Гувернантка

Ни за что. Она не могла себе этого позволить.

Когда Энн наконец свернула на свою улицу, первое, что она увидела, был потрепанный «форд» Брюса, припаркованный у ее подъезда. Она вошла в холл как раз в тот момент, когда он нажимал на кнопки домофона.

– Привет, – сердечно сказала Энн, обрадованная его приходом; после Мартина Брюс казался таким простым и понятным.

Брюс улыбнулся ей, но Энн с некоторой неловкостью почувствовала в нем напряженность.

– Я была у тети, – добавила она, – и решила прогуляться до дома пешком.

– Хочешь пойти куда-нибудь перекусить?

– С удовольствием.

Но когда они сидели друг против друга, наматывая сыр из лукового супа на ложки, Энн резко спросила:

– Что случилось? Ты сам на себя не похож.

– Да нет, все в порядке. Просто я хотел кое о чем спросить тебя.

Карие глаза простодушно смотрели на нее, но пальцы Брюса сжимали ложку так, словно та была ломом, которым он собирался взломать дверь.

– Продолжай, – медленно проговорила она.

– Мы много времени проводим вместе, Энн. Ходим в кино и на вечеринки, обедаем. – Он взглянул на непочатую пшеничную булочку так, словно впервые видел этот предмет. – Я целую тебя на прощание. Иногда мы держимся за руки. Но это все. Что-то всегда мешало мне…

– Брюс, я…

– Нет, позволь мне закончить. – Он посмотрел ей в глаза. – В ближайшие несколько дней ты не будешь ходить на работу, а у меня есть неиспользованный пятидневный отпуск. Давай проведем это время вместе, Энн. В какой-нибудь хижине на Великих озерах, в шикарном отеле в Филадельфии. Все равно где. Я просто хочу быть с тобой. – Брюс накрыл ее руку своей. – Я хочу лечь с тобой в постель.

Она опустила ресницы, скрывая выражение глаз. Второй раз за день, с грустью подумала Энн и пожалела, что Брюс из всех вечеров выбрал именно этот, чтобы нарушить многолетнее молчание. Энн взглянула на его руку. Она ощущала ее вес, тепло – конечно, ощущала. Но не испытывала желания прижать ее к своей щеке, провести пальцем по линиям ладони. Если бы это была рука Мартина…

Смущенной скороговоркой Энн пробормотала:

– Это очень мило с твоей стороны. Но…

– Я все сделал не так, – заявил Брюс.

Он встал, обогнув стол, подошел к ней и поднял на ноги. Затем поцеловал – осторожно и с явным удовольствием.

Энн неподвижно стояла в его объятиях, испытывая огромное желание заплакать. Потому что она ничего не чувствовала. Абсолютно ничего. Затем Брюс освободил ее и, отступив, с мольбой произнес:

– Скажи «да», Энн. Пожалуйста, скажи «да».

– Не могу, Брюс, – прошептала она. – Просто не могу.

– Почему? Мы уедем вместе и посмотрим, что из этого получится. Никакого давления, просто проведем друг с другом время.

– Я не люблю тебя, – с отчаянием проговорила Энн. – Ни капельки. Поэтому никуда не поеду с тобой, это будет нечестно по отношению к нам обоим – я никогда не смогу дать тебе то, чего ты хочешь. – Она почувствовала, как окаменело его тело, и добавила со слабой улыбкой: – Твой суп остывает.

– Ты уверена в том, что сказала? – спросил он и, когда Энн с несчастным видом кивнула, требовательно спросил: – У тебя кто-то есть?

– Нет! – Разве может она сказать ему, что с ней творится, стоит ей оказаться в десяти футах от человека, которого презирает? – Мне действительно жаль, – пробормотала Энн. – Но я знаю, что поступаю правильно. Ты мой друг, Брюс. И я очень дорожу этим.

Брюс уронил руки, вернулся на свое место и машинально продолжил есть. Энн тоже села. Плечо болело, и казалось, что этот день никогда не кончится. Но она не могла просто так уйти – Брюс заслуживал лучшего. Она пыталась говорить с ним о работе, о приближающейся снежной буре и, когда официант наконец принес счет, готова была закричать от облегчения. Брюс отвез ее домой. Подъезжая к подъезду, он деревянным голосом сказал:

– Лучше нам некоторое время не встречаться. Если ты не возражаешь.

– Значит, мы больше не будем друзьями?

– Когда-нибудь. Только не сейчас.

– Все равно я подумываю о том, чтобы уволиться.

Она не собиралась говорить об этом Брюсу.

Он недоверчиво переспросил:

– Уволиться? С какой стати? Чем ты будешь заниматься?

– Я устала. Я делаю эту работу уже десять лет, и с меня достаточно. Мне нужен перерыв. Отдых.

– Как хорошо, что другим такие мысли в голову не приходят.

С большей твердостью она произнесла:

– Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Брюс, пожалуйста. Все, я пошла. Береги себя, ладно? И мне действительно очень жаль, что так получилось.

Прежде чем он успел ответить, Энн выскочила из машины и поспешила к дому. Она еще не успела открыть дверь подъезда, как машина Брюса отъехала. Энн бегом поднялась по лестнице, открыла дверь квартиры, захлопнула ее за собой и прислонилась к ней спиной.

Она обидела Брюса. Очень сильно, судя по выражению его лица. Что с ней творится? Она не может ответить взаимностью хорошему человеку, храброму и достойному. А мужчина, который манипулирует своими близкими, словно фигурами на шахматной доске, пробуждает в ней страсть и желание. Это безумие. Полное безумие.

Когда на следующее утро Энн проснулась, небо было свинцовым и предвещало ледяной дождь со снегом. В отрезвляющем утреннем свете один факт оставался неопровержимым: вчера вечером она потеряла дружбу с Брюсом. И это печально. Очень печально.

Еще одна причина, для того чтобы оставить работу, решила Энн. Единственным светлым пятном было то, что плечо болело меньше. Нужно позвонить двум-трем друзьям и узнать, не разделят ли они с ней ланч, а затем отправиться по магазинам. В трудную минуту это лучшее лекарство.

Приняв душ, Энн натянула длинное яркое меланжевое платье и занялась волосами. Меланж – это вещь, думала Энн, усмехаясь своему отражению в зеркале. Хотя и не очень модная. Во всяком случае, Келли вряд ли одобрила бы ее. Подсохшие волосы облаком окружали голову. Нужно купить газету и просмотреть объявления о работе, а еще позвонить в Гарвардскую медицинскую школу. Вот уж чего она не собиралась делать – так это сидеть и оплакивать потерю Брюса… или представлять себе Мартина, летящего с Тори на юг. Все это совершенно не имело будущего.