Гусман Смелый

Здесь, меж лугов цветущих,Где Мансанарес летний [44] Очей моих слезамиОпять наполнен щедро;Здесь, в тишине безлюдной,Где на мое томленьеЛишь соловьи пороюОтветят грустной трелью;Здесь, меж стволов иссохшихИ почернелых веток,Где и весной не в силахУже воскреснуть зеленьИ где лишь древо скорби,Лишь кипарис, как прежде,Растет, со мной в печалиСоперничая тщетно, —Прекрасная Филида,Тоскую по тебе я:Ведь чем от цели дальше,Тем нам она любезней.Я говорю: «О море,Быть может, ты заметишьСледы моей пастушкиНа отмелях прибрежных,Вблизи которых многоКораллов разноцветных,Что славной БарселонеДают доход несметный.Тогда в грозу и бурю,Когда швыряет пенуВ лицо далеким звездамВысокомерный ветер,Ты ей скажи: „Филида,Порой грожу я смертьюТем, кто к отчизне дальнейПлывет по горькой бездне;Но тот смельчак, что в гаваньТвоих объятий рвется,Пойдет ко дну в пучинеПечали беспредельной“.О море, даже вздыбивВалы, как горы снега,Чтоб туч они коснулисьИ через миг исчезли,Ты не превысишь горыРевнивых подозрений,Которые ФилидаМне заронила в сердце.О море, оросить мнеПозволь слезами берег,Чтоб ты волной смело ихИ превратило в жемчуг.Едва ли кто, Филида,Из пастухов, чьи песниНад Тахо раздаются,Предугадать сумел бы,Что до границ испанских,До самого прибрежьяТвоим следам вдогонкуМои домчатся пени.Ужели ты забыла,Как здесь, под сенью леса,Я омывал когда-тоСлезами лик твой нежный,И мне они, сливаясьС твоей слезой ответной,Порой казались чище,Чем слезы звезд небесных!Здесь я с тобой простилсяИ здесь кончину встречуЗатем, что жив я только,Пока с тобой мы вместе.Спеши, моя Филида!Я на пороге смерти,Которая страдальцамДарует утешенье».

44

…где Мансанарес летний… – Река Мансанарес, протекающая через Мадрид, весьма мелководна и летом пересыхает от зноя. Певец хочет сказать, что его слез хватило бы, чтобы сделать Мансанарес многоводным.

Обратив внимание на эти концерты, хотя то, что на них пелось, и было написано не для данного случая, а относилось к турнирам и празднествам, Леонардо заключил, что дон Феликс ухаживает за его сестрой или, как теперь принято говорить, ведет себя с нею галантно, – ведь всякое время приносит с собою свои новенькие словечки. Леонардо весьма расстроился, ибо был чрезвычайно осторожным, достойным кабальеро, и, не желая ссориться с особой столь уважаемой, как дон Феликс, поместил Изабеллу, весьма этим огорченную, в монастырь. Однако дон Феликс в ответ на эти хлопоты дона Леонардо начал действовать так, как если бы рука Изабеллы была ему уже обещана, и Изабелла, связанная обязательством, хоть и не давала к этому повода, согласилась стать женой дона Феликса. Договорившись об этом через посредство лиц благородного происхождения, она покинула монастырь, и они вступили в брак. Леонардо особенно этому не противился, прежде всего потому, что дон Феликс известен был своей знатностью, а кроме того, еще потому, что, будучи человеком разумным, признал, что нельзя препятствовать супружеству двух людей, которые любят друг друга, ибо сказано: «Кого бог соединил, человек да не разлучит». [45]

45

«Кого бог соединил, человек да не разлучит» – евангельский текст.

Слава дона Феликса среди горожан и студентов достигла тем временем такой степени, что его всюду встречали приветственными кликами. Но некоторые кабальеро этого города, побуждаемые завистью, сговорились его убить, и хотя паж одного из них предупредил дона Феликса о грозящей ему опасности, он не пожелал принять никаких мер предосторожности и не стал скрываться. Заговорщики нанесли ему свыше сорока ран, и слуги принесли его к жене в таком состоянии, что Изабелла не надеялась, что он останется в живых.

Здесь будет уместно рассказать о происшествии, случившемся с неким знатным итальянцем, читавшим однажды вечером «Амадиса Галльского». [46] Когда он дошел до того места, где герой, под именем Вальтенебрес, изображен лежащим на скале в пустынной местности под названием Пенья-Побре, то, не обращая внимания на множество слуг, смотревших на него с удивлением, он начал рыдать и, ударив кулаком по книге, воскликнул: «Maledetta sia la donna que tal te ha fatto passare!» [47]

46

…читавшим однажды вечером «Амадиса Галльского». – Об «Амадисе Галльском» см. комментарий к новелле «Приключения Дианы» (прим. 4). Эпизод, о котором идет далее речь, рассказан в 5 главе II книги «Амадиса».

47

Да будет проклята дама, заставившая тебя вытерпеть такое! (Итал.).

Прошу вас, не отчаивайтесь, ваша милость, ибо дон Феликс уже выздоравливает; мужество не вытекло вместе с кровью из его ран, сила духа его удержала в теле жизнь. Другой на его месте, без сомнения, умер бы; он, однако, выжил, на удивление самой природе.

Когда дон Феликс выздоровел, он велел поставить на площади шатер, увешанный всякими девизами, и встал на рассвете у его входа, приказав в качестве вызова трубить в трубы и бить в барабаны. На доне Феликсе были белые с золотом доспехи, яркий плюмаж соломенно-желтого и белого цветов, расшитые золотом и серебром чулки, белые сапоги, на плече копье, в левой руке шпага; и со щита свешивалось объявление с вызовом на поединок, прикрепленное к дощечке, поддерживаемой тремя шнурками золотого, желтого и белого цветов. Вид дона Феликса внушал ужас. Поднятое забрало открывало гневно сверкавшие глаза и черные усы – словно траур по тем жизням, которым он угрожал.

Так простоял он на месте целую неделю, и ни один кабальеро не вышел в поле, или, как говорили древние, на ристалище. По истечении этого времени его слуга, конный и в полном вооружении, коснулся щита, на котором висел вызов. Дон Феликс вышел из шатра и проскакал вместе с этим слугою расстояние, равное броскам трех копий, после чего так ударил своим копьем в землю, что она задрожала, а копье разлетелось на кусочки. Затем он направился домой, и все население города проводило его шумными и восторженными кликами. Прошло несколько дней, и завистники, которые и тут нашлись, – хотя, казалось бы, истинная доблесть не должна порождать зависти, – довели все случившееся до сведения короля, обвинив дона Феликса в том, что он будто бы хотел взбунтовать этот город. Произвели, как водится, следствие, и так как у зависти никогда не бывает недостатка в лжесвидетелях, то их не замедлили и на этот раз найти. Дон Феликс был приговорен к обезглавливанию на эшафоте и для этой цели был доставлен в столицу.

Весть об этом дошла до достойнейшего кабальеро, светлейшего сеньора дона Луиса Энрикеса де Кабреры, адмирала Кастилии, герцога Медина и графа Модика (деда того самого, который сейчас является главой этого славного дома), достойного и щедрого вельможи. Он прочитал записку дона Хауна Австрийского, в которой подтверждался вышеописанный подвиг, совершенный доном Феликсом при захвате турецкой галеры, и, посетив его в тюрьме, проникся к нему уважением настолько, что стал ходатайствовать перед его величеством о сохранении ему жизни.

Король, также весьма благосклонный к дону Феликсу за проявленное им мужество и понимавший, что в жизни трудно не нажить врагов, помиловал дона Феликса, но при этом запретил ему возвращаться в родной город.

Дон Феликс поселился в своем имении поблизости от этого города, но впоследствии все тот же названный нами сеньор, который счел такую помощь подобающей своему высокому положению, добился для дона Феликса разрешения жить у себя на родине, где я и познакомился с ним. Он был уже в преклонном возрасте, но по-прежнему проявлял все ту же доблесть, потому что телесные изъяны не умаляют величия души.

Вот вам, сеньора Марсия, история Гусмана Смелого. Если же вы находите, что в ней недостаточно любовных приключений и слишком много сражений, то могу вам посоветовать прочитать «Пастуха Галатеи» [48] – роман, в котором можно найти все, что только есть по части любви, этой царицы человеческих чувств, с которой может сравниться лишь ревность – незаконное дитя наших страстей, плод недоверия и душевной тоски, ярость оружия и тревога словесности. [49] Но об этом мы поведем речь уже не здесь, а в книге под названием «Лавр Аполлона», [50] которая последует за этой.

48

…прочитать «Пастуха Галатеи»… – Пасторального романа под точно таким названием в Испании не было. Видимо, Лопе здесь делает несколько замаскированный выпад против романа Сервантеса «Галатея», первая часть которого была напечатана в 1585 г., а вторая, много раз обещанная автором, так и не была написана.

49

…ярость оружия и тревога словесности. – Лопе де Вега, воюя против культизма, тем не менее иногда сам отдавал ему дань. В этой фразе Лопе де Вега хочет сказать: пылая ревностью, дворянин хватается за шпагу, грамотей – за перо (чтобы излить свои чувства).

50

«Лавр Аполлона» – книга Лопе де Беги, опубликованная в 1630 г.; это – большая дидактическая поэма, дающая обзор литературы Испании того времени.

Эспинела [51]

Величают ныне барды,Чтоб богов не свергли с неба,Гонгорой и Борхой Феба,А Венеру Леонардой.Гера сделалась Гальярдой,Переименован ПанВ Марио, Амур-тиран —В Сильвио, а у ПалладыС Марсом спор – кого же надоЗвать из них двоих Гусман.

Не удивляйтесь тому, что это стихотворение, обычно называемое «десимой», я озаглавил «эспинела»; такое название дано в честь маэстро Эспинеля, изобретателя этой поэтической формы. Точно так же некоторые строфы называют сапфическими в честь Сапфо. [52]

51

Эспинела – десятистишие, честь разработки типа рифмовки и строфики которого приписывают испанскому писателю Висенте Эспинелю (1551–1634). Несколькими строками ниже Лопе де Вега называет Эспинеля маэстро, потому что тот был известен также и как композитор и музыкант. В сочиненной им эспинеле Лопе де Вега язвительно упоминает своих поэтических противников – поэтов Луиса де Гонгору и Франсиско де Борху, сторонников культистской поэзии; здесь же он чуть-чуть иронически сравнивает свою возлюбленную Марту де Неварес, которую он воспевал под именем Марсии-Леонарды, с Венерой. Остальные намеки, содержащиеся в эспинеле, расшифровать затруднительно.

52

…некоторые строфы называют сапфическими в честь Сапфо. – Сапфо (Сафо) – древнегреческая поэтесса VII–VI вв. до н. э.; сапфической строфой называется строфа с разностопными стихами, введенная Сапфо в греческую поэзию.