Ненавязчиво так, спокойно, она никогда ничего ему яро не доказывала, лишь наводила на мысль, а дальше он мучился сам. В целом, парень ненавидел, когда ему капают на мозги или пытаются переубедить в чём-то, но к девушке негатива, на удивление, не чувствовал. Скорее даже наоборот: иногда было интересно выслушать мнение, противоположное собственному.
Скрутившись почти как ёж, дрожа и стуча зубами, парень осмелился высунуть нос в коридор. Действительно, все, кроме уборщицы, ещё спали. Вдалеке где-то хлопали двери. А из кабинета главврача уже доносился сильный аромат крепкого кофе.
— Угораздило же этих, как бы помягче выразиться, припереться ни свет ни заря, — проскрипел сквозь зубы Виктор, плетясь к выходу. Из-за двери уже раздавался хитренький смешок Лёшика и неразборчивые слова Влада.
Едва только Виктор краем уха услыхал эти родные голоса, негодование забылось, улетело, и он прибавил шаг, расплываясь в улыбке.
Только парень отворил скрипучую дверь, друзья накинулись на него, как футболисты всей командой бросаются на забившего гол игрока.
— Болезный! — завопили они, дёргая его за уши, волосы, в шутку пиная в бока. — С тебя бутылка! Мы знаешь какие новости приволокли!