ГСВГ, сержант

Глава 14

14

В воскресенья до обеда меня не было не для кого. Нет на завтрак я встал и даже сходил. Но вот разбудить меня не смогли не старшина, не Лось с расспросами, где я был и во сколько пришел. Да, как оказалось я ещё и матрас с одеялом вытрясти как-то смог, переодеться и замочить форму. Перед самым обедом я обнаружил себя в бытовке, спящим на табуретке с ножницами в руке.

– Колян, ты долго будешь чёлку ровнять, на обед пора, - разбудил меня голос Димы. Я с тревогой посмотрел на себя в зеркало, волосы только, только начали отрастать и снова сбривать их в ноль не хотелось-бы. Но всё оказалось очень прилично, без изменений. Волосы если я и подстригал, то не на своей голове.

Встав, ощутил что я отдохнул и полон сил. В дверях стоял Малыш и не знал что ему делать, его и спросил.

– Дима, расскажи чем дело кончилось с немецкими барышнями?

Он внимательно осмотрел меня.

– Уф. Ну наконец-то. Проснулся.

И пошёл от меня на выход из казармы. Догнав его, пошёл рядом.

На улице мы встали в ещё не сформировавшийся строй и Дима наконец-то ответил.

– Эмма оказывается классная девчонка, мы с ней натанцевались, они меню угостили тремя сортами пива. Мне тёмное понравилось. Рыжая всё вздыхала по тебе. Короче в пятницу идём в белый гаштет, они там будут. Ты где пропадал? Сам куда-то влез, меня кинул, - он был очень не доволен.

– Как написал один умный человек, многие знания, многие печали или как эта фраза переведена на русский. Меньше знаешь, крепче спишь, - с иронизировал я.

– Строиться. Чего разгалделись,- скомандовал Лось и рота отправилась на обед.

После обеда старшина начал собирать роту для похода в баню, а точнее в летний душ, хотя я мог и не ходить. Сегодня ночью, пол часа отмокал в ванной, а потом получил нежный массаж мыльной губкой всего тела. Но только в бане дают чистое бельё, пришлось собираться.

Мыться хозяйственным мылом, что даёт старшина совсем не комильфо и я полез за куском ещё домашнего клубничного мыла. Сверху моих мыльно рыльных принадлежностей лежал самоучитель немецкого языка.

Покрутив его в руках и вспомнив, что про книжку говорила Оленька, положил еe к тетрадкам и решил посветить сегодняшний день немецкому языку. После бани ребята за собирались в увольнитнльню.

– Я не понял, а чем увольнительную отличается от вчерашней прогулки?
– удивлённо спросил их я.

– Какой ты смешной, увольнительная это увольнительная! Вон даже салабоны ушли, а вчера была прогулка только до танцев. А сейчас можно поехать хоть куда, даже на поезде.

– Но ведь в увольнительной написано, прибыть в девять часов, а сейчас уже четыре.
– не сдавался я.

– Пять часов, но мои, да пацаны? Гуляем!

Я не пошёл с ними, Ольга сегодня занята. Рыжая ждёт в пятницу, а просто ходить по улицам пять часов мне не захотелось. Старшина увидив меня поинтересовался.

– Ты в увольнение пойдёшь?

– Нет. Я здесь позанимаюсь, а после ужина в спорт городок схожу,- ответил я.

– Проведи вечернию проверку, а то мне сидеть не охото, - попросил наш старшина.

– Да без проблем. Кто дежурный сегодня?

– Казаченко. С ним Волошкеевич. Толя парень шебушной, не учудил бы чего. Вот горя хапнет кто-то с ним.

Я махнул рукой ему рукой.

– Иди домой, всё будет хорошо.

И не дожидаясь ответа прапорщика, взяв самоучитель пошел заниматься в ленинскую комнату.

Дело шло к ужину и я решил закончить, потому как в голову ну просто уже не лезло ничего. В это время в коридоре раздались громкие крики и чуть ли не мат.

Очень не кстати, совсем даже и не чуть, звучал русский мат со среднеазиатских акцентом. В нашей роте не было беженцев из южных республик средней Азии, по этому мне стало интересно, что там происходит. Я высунул голову в коридор и очумел. По середине коридора стоял солдат и в руке у него был штык нож, которым он тыкал в сторону Волошкеевича и Казаченко. Те свои штыки так же держали в руках, но ими не тыкали в сторону бойца который заливался соловьем.

– Я сказал ключи давать, да. Иначе мамой клянусь, вам утра не жить. Что молчать хотим, ключи давать.

Если честно, я охренел от увиденного. Парень мотал штыком и подойти к нему спереди было сложно, а меня он не видел, можно по пробовать. Я подхватил швабру, что почему то стояла в ленинской комнате, и стараюсь как можно тише, вышел в коридор. Парни увидев меня немного задергались, пришлось приложить палец к губам. Я подошёл к солдату близко, а он продолжал орать.

"Обкуренный"- подумал я в тот момент, потому как Казаченко и Волошкеевич таращились на меня как на приведение, по моему они перестали обращать внимание на парня, а ему стало обидно и он пошёл на них. Я бросил швабру в сторону, та с грохотом упала, парень остановился и по пытался сфокусировать взгляд. Я же очутился в плотную к нему и нежно его приобнял, одной рукой захватил его руку со штык-ножом, второй приподнял его, готовый бросить его при первой опасности. Парни не растерялись, бросились вперёд и попытались вырвать штык-нож у нападавшего, но он держал его крепко. Тогда Волошкеевич врезал ему кулаком в солнечное сплетение. От удара мы с ним чуть не упали. Я попятился, но нас удержал Казаченко, парень забился в судороге, пытаясь сдаться от боли в груди и выпустил наконец-то штык-нож. После этого и я его опустил на пол снял с него ремень и заломав ему руки на зад, стянул их в районе локтей. Парень затих и не шевелился.

– Ты его часом не убил?
– спросил Казаченко, пялясь на Волошкеевича.

– А чего я, я не сильно, - начал оправдываться тот.

– Парни, не о том думаете, дышит он. Звоните дежурному по части, - скомандовал я.

– Он телефон оборвал, - пожаловался Волошкеевич.
– Как зашёл так сразу и обрезал провод.

– Блин, мужики, вы как не связисты. Чему вас учат здесь?
– глядя на их беспомощность воскликнул я.

Раскладной нож не найдя место в моих вещах всё ещё лежал в кармане. Я вытащил его. Вот и пришло время испытать тебя дружок. Разрезал вдоль места повреждения оба конца, вытащил изолированные жилы и двумя движениями снял с них изоляцию. Провод оказался совсем не провод, на ниточной основе нанесено фольгированное покрытие, являющееся проводящим слоем. Такое решение даёт лёгкость, гибкость, а вот с ремонтность дело плохо, потому как легче провод поменять чем скрутить эти нитки. Но мы это уже проходили и обычно просто скручивали нитки тонкой медной проволкой, которой сейчас у меня с собой не было, по этому я просто связал жилы узлом. Подняв трубку телефона услышал долгий гудок, телефон за работал. На листке закреплённом перед телефоном нашёл номер дежурного по части и набрал его.

– Дежурный по части майор Филимонов, - раздался ленивый голос зам. полита в трубке, после пятого гудка.

– Здравие желаю товарищ майор. Докладывает сержант Бывальцев. У нас в роте ЧП. Нападение на дежурного по роте и дневального. Нападавший...

– Что?
– взревела трубка, вся лень и благодушие из голоса улетело моментально.

– Я говорю, нападение на дежурного по роте, всё живы. Нападавший задержан, нам бы кого из офицеров нашей роты и понять что делать дальше.

– Сейчас буду, - рявкнула трубка.

Мне показалось, что не успел я положить трубку как майор оказался в роте. Хорошо, что я успел проинструктировать младшего сержанта на выполнение всех требований устава, по вызову дежурного и сержанта о форме доклада. Мы стояли возле связанного парня, которого уложили на голую кровать, всё лучше чем на полу и с любопытством смотрели на начинающийся отходняк.

– Дежурный по роте на выход, - гаркнул Волошкеевич.

Сержант вышел в коридор и я услышал его бубнеж, вскоре в кубрик заглянул зам. полит и не знакомый лейтенант с повязкой старший патруля, за которым семенили двое патрульных. Они уставились на связанного солдата.