Гуманоиды

Слишком ослабев, чтобы сопротивляться, он просто лежал, погружаясь в полузабытье. Боль в сломанной ноге постепенно утихла, время уже не текло медленной рекой, а скачками проносилось в сознании.

Он снова лежал в своей огромной спальне со светящимися настенными панелями, на которых по-прежнему танцевали деревенские парни и девушки. Когда-то давно он часто задумывался над тем, в самом ли деле люди были более счастливы в те примитивные времена, когда машины еще не внедрились во все сферы человеческой жизни. Огромное хрустальное окно иногда становилось прозрачным, и за ним виднелись бесконечные пески пустыни. Доктор знал — если окно мягко светится золотистым светом, значит, на улице ночь. Нежные руки время от времени поворачивали его на кровати, и игла снова вонзалась в руку, еще глубже погружая в царство забвения.

Однажды в спальню пришла его жена в сопровождении внимательного гуманоида. Рут держала в руках удивительную плюшевую игрушку, одно из ярких крыльев которой свисало вниз. Игрушка напоминала по форме один из гигантских живых цветов странного сада. Под тонкими подвижными бровями глаза Рут казались огромными — в них было выражение детского любопытства и тревоги. Сначала запах ее духов казался приятным, возрождая в памяти события далекого прошлого, но уже через несколько минут начал душить Форестера своей невыносимой сладостью.

— Это Рут, — произнесла машина. — Она — ваша жена.

Тревога в глазах молодой женщины сменилась выражением радости — она склонилась к Форестеру, и ее полные чувственные губы растянулись в детской улыбке. Рут неуверенно коснулась его лба, губ, и Клэю показалось, что на лице ее отразилась тень тщетной борьбы сознания с наркотиком. Но вот она уронила свою странную игрушку, и все исчезло.

Накрашенные губы девушки обиженно надулись, по бархатным щекам покатились слезы. Андроид тут же поднял игрушку и протянул ее Рут. Она жадно схватила ее и прижала к груди, позволив машине вытереть слезы со своих щек. Рут снова улыбалась, что-то тихонько напевая, и гуманоид увел ее из комнаты.

В следующий раз Форестер обнаружил себя в мягком раскладном кресле, с высоко поднятой ногой в гипсе. Пораженный внезапно нахлынувшим ощущением полного одиночества, в которое его погрузил наркотик, Форестер прерывающимся голосом прошептал гуманоиду, стоящему за его спиной:

— Неужели у меня не осталось друзей, которые могли бы навестить меня? Или все они получают свою дозу эйфорида? — горечь звучала в каждом его слове.

Машина моментально ответила:

— Большая часть ваших помощников и друзей нашла утешение в эйфориде. Лишь немногие удачливые исключения сумели найти счастье самостоятельно, в безвредной и созидательной активности. Доктор Питчер пишет драмы — раньше врачебная практика не оставляла ему времени для этого. Еще один счастливец — мистер Айронсмит.

— Вы не попросите их навестить меня?

— Они оба уже приходили, — промурлыкала машина. — Только вы не узнали их.

— Когда Фрэнк Айронсмит снова придет…

Речь доктора замедлилась и прервалась — еще один укол эйфорида сделал свое дело. Форестер старался вспомнить, о чем он хотел спросить Айронсмита, но никак не мог — до момента, когда очнулся на уже знакомом жестком столе в белой комнате, где ему когда-то сделали первый укол эйфорида. Гуманоиды истязали его другими, очень болезненными инъекциями, и боль, казалось, рассеивала серое забытье.

Вслед за болью вернулось ощущение разбитости и плохого самочувствия, но нежные руки машин растирали и массировали его до тех пор, пока дрожь и холодный пот не прекратились. Форестера вернули назад в спальню и посадили в специальное кресло на колесиках, где он обнаружил, что сжимает в руке яркую плюшевую игрушку, напоминавшую червяка с крыльями. Доктор с отвращением бросил ее на пол.

— Чувствуете себя лучше, Форестер?

Удивленный приветливым голосом Фрэнка Айронсмита, доктор увидел молодого математика, стоящего в дверях комнаты с довольной улыбкой на лице. Он пришел один, без сопровождения гуманоидов.

— Похоже, что так, — неуверенно кивая, доктор потрогал сломанную ногу. Гипс уже сняли, и даже отек спал. Сгибая и разгибая ногу, Форестер не чувствовал боли. — По-моему, все в порядке, хотя совсем недавно я отвратительно себя чувствовал.

— Это реакция на нейтрализующую сыворотку, — пробормотал Айронсмит. Положив руки на поручни кресла, он отвез доктора в другую комнату и попросил гуманоидов закрыть скользящую дверь и оставить их наедине.

— Они привели вас в сознание, потому что мне нужна ваша помощь, — продолжил математик.

Доктор приподнялся было, чтобы проверить свое колено, но после слов молодого человека снова опустился в кресло, изучая Айронсмита. Сейчас бывший клерк гораздо меньше походил на вечного студента, он заметно повзрослел. Все такое же открытое, его дружелюбное загорелое лицо казалось строже и сильнее. В его ясных и честных больших глазах светилась трезвая рассудительность. Даже одет он был иначе — поношенные брюки и старая рубашка сменились шерстяным костюмом превосходного качества. Это одеяние делало его словно бы шире в плечах и самоувереннее, а серый пиджак, как отметил Форестер, застегивался обыкновенными пуговицами, а не родомагнитными застежками.

— Ваша память полностью восстановилась? — нетерпеливо спросил математик. — Тогда слушайте. Я хочу, чтобы вы помогли мне обнаружить Марка Уайта и его выставку чудаков. За все эти долгие месяцы мы так и не смогли поймать их, — Айронсмит недовольно сдвинул брови.

Доктор не произнес ни слова.

Глядя на Форестера сощуренными серыми глазами, бывший клерк принялся раскуривать сигару, набитую душистым табаком.

— Маленькая Джейн Картер провела с вами в Стармонте почти час. Может быть, она рассказала вам, где они скрываются и что намерены делать в ближайшем будущем. Даже если она не назвала точного местонахождения Уайта, то наверняка упомянула какие-нибудь пригодные для дальнейшей работы детали.

Темное место глубоко под землей, припомнил Форестер, где со стен капает вода… Его губы сжались еще плотнее. Айронсмит мягко настаивал:

— Уайт способен наделать много глупостей. Будь я на вашем месте, я бы помог поймать эту шайку.

Глядя на дымящуюся сигару, Форестер ощущал непреодолимую горечь.

— Все гораздо серьезнее, чем вам кажется, — на лице математика отразились нетерпение и досада. — Я по-прежнему не могу рассказать вам больше того, что вы уже знаете, пока вы не присоединитесь к нам. Смею думать, что вы уже способны понять истинную природу гуманоидов и их предназначение…

— О да, это же невинные машины! Они не могут быть плохими, ведь им не предоставлено выбора между добром и злом! Они созданы, чтобы охранять человека от него самого! Конечно же, они не причинят нам вреда, если мы будем относиться к ним как к хорошим помощникам! — хрипло выкрикнул Форестер, не в силах сдержать накопившуюся злость.

Айронсмит с сожалением смотрел на доктора.

— Абсолютная правда. Я надеялся, что вы сможете поверить в это.

— Но я не смог! Проклятые машины постоянно суют нос не в свое дело. Где граница их компетентности? Сам процесс рождения уже приносит страдание — так почему же им не придет в голову оставлять нас в тепле и уюте в утробе матери?