Гумилёв сын Гумилёва

19 апреля 1961 года Гумилев напишет Савицкому: «Я "Тюрков" люблю больше, потому что в VI–VIII веках гораздо живее можно представить людей и события. Со многими ханами и полководцами я смог познакомиться, как будто они не истлели в огне погребальных костров 1300 лет назад».

Гумилев относился к героям своих книг скорее как художник, чем как беспристрастный исследователь. Особенно это свойство проявлялось в Гумилеве, когда он начинал писать о столкновении своих любимых кочевников – монголов и тюрков – с другими народами и с богатыми цивилизованными странами вроде Китая, Персии и даже Руси. Он почти всегда старался стать на защиту степняков, превращаясь из ученого в какого-то странного историка-адвоката. Особенно это будет характерно для его будущих книг – «Поиски вымышленного царства», «Древняя Русь и Великая степь». Но в «Древних тюрках» исследователь взял верх над природным тюркофилом. Нет книги более разрушительной для евразийской идеи, чем «Древние тюрки» Льва Гумилева. Гумилев куда убедительнее того же Кляшторного показал, что тюркский Вечный Эль был создан «длинным копьем и острой саблей» и скреплен почти исключительно военной силой тюрков, заставлявшей «головы склониться, а колени согнуться».

Гумилев восхищается военной доблестью тюрков. Глава о восстании Кутлуга, возродившего Восточный каганат, — одна из самых захватывающих, драматичных. Она намного интереснее исторического романа. Но Гумилев и не скрывает, что для вольных степных народов – уйгуров, карлуков, кыргызов – тюрки оставались поработителями, отношения между народами, по крайней мере в Восточном каганате, складывались как отношения между грабителями и жертвами грабежа. Поэтому Гумилев называет Тюркский каганат «государством-хищником», «некоторым подобием Спарты, но во много раз сильнее и больше». Объединение Великой степи под властью тюркского рода Ашина было для большинства народов большой бедой.

P.S.

«Хунну» и «Древних тюрков» обычно включают в «Степную трилогию». «Степная трилогия» звучит красиво, но почему же в трилогии четыре книги? Перечисляю по году первого издания: «Хунну» (1960), «Древние тюрки» (1967), «Поиски вымышленного царства» (1970), «Хунны в Китае» (1974). Между тем все биографы повторяют одно и то же: трилогия. Создатели сайта «Гумилёвика» называют «Хунну» и «Хуннов в Китае» двумя книгами первой части «Степной трилогии». Сам Гумилев в предисловии к «Хуннам в Китае» довольно неожиданно назвал эту книгу первой частью «Степной трилогии». Но четырнадцать лет спустя, в «Биографии научной теории», Гумилев уточнит, что термин «трилогия» относится не к изданиям, а к народам: хунны – тюрки – монголы. Это, собственно, и есть «Степная трилогия», которой посвящены четыре книги и множество статей.

Я же не согласен ни с биографами, ни с самим Гумилевым. Здесь счет надо вести по книгам, а не по сюжетам и героям книг. Тем более что не только этногенез хуннов, тюрок-тюркютов и монголов описывает Гумилев. Герои его книг – десятки, если не сотни больших и малых этносов, от многомиллионных ханьцев до малочисленных шато, муюнов, черных абаров.

Как бы ни хотелось Гумилеву остановиться на числе «три», логика материала заставляет нас произнести неизбежное слово «тетралогия». «Степная тетралогия» объединяет историю Центральной Азии от III века до н. э. (с кратким историческим экскурсом в глубокую древность) до XIII века н. э. Цель же «Степной трилогии» – написать историю Центральной Азии от хуннов до монголов Чингисхана.

Часть IX

СТРАШНАЯ ТАЙНА ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

Хазары – страшная тайна Восточной Европы. Народ, возникший будто ниоткуда, ушедший в никуда. Точно не известны их предки, не найдены потомки. От хазарского языка сохранилось единственное слово – «Саркел», переведенное автором «Повести временных лет» на древнерусский буквально – «Белая Вежа»: «Иде Святославъ на козары. Слышавше же, козаре изыдо ша противу съ княземъ своим каганомъ, и съступиша ся бити, и бывши брани межи ими, одол Святославъ козаром и городъ ихъ Блу Вежю взя».

Саркел – крепость, охранявшая западные границы Хазарии от воинственных русов. Ее гарнизон – триста воинов – составляли не хазары, а иностранные наемники.

До похода Святослава Хазарский каганат контролировал огромную территорию от Мангышлака на восточном берегу Каспия до Средней Волги, Дона, Крыма. В сфере влияния или даже в прямом подчинении хазарских каганов находился почти весь Северный Кавказ. Хазары отразили наступление арабов и задержали распространение ислама по Восточной Европе – подвиг потрясающий, ведь незадолго до арабохазарских войн мусульмане сокрушили Персию и отняли у Византии все африканские и почти все азиатские владения. Константинополь устоял только благодаря техническому превосходству византийского флота, оснащенного огнеметами («греческим огнем»). В арсеналах же хазарских каганов таких технических новинок не было.

Арабские историки, географы и путешественники Ал-Масуди, ал-Истахри, ибн-Хаукаль сообщали о богатствах хазарских столиц – Итиля и Семендера, но археологи даже не знали, где искать их развалины, а сама история каганата напоминала какую-то невероятную мистификацию. [33]

Более всего ученых поражала религия хазар – иудаизм. Хазарский каганат – единственное средневековое государство, где иудаизм был религией господствующей, государственной. Сохранились даже хазарские дирхемы, очень похожие на арабские, но на арабских было написано: «Мухаммад – посланник Бога», а на хазарских – «Моисей – посланник Бога».

33

В Средние века о хазарах много писали арабы, гораздо меньше – греки, совсем мало – русские. От самих хазар сохранилось только два документа, они написаны не на хазарском, а на древнееврейском. Первый – письмо хазарского малика (царя, но не кагана) Иосифа Хасдаю ибн-Шапруту, придворному врачу халифа Андалузии и дипломату, этническому еврею, который по мере сил пытался защищать права своего народа. Другой документ – письмо неизвестного хазарского иудея все тому же ибн-Шапруту. Оно оказалось в Кембриджском собрании древних рукописей, поэтому его автор и называется в исторической литературе «Кембриджским анонимом». Письма были переведены на русский, опубликованы и прокомментированы Павлом Константиновичем Коковцевым, известнейшим востоковедом-семитологом.

Средневековые мусульманские историки и географы вопрос о происхождении хазар только запутали. Они писали, что хазары происходят от Яфета, сына Нуха (Ноя). Но к Яфету возводили родословие всех северных народов, от тюрков до славян, а историки берут сведения о происхождении из исторических источников, то есть у тех же арабских ученых и византийских хронистов, поэтому все попытки связать происхождение хазар с тюрками, савирами или другими древними народами – это чистые реконструкции, основанные на вольных интерпретациях и домыслах.

Почти все историки считали хазар кочевниками тюркского происхождения, потому что арабский географ ибн-Хаукаль написал, будто язык хазар похож на болгарский. А языком древних болгар считали тюркский. Большинство известных хазарских имен – или иудейские, или тюркские.

Тюрки-кочевники, исповедующие иудаизм, – какой диковинный кентавр, какая странная, неправдоподобная химера!

Гумилев заинтересовался хазарами еще в университетские годы.

Лето 1936-го – самое жаркое в первой половине XX века. В Москве столбик термометра преодолел отметку плюс 37. Даже в обычно прохладных лесах северной России и Урала пересыхали ручьи, мелели реки, горели торфяники. Облака не заслоняли землю от выжигающего все живое солнца, дым от горящих лесов окутывал города. А как жили и работали тем летом археологи в донских степях, даже и представить трудно. А ведь работали.

Летом 1936-го экспедиция Артамонова продолжала раскопки хазарской крепости Саркел. Тем летом Артамонов принял на работу бывшего (еще не восстановленного на истфаке) студента Гумилева, с которым познакомился годом ранее, когда вел раскопки в долине реки Маныч. Артамонов и заинтересовал Гумилева хазарской историей. Теодор Шумовский пишет, что в 1938 м в тюремной камере Гумилев читал лекцию не о тюрках или монголах, а именно о хазарах.

Через несколько лет после войны Артамонов продолжит раскопки крепости, и Гумилев вновь будет работать вместе со своим учителем практически до своего ареста в 1949 году. Артамонов завершит раскопки в 1951-м, а в 1952-м остатки Саркела окажутся на дне Цимлянского водохранилища.

Весной 1965 года издательство «Наука» заказало Гумилеву, в то время второму (после Артамонова) в Ленинграде специалисту по истории Хазарского каганата, небольшую научно-популярную книгу о Хазарии. Гумилев хоть и был несколько смущен задачей (научно-популярных книг он еще не писал), но быстро и легко справился с работой. Уже в ноябре 1965-го книга под названием «Открытие Хазарии» была закончена, а в июне 1966-го поступила в продажу.

К тому времени Гумилев уже успел опубликовать результаты своих хазарских исследований в научных журналах: «Азия и Африка сегодня», «Вестник ЛГУ», «Сообщения Государственного Эрмитажа». Специалисты – историки и археологи – о результатах его работы знали. Книга предназначалась не им, а простым читателям, хотя именно «Открытие Хазарии» оказалась одной из самых цитируемых книг Гумилева. Гумилев не только популяризировал, но и обобщил материал, разбросанный по отдельным статьям. Получилась вполне научная работа, написанная живым и легким языком. Пожалуй, в «Открытии Хазарии» (оно появилось за год до «Древних тюрков») Гумилев и нашел форму для почти всех своих будущих книг. Каждая из них одновременно и научное исследование, и художественное произведение.

Обычно книги по археологии, а большая часть «Открытия Хазарии» посвящена именно археологическим вопросам, читать невозможно. Кто, кроме специалиста, станет вчитываться в скрупулезное описание куч древнего мусора, могильников, полуистлевших черепов? Но Гумилев, опытный литератор, уже знал, как заинтересовать читателя, чтобы тот с первых же страниц не отложил книгу в сторону. Он начинал загадкой:

«В один из весенних дней 1959 года я вошел в читальный зал библиотеки Эрмитажа и увидел профессора М.И.Артамонова, рассматривающего карту калмыцких степей. "Сколько километров в фарсахе?" – мрачно спросил он меня. Я припомнил общепринятую величину – 5,5 км, но профессор буркнул: "Не выходит", — и пригласил меня к карте. Дело заключалось в следующем. Хазарский царь Иосиф в письме к Хасдаи ибн-Шафруту описал ежегодную летнюю перекочевку своего двора. Весной он выезжал из своей столицы Итиль, расположенной на берегу Волги, и двигался на юг, к реке В-д-шан. Затем он перекочевывал на север, очевидно, избегая летней жары в засушливых прикаспийских районах, но двигался не домой, а к реке Бузан, отождествляемой с Доном, и оттуда возвращался к себе в Итиль, находившийся в 20 фарсахах от Бузана. <…> Все расстояния исчисляются от столицы Итиля. Следовательно, для того чтобы найти место столицы, М.И.Артамонов построил на карте треугольник, упиравшийся вершинами в реки Дон (Бузан), Волгу (Итиль) и Терек (Уг-ру), с длиной сторон, пропорциональной заданным расстояниям.