Грузии сыны
Шрифт:
— Ага, ты, значит, считаешь, что я плохо справляюсь со станком? Не доверяешь мне? Эх, ты!
И Ладо ушел в соседнюю комнату. Здесь он опустился на тахту, решив, однако, не засыпать. Спать, когда близится час торжества, завоеванный с таким трудом?! «Нет, теперь не до сна», — думал он, но веки его сомкнулись сами собой.
Григола бодрствовал один в первой нелегальной типографии, где сегодня рождался первый номер нелегальной газеты.
Юноша подошел к машине. Ну вот, последний поворот колеса, и первый номер «Брдзолы» появился на свет. Григола остановился. Допустимо ли, чтобы при этом не присутствовал «отец» газеты, сам
Товарищи спали глубоким сном.
Григола слегка приоткрыл ставни и выглянул в окно.
Величественный рассвет вставал над Каспием, как бы приветствуя рождение «Брдзолы».
— Проснись, братец! Что с тобой? Вот разоспался! Вставай, говорю! — стал Григола трясти Сико за плечо.
— Что случилось? — воскликнул, очнувшись, Сико.
— Все готово! — ответил Григола.
— Неужели? — радостно спросил Сико и робко оглянулся на спящего Ладо. — Что же теперь делать? Не будить же его!
— Я дал ему слово, что разбужу, — сказал Григола.
Но разбудить Ладо он все-таки не решился и шепнул товарищу:
— Мы должны беречь его, иначе он погибнет. Три ночи сряду глаз не смыкал, все только нас уговаривал отдохнуть…
— Нас двое, неужто не справимся сами? Хватит с него писания статей и правки! А кроме того, где он только не бывает и чего только не делает! Да взять только одни прокламации и брошюры, которые он пишет! Какой у него светлый ум! Да много ли у нас таких, как он?
— И все-таки, — отозвался Григола, — слово я не могу нарушить.
Григола положил руку на плечо Ладо. Тот мгновенно раскрыл глаза.
— Готово! Тебя только ждем! — воскликнул Григола.
— Шутишь!
— Еще минута, и «Брдзола» появится на свет.
Ладо встал, пристально посмотрел на Сико.
— Запомни, Сико, этот день и час! На дворе, верно, еще мрак, какому и подобает быть в царстве самодержавия.
— Нет, уже светло, как на страницах «Брдзолы». Светает, — ответил Григола.
Друзья встали у станка. Григола поставил ногу на рычал, Сико повернул колесо, и машина загремела.
«Брдзола», как птица, взлетела с клекотом над железным станом машины.
Ладо подхватил эту диковинную птицу. Сико и Григола подошли к Ладо и взглянули с улыбкой на раскрытый номер газеты.
Ладо долго разглядывал ее страницы. Казалось, в его глазах отражался отсвет зари.
Ладо очнулся, оглянулся на стоящих рядом товарищей.
— Разве «Брдзола» не вашей кровью создана, друзья? — сказал Ладо, бережно кладя газету на стол. — Вы не щадили собственной жизни, чтобы она могла появиться на свет! — И Ладо с жаром расцеловал товарищей.
Затем он достал из ящика бутылку кахетинского.
— Где ты ее раздобыл, Ладо? — удивился Григола.
— Я припас её ко дню рождения «Брдзолы». Кахетинское вино напомнит нам о Грузии.
И Ладо наполнил вином три стакана.
— Возьмите, друзья! Выпьем за долголетие «Брдзолы»!
— Да здравствует святое дело, которому служит «Брдзола»!
Друзья чокнулись и осушили стаканы.
Потом Григола снова подошел к машине, и со станка полетели новые листы газеты.
Прогремели в небе трубы. Юг сбирается в поход! Лучезарным днем единым обернулся целый год…Ладо пел, поминутно взглядывая на все растущую кипу отпечатанных листов.
Видел я — отверзлось небо, страны выросли вдали, И деревья распускались, и сады кругом цвели. Видел я в очах любимой пробужденье всей земли!Ладо всецело отдался мыслям о своем любимом деле, он думал о смелости, самоотверженности, стойкости революционеров и пел.
Молодец с железным сердцем! Без брони ты в бой пошел, Ибо длань твоя — соколья, зорким взором ты — орел!..А со станка беспрерывно слетали листы «Брдзолы».
Ладо получил письмо от Надежды Константиновны Крупской. В нем говорилось о плане Владимира Ильича перепечатывать «Искру» в бакинской типографии. Ладо поддерживал эту ленинскую идею.
В октябре поступили первые матрицы «Искры», полученные из-за границы. Одновременно в типографии печатались прокламации и брошюры на русском, грузинском и армянском языках. Бакинскую типографию закавказские большевики назвали «Ниной», а Владимир Ильич писал Кецховели, что он является «отцом Нины».
Жандармерия получила сведения о существовании в Баку нелегальной типографии, и Ладо сообщил об этом Ленину. Владимир Ильич посоветовал ему с помощью самарского товарища Г. Кржижановского перевезти типографию в Самару. Но Ладо не нашел Г. Кржижановского в Самаре и был вынужден вернуться в Баку. В августе 1902 года все же удалось перенести типографию в другое помещение, но 2 сентября Ладо был схвачен полицией.
Бакинская партийная организация и рабочие нелегальной типографии были ошеломлены арестом Ладо. Они решили во что бы то ни стало устроить ему побег из тюрьмы. Этот слух дошел до бакинской жандармерии. Во избежание неприятностей Ладо перевезли в Тифлис и посадили в одиночную камеру Метехского замка. Однако это ему не помешало установить связь с товарищами, которые находились на свободе.
В этой же тюрьме находился Виктор Курнатовский. Отсюда они сообщали свое мнение о многих политических вопросах.
И в тюрьме Ладо остался таким же беспокойным, как на воле. Он и здесь организовал забастовку. Заключенные выломали двери камер и с криком «Долой самодержавие!» вырвались в коридор.
Ладо от имени заключенных потребовал от тюремной администрации запрещения физической расправы и разрешения на похороны убитых или умерших узников. Заключенные не возвращались в свои камеры, пока не добились обещания от администрации. Жандармской управление пришло в ярость и решило любой ценой избавиться от «буйного арестанта».
Ротмистр Рунич докладывал начальнику тифлисского жандармского управления: «Хорошо было бы избавиться от Кецховели. Следствием установлено серьезное значение его революционной деятельности.
В случае ссылки он постарается скрыться за границей и своими крайними взглядами в будущем причинит нам немало вреда».
Началось нескончаемое следствие. Полицейские читали протоколы и удивлялись необычайной смелости, уму и изворотливости этого человека.
Директор департамента полиции и его заместитель сидели, запершись в кабинете, и просматривали доклад о деятельности Кецховели. В особо примечательных местах директора начинал душить кашель.