Гурман

— Вам нельзя пить. Есть тоже. — Он принялся мыть в тазике бритву. — Если хотите облегчиться, скажите. Я принесу судно. В сущности, вы можете и не справлять свои естественные потребности. Вам все равно скоро сделают клизму, хотите вы этого или нет, чтобы все ненужное вышло из вашего организма. Вы должны быть чистым. — Старик снова приблизился к Олегу и придирчиво оглядел его тело, гладкое, как у младенца.

Его глубоко запавшие глаза остановились на лице парня.

— Конечно, как я забыл, — буркнул он и взял ножницы, слабо блеснувшие в свете лампы.

— Нет! Не подходите! — завизжал Олег, видя, как старик подносит ножницы к его глазам.

— У вас остались ресницы.

Олег дернулся, и лезвие слегка вспороло веко. По щеке побежал ручеек крови, и старик замер на месте, вперив завороженный взгляд в красную струйку. Несмотря на страх и боль, Олег вдруг подумал, что именно так смотрит голодный ребенок на любимое угощение.

— Пожалуйста. Не нужно ничего делать, — взмолился он.

— Я просто старый клоун. Всеми брошенный и забытый, — медленно проговорил старик, облизываясь.

Он провел грязным пальцем по щеке дрожащего Олега и с благоговением стал рассматривать красное пятно на подушечке. Это продолжалось не более минуты, но Олегу показалось, что время остановилось, и старый псих будет пялиться на его кровь целую вечность.

Наконец он вытер палец о мятую рубашку, приблизился к Олегу и сказал тусклым голосом:

— Давайте закончим.

После того как ресницы были срезаны, старик шагнул назад.

— Теперь вы чистый, — заявил он. — Ваше тело теперь в порядке. Но чисто ли сердце, сознание, помыслы?

— Я не знаю, — жалобно выдавил из себя Олег. — Прошу, отпустите меня! Я ведь никому не причинил зла!

— Зло… — Лицо старика приняло задумчивое выражение. — Вы не имеете о нем никакого представления, зато я знаю больше, чем вы можете себе вообразить. — Неожиданно его глаза наполнились слезами. — Я хочу домой. Мне здесь плохо, — шепотом произнес он, и ножницы выпали из его пальцев. — Она не выпускает меня. Я хочу посмотреть на солнце. Вы давно его видели?

Олегу показалось, что он ослышался.

— Видел, — как можно спокойнее ответил он, чувствуя, что именно сейчас может воспользоваться моментом. — И вы тоже его увидите! Освободите меня, и мы вместе выйдем наружу.

Старик испуганно замотал головой.

— Она не разрешает мне это делать, убьет меня, если узнает.

— Она? — с досадой переспросил Олег, понимая, что драгоценные минуты утекают. — Кто это?

Старик не успел ответить. Где-то за дверью послышались посторонние звуки. Кажется, сюда кто-то шел. Он попятился назад, его лицо вновь превратилось в старую потрескавшуюся восковую маску.

— Извините, мне пора. Я еще должен начистить картошки с морковкой.

— Постойте! — взвыл Олег, но тот уже скрылся за дверью.

Внезапно парень снова вспомнил о курице, той самой, которую его мать держала над огнем. А когда он подумал о том, что чуть позже опаленная куриная тушка полетела в кипяток, на его гладком, безволосом теле выступил холодный пот.

Часть 4

Ты не можешь разбудить человека, который притворяется, что спит.

Индейская поговорка

— Мы приехали. Проснись, дочка.

Сквозь жемчужно-серую пелену тумана маячило лицо Милы. Она сидела на траве и озабоченно смотрела на девушку. Катя попыталась подняться, но у нее закружилась голова. Она застонала, вновь увидев наручники на своих распухших и истерзанных кистях.

— Прости, но так нужно, — виновато произнесла Мила. — Вставай, радость моя. Скоро стемнеет. Ты любишь ночь? Я — да. Ночью всегда делаются самые важные дела. Но сейчас нужно поторопиться.

— Зачем? — только и смогла вымолвить Катя.

Она растерянно огляделась. Вокруг был непроходимый лес, высоченные деревья упирались в темнеющий небосвод.

— Что с вами, Мила? Что происходит? Это продолжение моего кошмара?

— Увы. На этот раз все наяву, — покачала головой женщина. — Прошу тебя, вставай. Я же обещала, что не сделаю тебе ничего плохого.

Катя никак не могла подняться, и Мила заботливо поддержала ее.

— Я тебе сейчас покажу один фокус, — заговорщическим тоном произнесла она. — Смотри!

Женщина присела на корточки перед небольшим холмиком и, к изумлению Кати, отвернула край почвы так, словно это был резиновый коврик.

— Это искусственная трава, но выглядит как настоящая, — похвасталась Мила. — У меня есть и весенний, и осенний вариант, там, внизу. Очень красиво! Потом покажу как-нибудь.

Слушая эту увлеченную болтовню, Катя неожиданно подумала о ребенке. Тот копается в песочнице и приглашает другого карапуза к себе в гости, обещая показать занимательную игрушку.

Среди стволов деревьев она разглядела какие-то темные бесформенные возвышенности, напоминающие развалины некоего сооружения.

Боже, куда ее привезли?

Между тем Мила отодвинула пласт фальшивой почвы, под которым оказался массивный люк из темного, проржавевшего металла. Она сунула в продолговатое отверстие, находившееся сбоку люка, плоский ключ и повернула его. Раздался едва слышный щелчок. Мила не без труда подняла крышку. Внизу темнели осклизлые ступени, и у Кати подогнулись ноги.

— Где Павел и полицейский? — вырвался у нее жалобный писк.

— Иди сюда, — приказала Мила.

Внутренний голос кричал, требовал бежать отсюда, но Катя просто в ужасе смотрела на громадную шахту, уходящую в глубь земли. Больше всего ее пугала женщина, которую она совсем недавно считала своим самым лучшим другом. Мила пялилась на нее каким-то нечеловечески-голодным взглядом. В уголках рта появилась слюна, а тело слегка пригнулось, словно она готовилась к прыжку.

— Иди сюда, — повторила Мила.

Катя не шелохнулась, понимая, что просто не сможет сдвинуться с места.

Мила бесшумно шагнула к ней. От нее пахло дешевыми духами и еще чем-то странным, прогорклым.

— Ну же. Иди, сладкая, — шептала она. — Они все ждут тебя. И твой дядя, и полицейский, и братик Артур.

— Нет, пожалуйста. — Катя замотала головой, когда Мила с ухмылкой начала подталкивать ее к чернеющему отверстию, откуда потянуло сыростью и холодом. — Нет, прошу вас! Умоляю! Я ведь считала вас второй мамой!