Грязная жизнь
Шрифт:
— Что тебе нужно?
— Двое из твоих людей стоят у меня на пути. Конти и Никулин. Они должны исчезнуть.
Он втягивает воздух, шипя сквозь зубы. Мгновение смотрит растерянно, затем произносит:
— И что потом?
— Потом я вернусь домой.
Все просто.
— Итак, я отдаю тебе двух самых сильных игроков, теряю несколько крупных предприятий… — он приподнимает бровь, — и что получаю взамен?
Я сжимаю губы. Это сложный момент.
Я не хочу обманывать этого парня, поэтому говорю правду:
— Мне нечего тебе предложить.
Он пристально смотрит на меня, затем его губы подергиваются,
— У тебя ох*енное предложение, приятель.
Я сижу в полной тишине, обхватив рукой стакан виски, провожу большим пальцем по хрупкому хрусталю, прекрасно понимая, что только что выставил себя на посмешище. И это плохо. На самом деле, это хреново.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он снова заговаривает:
— Послушай, приятель, я женатый человек. И иногда это означает делать вещи, которые ты не хочешь делать ради своей жены. — Одним глотком он допивает виски и ставит стакан на стол перед собой, затем смотрит на меня. — Если бы Мэнди узнала, что ты приходил ко мне, и я тебе отказал, она бы оторвала мне яйца. — Он понимающе смотрит на меня. — А мне нравятся мои яйца, Фалько.
— Хорошо, — бормочу я, потому что что-то подсказывает, что ему что-то от меня нужно.
— Я помогу тебе, — говорит он, уверенно кивая. — Но… — делает паузу, — когда ты покончишь со всем этим, ты встретишься с Мэнди, проведешь с ней некоторое время и позволишь ей вывести тебя из себя. — Он встает, берет графин с виски, наполняет мой бокал, затем доливает в свой. — Ты будешь вести себя так, словно она — лучшее, что когда-либо появлялось в твоей жизни, потому что, черт возьми, так оно и есть. Ты будешь любить ее, как положено брату. Когда она будет звонить или писать, ты всегда будешь отвечать. Она обнимет тебя — ты обнимешь в ответ. Она поцелует тебя — ты охотно подставишь щеку, потому что это сделает ее счастливой, понял?
Хоть это крайне неприятно, но я счастлив знать, что о моей сестре хорошо заботятся.
— Я понял.
Как только начинаю расслабляться, дверь распахивается, и в нее вбегает миниатюрная рыжеволосая девушка в белой атласной пижаме, истерически рыдая.
Эвандер вскакивает со стула и бросается к ней, обхватывая руками.
— Мэнди, милая, что случилось?
Такое ощущение, что она, не успев проснуться, прибежала сюда.
— Папе звонил Юлий. Он и его парни явились к Гамбино, потому что… потому что… — Ее голос прерывается. — Джио убил Мигеля. — Еще один приступ рыданий, она задыхается: — Джио. Он… он… — Она не может говорить, не рыдая. Наконец, тяжело дыша, она продолжает: — Он отрезал ей палец, Вандер. — Гнев овладевает ею, она хватает его за рубашку и рычит: — Он, бл*дь, забрал Ану.
Эвандер напрягается, и я вижу, как яростно он сжимает челюсть.
Эти новости его не обрадовали.
Думаю, я только что нашел способ помочь. Говоря тихо, чтобы не спугнуть сестру, обращаюсь к Эвандеру МакДиармиду с вопросом:
— Нужна лишняя пара рук?
Стоя ко мне спиной, Аманда замирает, а затем медленно поворачивается, удивленная. Замечая меня, она рассматривает мое лицо, затем в ее глазах мелькает узнавание.
— Боже милостивый.
Я заставляю себя улыбнуться, но не могу установить зрительный контакт с невысокой женщиной.
— Эм, привет.
Эвандер кивает.
— Я бы не отказался, но есть проблема. Юлий
наверняка будет там.Кого это волнует?
— Я не возражаю.
Эвандер качает головой.
— Юлий Картер. Твой шафер, тот, кто думает, что ты гниешь на кладбище. Пропавшая девушка, Ана… она его жена.
Юлий… женат? Мой Юлий?
Бл*дь, я понятия не имел.
Какого черта он делает в США? Насколько мне известно, он все еще живет в Сиднее, Австралия.
— О.
Аманда делает шаг ко мне, а Эвандер саркастически произносит:
— Ага, точно, О.
Она направляется ко мне, ее лицо ничего не выражает, достигнув меня, смотрит мне в лицо, смахивая слезы.
— Это ты, Антонио?
Боже, я ненавижу это имя. Я говорю ей мягким голосом:
— Люди зовут меня Твитч.
— Я знаю, — бормочет она, ее маленькая, холодная рука поднимается к моей щеке. — Знаю. — Ее губы дрожат. — Мне жаль. Я хочу быть сейчас счастливой, но не могу. — Она опускает руку и наклоняет голову, слегка упираясь макушкой головы в мой живот, ее тело сотрясается от беззвучных рыданий, и она произносит: — Она моя лучшая подруга.
Я смотрю на Эвандера, который изображает объятие и указывает подбородком в сторону своей жены. Не раздумывая больше ни секунды, я поднимаю руки и нерешительно обвиваю ими ее крошечное тело. Когда я это делаю, мне становится легче, и краем глаза я вижу, что Эвандер одобрительно кивает. Я позволяю своей младшей сестре немного поплакать, прежде чем глажу ее по спине и спрашиваю:
— Где нам их найти?
Эвандер достает из кармана мобильный телефон, кривит губы и отвечает:
— Как и все хорошие псы, они отвечают, когда их зовут.
Ночью, после нескольких телефонных звонков и угроз, Эвандер узнает адрес частного поместья Джио Гамбино, куда он приезжает, чтобы творить зло. У нас есть план, но МакДиармид говорит, что лучше проверить, в каком состоянии находится Ана, прежде чем звонить Юлию и сообщать адрес.
Но мы говорим о жене Юлия. И я чувствую, что мой брат должен знать, что к чему.
МакДиармид, как и многие до него, в конце концов, узнает, что я не следую по проложенному пути.
Я оставляю свои собственные следы.
Извинившись, иду в ванную дальше по коридору, достаю из кармана мобильный МакДиармида, набираю номер и жду.
Раздается два гудка, прежде чем он ворчливо отвечает:
— Что?
Я хочу сказать ему столько всего, но часть меня хочет повесить трубку, не сказав ни слова.
— Ана жива.
Раздается шум, затем грубое:
— Кто это?
— Она жива, брат. У Гамбино есть дом на Каннингвейл. Она там, ждет тебя. — Короткая пауза. — Какого хрена ты ждешь? Иди и возьми ее.
— Кто, бл… — я обрываю его, положив трубку.
Сажусь на закрытую крышку унитаза, провожу руками по лицу, зная, что надвигается буря, и я охотно собираюсь шагнуть в эпицентр.
Иногда я сам себе удивляюсь. Серьезно.
Боже, помоги мне.
Глава 48
АЛЕХАНДРА
Мои ладони вспотели, голова кружится, длинные волосы прилипли к влажной спине, из-за чего я ощущаю зуд, вызывающий большее возбуждение, чем следовало бы, зная, что я никогда не смогу дотянуться до них со связанными руками.