Грустное кино

– Врубаюсь, – сказал Б.

Поскольку доктор Вернер посоветовал дать Энджи выходной, решено было на следующее утро начать эпизод с Дэйвом и Дебби.

Свежая и цветущая Дебби Робертс уже не один год была любимой старшеклассницей всей Америки, ладной как кнопочка. Голливуда она достигла путем получения желанной короны «Мисс Американская Старшеклассница» и теперь была звездой телесериала «Соседка». Это идущее в прайм-тайм шоу – классика в традиции «Не тронь, а то пукну» – имело весьма солидный рейтинг среди пожилых телезрителей и в то же самое время, из-за идиотского закадрового смеха и нескончаемого содержания, не пользовалось успехом у людей моложе сорока. Подобно Анджеле Стерлинг, Дебби жаждала перемены имиджа. По иронии, однако, несмотря на ее широкую известность как девушки свободомыслящей, а в личной жизни – как «потаскушки extraordinaire»,за последние два года от Дебби в качестве «Барби» («Соседки») потребовалось выдать такое колоссальное число бессодержательно-прелестных выражений и мин, что ее замечания на предварительном обсуждении сценария с Борисом, Тони и Дэйвом приобрели оттенок любопытной несообразности.

– Боже мой! – воскликнула Дебби, удивленно, хотя и не без интереса, распахивая глаза – Вы хотите сказать, он действительно должен будет меня (она сглотнула) трахнуть? Дэйви?

– А что, большое дело, сеструха? – лениво протянул Дэйв. – Нам только придется уладить его с Трикс – она может чертовски взбелениться.

– С Трикс? Господи, а как насчет мамы?!

– Нет-нет, мы вот как сделаем, – объяснил Борис. – Мы скажем, что это были вставки – я имею в виду съемку настоящих любовных сцен. Мы скажем, что использовали там дублеров.

Дебби в очаровательной озадаченности перевела взгляд с Дэйва на Бориса.

– А мы не можем и правда так сделать?

Борис покачал головой.

– Дело в том, что это будет иметь иное качество – иной… эстетический тон. Все это покажется фальшивым.

– Кроме того, – добавил Тони, – с дублерами нельзя панорамировать – приходится всякий раз срезать.

– Врубаешься? – спросил у Дебби брат.

По-прежнему с широко распахнутыми глазами, девушка кивнула каждому из них по очереди, демонстрируя понимание.

– Думаю, да. И потом, у мамы все равно будут из-за этой вещи истерики… неважно, как мы это сделаем.

– Когда ты, Дебби, получишь за это Оскара, у твоей мамы точно никаких истерик не будет, – заверил ее Тони.

Девушка хлопнула в ладоши, затем схватила Дэйва за руку, лучась восторженной улыбкой.

– Ах, как это было бы колоссально!

Таким образом, к середине утра они уже снимали, как Дебби раздевается («Самое вкусное – в самом начале, а, Б.?» – вставил Тони) на переднем плане, тогда как на заднем плане ее брат сидел на корточках спиной к камере (и к Дебби), разжигая камин.

– Господи, у меня даже нижнее белье промокло, – прозвучала реплика, когда девушка разделась до белых трусиков и лифчика.

– Ну так снимай его, – отозвался Дэйв. – Ты же не хочешь заработать воспаление легких. – Протягивая руку себе за плечо, он язвительно добавил: – Не беспокойся, я не смотрю.

– Дурачок, – хихикнула Дебби и отдала Дэйву свои скудные причиндалы. Тот несколько секунд подержал их перед собой в вытянутых руках, рассматривая, – сперва лифчик (восхищенно при этом присвистнув), затем трусики. – Эй, а сквозь них огонь видать! Ха, могу спорить, они тебя как следует согревают!

– Ты ненормальный, – сказала девушка и снова рассмеялась, пока Дэйв располагал трусики и лифчик рядом с другой ееодеждой на каминном экране. Дебби тем временем закуталась в одно из одеял и присела рядом с ним у камина, наклоняясь и тряся распущенными волосами, чтобы просушить их.

– Теперь твоя очередь. – Дэйв поднялся и встал у нее за спиной, чтобы снять с себя всю одежду. Он вручал ей по одному предмету за раз, а Дебби, сунув руку за плечо, брала их и точно так же, как он, развешивала на другом конце каминного экрана.

– Ух ты, – прошептал Тони Борису еще до того, как Дебби сняла трусики. – У нее как пить дать одна их самых классных жоп в индустрии!

Борис кивнул, соглашаясь.

– И чудные сисечки.

– Идеальные сисечки, – согласился Тони. – Кто-нибудь из твоих знакомых ее ебал?

Борис, вглядываясь через видоискатель, равнодушно пробормотал:

– Ну да… думаю, один-двое… может, трое.

– И что они говорят?

– Классно.

– Не сомневаюсь, – отозвался Тони, не сводя с девушки глаз. – А они не говорили, что это было странно?

– Странно? – Борис пожал плечами. – Нет, – сказал он затем, по-прежнему поглощенный приставленным к глазу видоискателем. – Просто среднестатистическая… чудесная, влажная, плотная, жаркая, свежая, спортивная, юнаяамериканская пизда. Ха-ха-ха! Ну как, Тон, цепляет?

– Врубаюсь, – пробормотал Тон, завороженный образом. – Лучше не скажешь!

Пока Борис и Тон занимались таким невинным подтруниванием, зловещие события происходили в другом конце городка – в пентхаусе отеля «Империал», где находчивый Лис Леттерман председательствовал на эксклюзивном soir'ee cin'egraphiqueс аудиторией из двух человек, проецируя цветные слайды на экран в темной комнате. Раздобытые им слайды представляли собой отдельные кадры тридцатипятимиллиметровой кинопленки и были воровским образом вырезаны из рабочего варианта эпизода с Анджелой в «Ликах любви».

Аудитория состояла из С. Д. и Леса Харрисона, а слайды полностью соответствовали представлению Лиса. Они демонстрировали Анджелу во всех мыслимых положениях – на самом деле «позициях», – совершенно капитальным образом компрометирующих ее звездность.

Старый С. Д. открыто рыдал, тогда как реабилитированный Лес пытался разделить его горе. Слезы текли по обращенному вверх лицу Хрена Моржового, когда он одной рукой обнимал своего папашу, крепко сжимая его плечо, хныча и вздрагивая при этом в каком-то любопытном (возможно, объясняющемся недавней накачкой морфином) ритме. Выглядело все так, словно каждое пожатие папашиного плеча оказывалось инъекцией одобрения и безопасности в плечо Леса. Наконец старик все-таки отстранился, словно желая переживать наедине, – или, более вероятно, просто от раздражения.

В любом случае, когда свет загорелся, именно Лес, предчувствуя эмоциональный финал папаши и желая продлить совместное переживание, волевым усилием довел свое горе до крещендо. Снова залившись слезами, он слепо шарил в поисках отцовского плеча, словно, рыдая вместе, они сделались бы ближе друг другу… по крайней мере, в плане корпоративной структуры.

Однако у С. Д. это вызвало только смущение, которое заставило его мобилизовать внутренние силы – в стиле «железного человека».

– Возьми себя в руки, парень! – с укоризной произнес старик, одной рукой тряся сына за плечо, а другой вытирая слезы со своих щек. – Неужели ты и впрямь думаешь, что эта… что это мелкое ничтожество…хоть на йотуизменит балансовый отчет «Метрополитен Пикчерс»?! Через год? Или максимум через два? Со всем этим… – тут он запнулся, явно импровизируя, – этим… новым материалом, который уже на подходе – новые идеи, новый материал, новые лица… пойми, сынок, эпоха суперзвезд закончилась… сегодня экономика кинопроизводства уже просто не стыкуется с бюджетными отчислениями на заорбитные актерские гонорары. – С. Д. крепко ухватил сына за плечо, точно Юлий Цезарь – Брута. – Главное – это ответственность…наша ответственностьперед акционерами. –А затем, в нежно-отцовской манере, он дал ему свой носовой платок. – Вот, возьми, сынок, – мягко сказал старик.