Грымза с камелиями

– Они мне велики, – сказала я, любуясь на свою ногу с повисшей на ней туфлей.

– Я сейчас газеты напихаю в мысок, – засуетилась сердобольная Солька.

Вот так, в платье за две тысячи долларов и в туфлях, набитых газетой, я направилась в сторону нашего будущего богатства. По дороге я продумывала линию поведения, но запуталась в мыслях уже на полпути и решила, что просто поплыву по течению. Подойдя к забору, я достала объявление и решительно позвонила три раза. Калитку, которая больше напоминала пуленепробиваемую дверь, открыла мне шустрая маленькая женщина.

– По объявлению? – спросила она, оглядывая меня с ног до головы.

Я протянула бумажку и, решив пока не открывать рот, просто кивнула.

– Иди за мной, с дорожки не сворачивай, тут все посажено не для того, чтобы топтать.

Вполне гостеприимно, а вам как кажется?

Я отправилась вслед за бойкой Дюймовочкой. Собственно, как можно сойти с дорожки, я так и не поняла, потому что она была выложена по бокам аккуратненькими бетонными плитками. Участок был уже облагорожен, но все же бросалось в глаза, что работы время от времени возобновляются. Я покосилась в сторону интересующего меня охотничьего домика и прибавила шаг – у меня будет эта работа, во что бы то ни стало будет!

– Ноги вытирай, вот когда сама тут полы намоешь, тогда и поймешь, что это за труд.

Я послушно потеребила туфлями лежащую на полу тряпку. Газета, напоминая о своем присутствии, больно уткнулась в мой большой палец.

– Чего стоишь, проходи на кухню.

– А где она? – мягко поинтересовалась я. Эх, если бы не бриллианты, я бы вела себя совсем по-другому, Дюймовочка уже лежала бы на полу в предобморочном состоянии и просила пощады.

– Перед твоим носом, – женщина ткнула пальцем в сторону коричневой двери.

Я огляделась по сторонам: большая гостиная, дверь под лестницей, дверь рядом с кухней, красиво выложенный паркет, две огромные пальмы, песочный диван, стопка нераспакованых коробок, телевизор, весьма оригинальные шторы...

– Чего стоишь, иди!

Это ради больших денег, это ради бриллиантов, это ради девчонок и ради собственного дела... Внушение помогло и, дернув золотую ручку, я вошла в кухню.

Кухня впечатляла! У меня такого размера комната. Кругом было чисто, модно, и к тому же вкусно пахло. Хорошо, я буду здесь работать, уговорили.

– Звать тебя как? – смахивая со стола пыль, которой не было, спросила Противная Особа.

– Аня.

Это был тот случай, когда меня мое имя не подвело, вряд ли бы этой грымзе понравилось, если бы я сказала – Альжбетта.

Особа еще раз оглядела меня с головы до пят, скривилась и сказала:

– Ну, хорошо, надевай передник – и за работу.

Я пожала плечами, подошла к стене, взяла один из белых фартуков, быстренько натянула его на себя и ехидно спросила:

– Достаточно ли я теперь хороша, чтобы пополнить ряды прислуги в этом доме?

Особа топнула ногой и затрясла в воздухе пальцем:

– Я не потерплю тут подобных штучек!

Да она еще и нервная к тому же...

– А давайте вы тоже представитесь, – предложила я, – это, возможно, нас сблизит, все же в одной сфере работать будем, коллеги, так сказать.

– Сравнила себя со мной, – фыркнула в ответ Особа, – я здесь всем управляю, я у хозяйки уже десять лет служу! А называть меня будешь Екатериной Петровной, поняла? Глушакова Екатерина Петровна – мое полное имя.

Что же тут непонятного.

– А кто проживает в доме? – поинтересовалась я, беря со стола загорелое яблоко. Есть же хочется, а тут фруктов целая гора на столе.

Екатерина Петровна мой голодный выпад не одобрила, отобрала яблоко и положила на место.

– Заработай сначала, – сказала она, – а уж потом свои ручонки к добру хозяйскому тянуть будешь.

Виртуальным топором я сделала зарубку в голове – припомню я это тебе, Дюймовка старая, ох, припомню!

– В доме народу обитает немного: хозяин с хозяйкой, я и садовник наш, он в пристройке живет. Тебе комнату тоже выделят, выходной – воскресенье, все остальное время будешь работать от зари до зари, поняла?

– И что входит в мои обязанности? – поинтересовалась я, косясь на яблоко.

Екатерина Петровна отодвинула от меня тарелку подальше и сказала:

– Что скажу, то и будешь делать, и хозяева что потребуют, выполняй без лишних разговоров, а то вылетишь отсюда быстренько.

– Горю желанием приступить к работе, – мрачно улыбнулась я, – с чего начать? Где, так сказать, я могу продемонстрировать свой энтузиазм и стремление оправдать то доверие, которое вы возложили на мои хрупкие плечи, взяв меня на работу?

– Что? – переспросила Екатерина Петровна.

Понятно, длинные предложения она не усваивает.

– Я спрашиваю: постирать, погладить что-нибудь нужно?

– Хозяин поздно приехал и болен к тому же, сейчас завтрак ему понесешь.

– В постель? – уточнила я. – А чем он в таком случае болен, это не заразно?

Екатерина Петровна опять фыркнула.

– У вас, молодых вертихвосток, только одно на уме! Отнесешь завтрак и газеты, а уж в постели он там или нет, я не знаю.

– А хозяйка против не будет? Они что, раздельно спят?

Что я могу поделать, если подобное вызывает у меня живейший интерес, ну не удержалась, с кем не бывает. Екатерина Петровна побагровела и направилась к плите. Через минуту на сковородке журчал омлет, убивая меня своими ароматами. Желудок, недолго думая, зажурчал ему в ответ. Я взяла яблоко и решительно откусила. Екатерина Петровна дернулась, молниеносно обернулась, но было поздно: мои ровненькие зубки, обремененные только одной пломбой, словно кухонный комбайн, измельчали данный фрукт в пюре. Ха-ха!

Омлет издал звук, который переводится как – я готов, съешь меня. Это обезоружило престарелую Дюймовочку, и она была вынуждена заняться не мной, а сковородкой. Вообще-то, Екатерине Петровне на вид можно дать лет сорок восемь, но я специально в мыслях накинула ей еще пятнадцать: так мне было приятнее о ней думать.

На сервировочном подносе, словно по волшебству, появились чашка с обжигающим ароматным чаем, горка печенья на блюдце и только что приготовленный омлет. Екатерина Петровна щедро посыпала его обжаренными грибами, и я быстро попыталась сообразить, сколько грибов можно съесть по дороге, чтобы это не сильно бросалось в глаза.