Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона

Гордый стол классика решительно отказывался входить в чуждые ему апартаменты. Он словно говорил: «Мне ли, фундаменту селезневского творчества, подстраиваться под чужие бесталанные углы! Поставьте меня в чистом поле! Постройте вокруг меня настоящий дом творчества… Ну ты, дубина, куда пихаешь! Угол обдерешь! А этот угол знаменитый, можно сказать, легендарный. Когда наш любимый гений дописывал второй том тетралогии, так об него задом шарнулся, что синяк только после сдачи третьего тома в печать и сошел… Полегче, косорукий! Не холодильник прешь!»

И только когда вмешался смекалистый ум нашего богача-самородка Поливанова, проще говоря, когда он прибавил еще денег, стол со скрипом столешницы и стонами грузчиков вполз, наконец, под своды особняка.

Теперь в столовой третьего этажа нас заметно прибавилось. На одного человека, но все равно было заметно. Лифт, поднимавший с кухни изысканнейшие блюда и закуски, в обед следующего дня работал на всю катушку, а после ужина и вовсе сломался. Управляющий Бронислав Романович давно не выглядел таким запыхавшимся.

Так начиналась работа над документальной эпопеей «Милионное состояние души».

Позднее я приобрела в книжном киоске этот фундаментальный труд в суперобложке со множеством цветных фотографий. На одной из них можно увидеть расположившуюся на диване семью Поливановых. В кадр попала изящная ножка сидящей справа неизвестной женщины. Чтобы не искушать будущих историков, признаюсь, что это – моя нога. А вот и отрывок из бессмертного шедевра:

«…Он шел, не разбирая дороги, через распаханные и унавоженные колхозные поля. Он шел, чувствуя свою близость к земле, потому что был в домашних тапочках. Он больше не был начальником ПТК-5 Верхнебарыбинского УРСа! Того самого ПТК того самого УРСа, из строительных материалов которого был построен его собственный дом! Где кончалось имущество его конторы и где начиналось его собственное, уже трудно было понять, так сроднился Михаил со своей работой. И вот теперь они резанули по живому, лишили его любимой работы, любимых строительных материалов и любимого трехэтажного дома. Мало того, в левом нагрудном кармане была непривычная пустота. Заветная красная картонка, о которую билось его неспокойное сердце, тоже осталась на столе общего собрания коммунистов.

А ведь говорил когда-то майор Другорядко, преподаватель с военной кафедры Моршанского политехнического института, на учебных стрельбах: «Попасть в мишень – дело десятое, вы лучше попадите в обойму!» И вот теперь его выкинули из обоймы. Мол, не высовывайся! Не проявляй инициативы! Не выходи за рамки! Михаил вспомнил миф об Икаре, которому кричали, чтобы не поднимался на крыльях высоко к солнцу. А Икар поднялся! Завоняло паленым пером! Тебе что? Больше всех надо? Построй себе двухэтажный дом, как у всех начальников ПТК, что тебе, мало? Нет, ему надо было три этажа и еще башенку! И турнули Икара…

Неожиданно он почувствовал острую боль в ноге. Пуля! Пуля, оставшаяся в земле со времен Великой Отечественной войны! Михаил сел и осмотрел простреленную болью ногу. Раны не было видно, но стопа раздувалась на глазах, становясь похожей на огромный неподшитый валенок. Маленькая пчелка, на которую он случайно наступил, ужалила его в пятку, как знаменитого древнегреческого героя.

С детства Михаил страдал аллергией на пчелопродукты, с детства ненавидел он этих жужжащих тружеников, одного маленького микроскопического жала которых было достаточно, чтобы он превратился в надувного резинового человека. Много позднее, когда Михаил станет одним из самых богатых людей России, эти резиновые люди будут повсеместно продаваться в секс-шопах… »

Тогда еще я не предполагала, какая знаменитая книга будет написана на моих глазах между завтраками, обедами и ужинами, и будет написана буквально за несколько дней. Но сам Поливанов уже через пару дней сказал мне благодарно:

– Молодец, Светланка! Какую птицу мне порекомендовала! Жар-птицу! Высокого полета! Ну и гусь, это тебе не какой-нибудь гадкий утенок! Сразу видно, большой талант! Как он работал! Сел утром за стол, что-то настучал, в интернет вышел, от кого-то почту получил. Глядь, а книга почти готова!..

– Папа, – послышался рядом Дианкин голосок с ярко выраженной назидательной интонацией. – Сколько раз тебе мама говорила: не надо говорить в присутствии детей плохие слова!

Любовь и кровь

– Если бы у него были такие мозги, как у меня фигура…

Эта фраза Поливановой о собственном муже обошла впоследствии все газетные полосы, но мало кто знает, что она аппелировала к одной скромной персоне – гувернантке ее дочери Светлане Черновой.

– Если бы у него были такие мозги, как у меня фигура, он бы предложил тебе более солидное место в его бизнесе, не говоря уже о привлечении тебя в избирательный штаб, – говорила мне Поливанова, в который раз безуспешно пытаясь склонить меня к лесбийскому сексу.

Мой отказ был настолько резким и неожиданным для Людмилы, что она решила взять паузу, чтобы просчитать непонятную ей ситуацию. Эту паузу она заполняла болтовней.

Я сидела в кресле, запрокинув голову в зеркальный потолок, обрамленный позолоченной лепниной. Поливанова восседала напротив на своей необъятной кровати.

Там наверху, словно прилипшие к белой перине облаков, повисли две женщины. В этом ракурсе их вытянутые ноги казались умопомрачительно длинными. Одна из женщин, которая говорила и жестикулировала, старалась вытянуть их еще больше, чтобы коснуться ими своей собеседницы. Та же, наоборот, отодвигалась, совершая ногами неполный круг.

Между женщинами стояла невидимая стена, словно они были с одной картинной репродукции, с одного книжного разворота, но книга уже закрывалась, и между ними уже пролегал межстраничный сгиб.

– … И тут он открывает эту коробку, и я вижу неописуемо красивое колье! – говорила Поливанова, пытаясь скрыть нервное возбуждение за эмоциональным рассказом. – Со мной чуть истерика не случилась! Такая вещь! Ну просто из царской сокровищницы! Я тут же ее примеряю. Вечернее платье с глубоким декольте и колье! Представляешь? А мы с ним чуть не поругались до этого. Пристал как банный лист: «Надень это платье, тебе говорят!» Я ему отвечаю, что к этому платью нужны алмазные подвески от Анны Австрийской. Он орет, я ору… В общем, заставил меня напялить это платье. Правда, подозрения у меня уже были. Орет, но не бьет. Что-то здесь нечисто, думаю! А потом он достает коробочку. Сама коробочка, наверное, тысячу баксов стоит. Примеряю я это колье. Можешь себе представить? Моя грудь, глаза, алмазы… Может, это не скромно, но ничего прекраснее я на свете еще не видела.

Людмила красноречиво жестикулировала и принимала царственные позы.

– …Поливанов мне говорит: «Знаешь, сколько стоит?» Я понимаю, что сумма, наверное, запредельная. Но тут надо сдуру не перехлестнуть, а то он может разораться и этим самым колье мне по башке заехать. «Тысяч сто?» – спрашиваю. Сама-то так прикидываю, раза в два дороже. Поливанов доволен, хохочет. Значит, раза в три ошиблась. «Неужели, – говорю, – двести?!» И глаза так закатываю под потолок. Гогочет! «Триста? Четыреста?» – «Все равно не угадаешь, – говорит. – Девятьсот пятьдесят штук!» «Миша, – кричу, – в долларах?!» – «Нет! – орет, – в „зайчиках“! Обижаешь, лошадка!»