Гуманный выстрел в голову

— Слышал?

— Ага, — Антошка кивнул.

— Ну ничего, не волнуйся, мама быстро придет.

— Я не волнуюсь. Только быстро она не придет, ей тридцать третьего долго ждать, а потом ехать почти до конечной.

— Все равно не так уж и долго, — успокоила Элу. И замолчала, не зная, что сказать еще. Антошка ждал и смотрел на нее. Не смотрит он, поправила себя Элу, не может он этого. И все равно не могла отделаться от ощущения, что маленький хозяин квартиры рассматривает ее. Глаза у него были темно-коричневые, ясные, с искорками в глубине зрачков. И лишь редкие подергивания глазного яблока из стороны в сторону выдавали слепоту. Но это — если присматриваться.

— У тебя есть своя комната? — нашлась, наконец, Элу.

— Есть, — охотно подтвердил Антошка. — Пойдемте. Когда они проходили коридором (и здесь пол был застелен ковром, на сей раз однотонным, темно-синим), Антошка предложил:

— Если хотите, можете надеть тапочки, они в прихожей.

— Нет, — отказалась Элу. — Я так, если можно. У меня обувь чистая.

Комнатка у Антошки оказалась небольшая, но симпатичная. Неизменный ковер поверх паркетного пола (здесь он, ковер, был с оранжевым ворсом, с вкраплениями из белых и красных овалов; красиво, конечно, но мальчик-то красоты этой видеть не мог), письменный стол коричневого дерева, новая «Спидола» на аккуратной подставке. Рядом, на другой подставке, коллекция игрушечных автомобильчиков. Элу подошла, взяла в руки крохотную милицейскую «Волгу». Осторожно потрогала синий маячок на крыше.

— Нравится? — спросил Антошка,

Он, что, по звуку понимает, чем она занята?

— Да, очень. У меня брат тоже такие коллекционировал. Только «Волги» милицейской у него не было.

— А теперь уже не собирает?

— Он в армии сейчас, — вздохнула Элу.

Они посидели на диванчике, порассматривали другие автомобильчики. Послушали «Спидолу». Когда диктор сообщил, что московское время двадцать часов и тридцать минут, Элу заволновалась. Во-первых, ее дома потеряют. Во-вторых, неужели Надежда действительно работает так далеко.

— У вас есть телефон? — спросила Элу.

— Конечно, — отозвался Антон, и тотчас, словно в подтверждение его слов, из коридора раздался хрипловатый треск звонка.

Антон встал, четко повернулся в сторону двери. Ушел в направлении звонка. Через минуту раздался его голос:

— Это вас.

— Меня? — поразилась Элу.

В трубке она услышала взволнованный голос Надежды. Ничего у нее не получилось, вахтер номера Нины Николаевны не знает, слесаря в ЖЭКе нет и вообще никого нет, все разошлись по домам.

— Элу, — просительно сказала Надежда, — у меня к вам огромная просьба.

«Откуда она мое имя-то узнала, я же ей не представлялась? — поразилась девушка. — Ах, ну да, Антон наверняка сказал сейчас».

— Элу, — повторила Надежда.

— Да?

— Я бы могла у подруги переночевать, а завтра на работе ключи заберу и приеду. Я отпрошусь, меня отпустят. Но вот Антошка… Словом, у меня к вам огромная просьба: останьтесь у нас ночевать. Боюсь я его без присмотра бросать. Ну и… не на лестнице же мне спать.

— Я бы, наверно, могла, — растерянно ответила Элу. — Но мои родители, они же волноваться будут.

— Вы скажите адрес, я к ним зайду, все им объясню. Пожалуйста, Элу.

— Зачем же ходить, — смиряясь, сказала Элу. — Я им позвоню.

— Нет, нет, вы все же скажите адрес. Я обязательно им должна объяснить.

— Вот так, — повесив трубку, обратилась Элу к Антону. — Придется тебе меня на эту ночь приютить.

— Ага, — солидно отозвался тот. — Я приютю. То есть приючу.

Они поиграли в города. Антон знал много разных городов, а Элу уже через пять минут стала запинаться на букве А. Антон, улыбаясь, подсказывал. Потом снова включили «Спидолу», послушали концерт по заявкам радиослушателей. Последней передали песню «Ты, да я, да мы с тобой…» для «обитателей Башни». Что за башня и где она находится, диктор не уточнила. После концерта начались разговоры о перестройке. Антошка поскучнел.

— Выключим? — предложила Элу.

— Давай, — охотно согласился мальчик. — То есть, давайте.

— Да называй меня на ты, чего там, — сказала Элу.

— Ладно, буду на ты, — серьезно отозвался Антон, — Будешь чай пить?

— Конечно!

— Тогда пошли на кухню?

— Пошли, — засмеявшись, Сказала Элу. — Ты хороший хозяин. К тебе приятно в гости забрести.

— А ты еще придешь, да?

Элу потрепала его по вихрам, сказала:

— Если пригласишь.

— Приглашаю, — быстро отозвался Антон, нашел ее ладонь и потянул за собой на кухню.

Там он ловко наполнил чайник водой, сам зажег газ, решительно отказавшись от помощи. Достал из шкафчика чашки.

— Ловко ты управляешься, — сказала Элу.

— Привык. Я же тут все знаю. Только с папой иногда приходится ругаться, он все время вещи не на свои места ставит.

— А он где, твой папа?

Антон ответил почти сразу, но Элу все же уловила запинку.

— Уехал.

Больше она спрашивать не стала.

Они пили чай с печеньем. Болтали о разных интересных вещах: о фильме «Секретный фарватер», который недавно показывали по телевизору (видеть его Антошка, конечно, не мог, но слушал внимательно; некоторые фрагменты он запомнил даже лучше, чем Элу), о собаках, о хороших песнях.

За окном уже распахивался синий вечер, накрывал город. Засветились окна в доме напротив, зажглись светлячки фонарей. Было тихо и хорошо. Уютно. Антон, смеясь, рассказывал, как он много раз разбивал колени о паркет, прежде чем родители догадались настелить везде ковры. В его пересказе это действительно звучало смешно, но Элу понимала, скольких слез стоили ему эти падения.

Он как раз показывал в лицах сценку одного особо неудачного приземления, размахивал руками, изображая испуг мамы, когда в кухне погас свет. И вообще всюду погас. Мигнули и пропали фонари за окном, почернели окна в домах. Антошка продолжал пантомиму. Он ничего не заметил, для него тьма была постоянным спутником. Но теперь его веселый голос звучал как-то странно, неуместно на вмиг потерявшей уютность кухне.

— Что это? — не сдержалась Элу.

— Где?

— Нет света. Повсюду.

— Я не знаю, — сказал Антон.

— Наверно, авария на подстанции, — пытаясь исправить свою ошибку, бодро предположила Элу.

— Я не знаю, — растерянно повторил Антон. Подошел к Элу, неуверенно протянул руку. Словно и он в темноте потерял способность ориентироваться. Ткнулся пальцами в щеку Элу. Она непроизвольно отвела голову. Спохватилась, поймала ладонь мальчика, сжала ее.

— Да ерунда, — сказала Элу. — Сейчас все починят.

— У тебя дыхание изменилось, — полушепотом сказал Антон. — Ты боишься темноты, да?

— Немножко. Тебе это не понятно, наверно.

— Почему же. Как раз наоборот, — очень по взрослому, с какой-то привычной горестью сказал Антон.

— Извини меня. Я глупости говорю.

— Нет, не глупости. Ты хорошая, — он, кажется, улыбнулся. — Допивай чай.

Они вернулись в комнату. Решили, что пора укладываться спать.

— Ты ложись в маминой комнате, — решил Антон. — Пойдем, я покажу.