ГУЛАГ
Шрифт:
О необходимости давать отдых людям речь, увы, не идет.
Бараки: жилое пространство
Большинство заключенных в большинстве лагерей жили в бараках. Редко, однако, бараки сооружались заблаговременно — до приезда первых зэков. Те, кому выпадало строить новый лагерь, ночевали в палатках или землянках. Как поется в арестантской песне,
Мы ехали долго и скоро. Вдруг поезд, как вкопанный, стал. Вокруг — только лес да болота. Вот здесь будем строить канал [668] .668
Приведено в кн. Жигулин, с. 121.
Ивана Сулимова, который в 30-е годы был заключенным Воркутлага, выгрузили вместе с другими зэками на
«ровной
Они развели костры, поставили палатки и начали сооружать
«зону из четырех вышек для часовых и забора из горбылей, опутанную колючей проволокой» [669] .
Поляку Янушу Семинскому, попавшему на Колыму после войны, тоже пришлось строить новый лагпункт «с нуля». Дело было среди зимы. Ночевали на голой земле. Многие зэки умерли — особенно те, что проиграли битву за место у костра [670] . В декабре 1940-го заключенные, прибывшие в Прикаспийский лагерь в Азербайджане, тоже спали, как писал возмущенный прокурор,
669
Сулимов, с. 53.
670
Sieminski, с. 45.
«под открытым небом на сырой земле» [671] .
Такой образ жизни не всегда был временным. Даже в 1955 году в некоторых лагерях люди еще жили в палатках [672] .
Бараки (если они были) неизменно представляли собой чрезвычайно примитивные деревянные строения. Их конструкция в общих чертах определялась директивами Москвы, поэтому описания бараков схожи между собой: один бывший заключенный за другим вспоминает длинные прямоугольные деревянные постройки без внутренней и внешней обшивки стен, где трещины замазывались глиной. Внутри — нары. Иногда был грубо сколоченный стол и скамейки, иногда не было [673] . На Колыме и в других местах, если древесины было мало, бараки строили из кирпичей или камня — разумеется, тоже наспех и тоже задешево. Использовались старинные способы утепления. На фотографиях, сделанных зимой 1945 году в Воркутлаге, бараков почти не видно: их скошенные крыши спускаются очень низко, и скапливающийся снег защищал помещение от холода [674] .
671
ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 543.
672
ГАРФ, ф. 9414, оп. 1, д. 2887.
673
ГАРФ, ф. 9414, оп. 1, д. 496. Это приказ, датированный июнем 1951 г. и предписывающий создать лагерь в соответствии с планом ГУЛАГа.
674
ГАРФ, ф. 9414, оп. 6, д. 24.
Часто жили не в бараках, а в землянках. А. П. Евстюничев так описывает землянку в Карелии в начале 40-х годов:
«Землянка — это расчищенная от снега площадка, снят верхний слой земли, из круглых неотесанных бревен сделаны стены и крыша. И все это сооружение засыпано землей и снегом. Вход в землянку занавешивался брезентом. Передняя часть у входа в землянку ничем не занята. В одном его углу стояла бочка с водой. Посредине металлическая печка — бочка из-под бензина с выведенной трубой через крышу и дверкой сбоку» [675] .
675
Евстюничев, с. 88.
Во временных лагпунктах, которые создавались у строящихся дорог, землянки были обычным явлением. Как я уже писала в главе 4, оставшиеся от них углубления и сегодня видны у обочин северных дорог и на речном берегу близ старой части Воркуты. Иногда заключенные жили и в палатках. В мемуарах Сулимова, где речь идет о зарождении Воркутлага, рассказано об установке за два-три дня пятнадцати больших палаток на 100 человек каждая с трехъярусными нарами [676] .
Что касается бараков, то в реальности они редко соответствовали даже тем низким стандартам, которые установила для них Москва. Почти всегда в них было чрезвычайно тесно, даже после того как сошел на нет хаос конца 30-х. В отчете о проверке двадцати трех лагерей в 1948 году сердито отмечено, что в большинстве из них
676
Сулимов, с. 53.
«на одного заключенного приходится не более 1–1,5 кв. метров жилой площади»
и не выполняются нормы санитарии:
«заключенные не имеют отдельных спальных мест, постельных принадлежностей» [677] .
Иногда
было еще теснее. Маргарете Бубер-Нойман писала, что, когда ее привезли в лагерь, спать в бараках было совершенно негде и ей пришлось провести первые несколько ночей на полу умывальной комнаты [678] .677
ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 4547.
678
Buber-Neumann, с. 75.
Для спанья обычно служили так называемые вагонки — двухъярусные нары, составленные так, что получалось как бы железнодорожное купе на четверых (отсюда и название). Но часто заключенные спали на еще более примитивных сплошных нарах, против чего постоянно возражали проверяющие, считавшие этот способ ночевки негигиеничным. В 1948-м Москва распорядилась немедленно заменить сплошные нары вагонками [679] ; однако Алла Андреева, которая отбывала срок в Мордовии в конце 40-х и начале 50-х годов, спала на сплошных нарах и вспоминала, что многие спали под ними на полу.
679
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 274.
Постельные принадлежности тоже сильно различались от лагеря к лагерю, несмотря на строгие инструкции Москвы (предъявлявшие, однако, к лагерям довольно скромные требования). Заключенному полагалось одно новое полотенце в год, одна наволочка в четыре года, простыня раз в два года и одеяло раз в пять лет [680] . На практике же, писала Элинор Липпер, заключенный получал «так называемый соломенный матрас».
«В нем не было соломы и очень редко было сено, потому что сена не хватало для скота; вместо этого в матрас клали стружки и тряпки, если у заключенного находились тряпки. Еще — шерстяное одеяло и наволочка, которую ты мог набивать чем угодно, потому что подушек не было» [681] .
680
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 141.
681
Lipper, с. 131.
Некоторым не доставалось и этого. Даже в 1950 году востоковед Исаак Фильштинский, арестованный в 1948-м, использовал в Каргопольлаге вместо подушки телогрейку, а укрывался бушлатом.
В приказе от 1948 г. говорилось также, что полы в бараках должны быть не земляные, а деревянные. Но и в 50-е годы в бараке, где жила Ирена Аргинская, пол был глинобитный [682] . И даже деревянный пол зачастую нельзя было толком очистить, потому что не было щеток. После войны одна полячка, описывая пережитое по запросу комиссии, рассказывала, что в ее лагере уборкой бараков и отхожих мест занимались ночные дежурные:
682
Аргинская, интервью с автором; ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 274.
«Грязь на полу барака приходилось отскребывать ножом. Русские женщины приходили в бешенство из-за нашего неумения это делать и спрашивали, как же мы жили дома. Им в голову не приходило, что даже самый грязный пол можно очистить щеткой» [683] .
Отопление и освещение были столь же примитивны, но и в этом отношении разница между лагерями могла быть значительной. Один бывший заключенный вспоминал, что в бараках было очень темно:
«Электрические лампочки блестели желто-бледными, чуть заметными точками, а керосиновые — чадили и тухли» [684] .
683
Hoover, Polish Ministry of Information Collection, Box 114, Folder 2.
684
Петрус, с. 58–65.
Другие жаловались на противоположное — на то, что свет горел всю ночь и мешал спать [685] . В некоторых лагерях близ Воркуты с отоплением проблем не было, потому что можно было приносить в барак куски угля из шахты; вместе с тем Сусанна Печуро, вспоминая Интлаг, говорила:
«Утром просыпаешься — и волосы примерзают к нарам, и все совершенно замерзшее, и вода в ведре, которая там стоит для питья».
Водопровода в бараках не было, воду приносили дневальные — старые женщины, не пригодные к более тяжелой работе. Они же убирали в бараке и присматривали за вещами в течение дня [686] .
685
Печуро, интервью с автором.
686
Аргинская, интервью с автором.