Гуманитарное знание и вызовы времени
Шрифт:
Интересно, что эти соображения Мандельштама звучат как будто pendant Филонову, который подчеркивал, что «чистая форма в искусстве есть любая вещь, писанная с выявленной связью ее, с творящейся в ней эволюцией, т. е. с ежесекундным претворением в новое, функциями и становлением этого процесса» [467] . Разительное совпадение представлений художника и поэта о становлении художественной формы оправдывает давнее мнение Э. Панофского, что «проблемы» живописи, характеризующие ее историю, часто получают разрешение окольным путем – не в русле тех поисков, где первоначально были поставлены. Словно солидаризуясь с Панофским, Е. Короткина свидетельствует, что «органицистский размах мировоззрения Филонова от микро– к макроструктуре, всеобщее конструктивное начало, пронизывающее и человека, и Вселенную, говорит о своеобразном космизме», который можно встретить у автора всеобщей организационной науки «тектологии» Александра Богданова [468] . Он уверял, что Вселенная «выступает перед нами, как беспредельно развертывающаяся ткань форм разных типов и ступеней организованности, от неизвестных нам элементов эфира до человеческих коллективов и звездных систем» [469] .
467
Филонов П. Н. Канон и закон. Цит. по: Ковтун Е. Ф. Некоторые термины аналитического искусства // Филонов: Художник. Исследователь. Учитель: В 2 т. – М.: Агей Томеш, 2006. – Т. 2. – С. 69.
468
Короткина
469
Богданов А. Тектология (Всеобщая организационная наука). Ч. 1. – Л.; М: Книга, 1925. – С. 11.
Тут снова приходится вспомнить эссе Мандельштама о «Божественной комедии». Он писал: «Говоря о Данте, правильнее иметь в виду порывообразование, а не формообразование…» [470] Автор досадовал: «Мы описываем как раз то, чего нельзя описать, то есть остановленный текст природы, и разучились описывать то единственное, что по структуре своей поддается поэтическому изображению, то есть порывы, намеренья и амплитудные колебанья» [471] . Мандельштам полагал, что «предметом науки о Данте должно стать изучение соподчиненности порыва и текста… Краска для него, – замечал поэт о Данте, – развертывается только в ткани» [472] .
470
Мандельштам О. Разговор о Данте / Мандельштам О. Слово и культура. – М.: Сов. писатель, 1987. – С. 143.
471
Там же.
472
Там же. – С. 143.
Продолжая эти наблюдения, Мандельштам восторгался изумительной «рефлексикологией речи» у итальянского поэта и досадовал, что не создана «наука о спонтанном психофизиологическом воздействии слова на собеседников, на окружающих и на самого говорящего» [473] . Эти сетования как будто предусмотрены и предупреждены в рукописи Филонова «Идеология аналитического искусства»: «При аналитическом мышлении, – писал художник, – процесс изучения целиком входит в процесс работы. Каждый мазок или прикосновение к картине есть точная фиксация через материал и в материале внутреннего психического процесса, происходившего в художнике, а вся вещь целиком есть фиксация интеллекта того, кто ее сделал» [474] .
473
Там же. – С. 144.
474
Исаков С. К. Филонов. Каталог Русского музея. – Л., 1930. – С. 41.
Теоретическим соображениям Филонова, его формулам аналитического метода созвучны не только размышления Мандельштама, но и концепты визуального мышления Пауля Клее, его идея так называемого искусства «созерцательной интровертности» (Л. Монахова), когда, воспользуемся высказыванием Мерло-Понти, видение художника – это больше не взгляд вовне, не простая «физико-оптическая связь» с миром; «мир уже не находится перед ним, данный в представлении: скорее, это сам художник рождается в вещах, как бы посредством концентрации, и возвращается к себе из видимого [475] . Такая особенность визуальности Клее находит подтверждение в его признании: «Я неуловимо пребываю в имманентном» [476] . Чуткий Анри Мишо отмечал, что цвета Клее иногда кажутся медленно рождающимися на полотне, истекающими из некоего первичного фона [477] .
475
Мерло-Понти М. Око и дух. – М.: Искусство, 1992. – С. 43.
476
Там же. – С. 54.
477
Там же. – С. 44.
Приблизительно то же самое писал о Филонове Пунин. По его мнению, искусство Филонова «вырастает из поверхности холста (…) и в то же время врастает в нее, так что ткань холста, волокна бумаги растворяются в живописи, как земля растворяется в стебле растения. Никогда живопись не обладала еще такой растительной силой. Не работа и даже не мастерство, а какая-то проросль (…) Филонов как-то сказал, что по сделанности его живопись отличается от всякой другой живописи тем же, чем живой цветок отличается от искусственного флердоранжа (…) Органическая живопись, в которой каждая частица материи (живописной, поэтической материи. – А. А.) жива» [478] .
478
Пунин Н. Н. Государственная выставка. Цит. по: Мислер Н., Боулт Д. Э. Павел Филонов. Аналитическое искусство, разворот суперобложки. – М.: Советский художник, 1990. См. также: Пунин Н. Н. Филонов // Филонов: Художник. Исследователь. Учитель: В 2 т. – М.: Агей Томеш, 2006. – Т. 1. – С. 336.
Сходство высказываний Пунина и Мишо не случайно, поскольку Клее, автор труда об изобразительном мышлении «Думающий глаз» («The thinking Eye»), солидарен с Филоновым в том, что воспроизводить природу и подражать ей – не одно и то же. Натура для Клее, как и для русского авангардиста, прежде всего «реальность бытия». Он был убежден, что «форма – это не результат, а генезис. Искусство существует по тем же законам, что и все мироздание… произведение искусства никогда не переживается как продукт… Художественное произведение возникло из движения, само есть фиксированное движение (…) Движение лежит в основе всякого становления» [479] .
479
Клее П. Творческое кредо. Цит. по: Монахова Л. Пауль Клее в Баухаузе // Искусствознание. – М.: Государственный институт искусствознания, 2007. – № 3–4. Ср. с высказыванием Платона; цитируя Протагора, он отмечал: «…из порыва, движения и смешения одного с другим возникают все те вещи, про которые мы говорим, что они существуют, хотя и говорим неверно, ибо ничто никогда не есть, но всегда становится (разрядка моя. – А. А.) В подобном умозаключении, – свидетельствовал философ, – сходились все мудрецы: и Протагор, и Гераклит, и Эмпедокл, и из поэтов – величайшие в каждом роде поэзии. Далее Платон утверждал, что впечатление существования производит движение; напротив, покой делает всё несуществующим и мертвым». Платон. Государство // Платон. Собр. соч.: В 4 т. – М.: Мысль, 1994. – Т. 3. – С. 204.
Подобные воззрения Клее чрезвычайно близки взглядам Филонова, который по своему неординарному опыту знал, что структура изображения не наличествует априори, а вырабатывается на полотне. В «Письме начинающему художнику Басканчину» Филонов рекомендовал своему корреспонденту из Омска: «Иди за каждой частью, за каждым членом, покажи и выяви, где они начинаются, как развиваются и где кончаются» [480] . Так называемое «импульсивное разрешение» живописной задачи Филонов считал отрицанием искомой сделанности. Во вступительной статье к несостоявшейся выставке живописца в Русском музее В. Аникиева писала: «Часто художник говорит, что “видит” целиком картину еще задолго до ее осуществления. Этого звена – наличия готового живописного образа – в творческом пути Филонова нет. Здесь путь иной. Первичный эмоциональный импульс, полученный от природы, прежде всего подвергается работе мысли, контролю сознания…» [481] и сопровождается пониманием цвета,
как «включенного в самый процесс работы над формой (…) Наложение краски на холст предполагает определенную “единицу действия”, т. е. момент прикосновения к холсту и момент отрыва (…) Эта “единица действия” должна быть организована: должны быть учтены ее границы, степень напряжения, консистенция, реакция на свет и соотношение с соседними каждого отдельного мазка или точки» [482] . Словно утверждая правоту критика, Филонов говорил: «Позволь вещи развиваться из частных, до последней степени развитых, и тогда ты увидишь настоящее общее, которое не ожидал» [483] .480
Филонов П. Н. Основа преподавания изобразительного искусства по принципу чистого анализа как высшая школа творчества. Система «Мировый расцвет». Цит. по: Мислер Н., Боулт Д. Филонов. Аналитическое искусство. – М.: Советский художник, 1990. – С. 228.
481
Аникиева В. Н. [Статья для каталога] // Филонов: Художник. Исследователь. Учитель: В 2 т. – М.: Агей Томеш, 2006. – Т. 1. – С. 327.
482
Там же. – С. 328.
483
Филонов П. Н. Письмо к Вере Шолпо. Июль, 1928. Публикация Е. Ф.Ковтуна // Ковтун Е. Ф. Из истории русского авангарда // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977. – Л.: Наука, 1979. —С. 231.
Кристаллография применительно к творчеству Филонова – не что иное, как повышенная чувствительность к «жизни формы», ее генезису, к идущим внутри нее изменениям, которые Филонов и Клее культивировали не только в «педагогике искусства», но и в своем творчестве… Иными словами, кристаллография – это «реэволюционная», воспользуемся словом Филонова, остро выявленная форма, ее динамика и биодинамика [484] . Кристаллография – это «строжайшее стереометрическое тело» (Мандельштам), это инстинкт художника, ставший «формообразующей тягой» и повлекший за собой «Гераклитову метафору» творческих свершений, где «мир и предметность», писал о Филонове М. Матюшин, предстают для него «перворожденными в беспрерывном шаге сдвигов и колебаний», и «сдвиг не только графический, но и красочный» [485] , и где «каждый новый слой является живым выводом из ранее положенного» [486] . Матюшин был убежден, что «Филонов показывает, кроме механического, движение, идущее от свободной воли вещей в самих себе (…) Каждый кусок картины есть час жизни, проходящей и мгновенно изменяющей содержание, почему и не выносит никакого ига названия» [487] , и это не результат головного анализа, «а интуитивный вывод провидца» [488] .
484
Филонов П. Н. Основа преподавания изобразительного искусства по принципу чистого анализа как высшая школа творчества. Система «Мировый расцвет». Цит. по: Мислер Н., Боулт Д. Филонов. Аналитическое искусство. – М.: Cоветский художник, 1990. – С.185.
485
Матюшин М. В. Творчество Павла Филонова // Из история русского авангарда (П. Н. Филонов). [Публикация Е. Ф. Ковтуна] // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. – Л.: Наука, 1979. – С. 233.
486
Там же.
487
Там же. – С. 234.
488
Там же.
Вероятно, кристаллографический метод (см. «Германская война», 1914–1915; «Белая картина», 1919; «Голубовато-коричневые кристаллы», 1919; «Живая голова», 1923; «Кристаллы. Дома», 1930) был вызван к жизни, в первую очередь, необходимостью нового языка, который стремился бы совпасть с самой сутью вещей и их генезисом. Осмысляя эту ситуацию в начале века, В. Б. Шкловский писал: «Старое искусство уже умерло, новое еще не родилось; и вещи умерли, – мы потеряли ощущение мира; мы подобны скрипачу, который перестал осязать смычок и струны, мы перестали быть художниками в обыденной жизни, мы не любим наших домов и наших платьев и легко расстаемся с жизнью, которую не ощущаем. Только создание новых форм искусства может возвратить человеку переживание мира, воскресить вещи и убить пессимизм (…) Необходимо создание нового, „тугого“ (слово Кручёных), на видение, а не на узнавание рассчитанного языка» [489] .
489
Шкловский В. Воскрешение слова. – СПб.: Типография З. Соколинского, 1914. – С. 12, 15.
Этот футурологический пассаж ассоциируется не только с усилиями Филонова по формированию аналитического метода, но и с подобными практиками в самых различных сферах искусства XX в. Ричардс Томас, участник «Акций» известного польского режиссера и театрального реформатора Е. Гротовского, свидетельствует, что основой почти каждого этюда в Лаборатории мастера было разложение физических действий персонажа на самые мелкие части и систематическое ими овладение. Конечной же целью этих действий мыслилось составление словаря атомов, или морфем человеческого поведения, корневых импульсов, характерных для каждого из людей [490] . Гротовский, считает один из польских критиков, принадлежит к тем, кто нарушил традиционный принцип: заниматься только тем, что можно увидеть [491] . Он, как и Филонов, пытался угадать в своей практике орудийный аппарат визионерско-архетипических импульсов, открыть в творческом процессе шлюзы коренным интуициям, чтобы прорваться к субстанциальной подлинности в искусстве.
490
Плата Т. Быть и не быть // Вопросы театра: Сб. статей и материалов. – М.: Всероссийское театр. общество: ВНИИ искусствознания, 2010. – № 1–2. – С. 162.
491
Дзевульска М. Похититель огня // Вопросы театра: Сб. статей и материалов. – М.: Всероссийское театр. общество: ВНИИ искусствознания, 2010. – № 1–2. – С. 176.
В Лаборатории польского режиссера мышление объекта как такового, сказал бы Мерло-Понти, переместилось в изначальное «есть», спустилось на почву чувственно воспринятого и обработанного мира, каким он существует для нашего тела, – и не для того возможного, которое вольно себе представлять как машину, но для действительного тела, которое молчаливо пребывает у основания человеческих слов и действий [492] . Вероятно, в результате подобного мироощущения Филонов заявлял: «…я знаю (…) вижу, интуирую, что в любом объекте не два предиката, форма да цвет, а целый мир видимых или невидимых явлений, их эманаций, реакций (…) известных или тайных свойств, имеющих в свою очередь иногда бесчисленные предикаты» [493] . Автор «Феноменологии восприятия» словно отсылал к Филонову, когда резюмировал: «Художник преобразует мир в живопись, отдавая ему свое тело. Чтобы понять эти транссубстантивации, нужно восстановить действующее и действительное тело – не кусок пространства, не пучок функций, а переплетение видения и движения» [494] .
492
Мерло-Понти М. Око и дух. – М.: Искусство, 1992. – С. 13.
493
Филонов П. Письмо начинающему художнику Басканчину. Цит. по: Мисслер Н., Боулт Д. Филонов. Аналитическоен искусство. – М.: Советский художник, 1990. – С. 67.
494
Мерло-Понти М. Око и дух. – М.: Искусство, 1992. – С. 13.