Гувернантка
Шрифт:
Мой водитель сигналит впереди стоящей машине, застрявшей на светофоре. Я огляделась по сторонам, вокруг было все тоже: грязные улицы, пешеходы, голуби на остановке. Ничего опасного, кроме машин на дороге. Я спала не более пяти минут.
Мы выехали на шоссе, вдоль дороги стояли, огромные борщевики. Их зонтики были обращены к небу, как будто антенны подающие сигналы куда-то в космос. Кое-где он разросся и занимал целые поля.
Перед переездом в Новые Колокольчики я поискала информацию в интернете об этом месте. В Новых Колокольчиках было около шестисот жителей, небольшое молочное производство, а на берегу озера симпатичный санаторий с говорящим названием – «Березы». Новым корпусам санатория было не больше
Также на берегу, на крутом утесе была старинная церковь. На православном сайте было указано, что в тридцатых годов церковь была взорвана и только в конце девяностых началось ее восстановление.
Мне запомнилась фотография на сайте: зеленый склон, белые стены храма над ним, озеро, к которому ведет тропинка от храма, по тропинке идет старик с удочкой, а впереди бежит маленькая собачка. Идиллия.
Когда мой водитель въехал в деревню, было уже темно. На улице слабо горели фонари, было темно и тихо. Мы проехали несколько глухих заборов и перед одним из них остановились. Открылись ворота, и машина въехала во двор перед трехэтажным особняком. Двор показался ослепительно ярким, светлая плитка хорошо отражала свет, а свет лился не только от фонарей, но также из нескольких больших окон первого этажа. Территория, которую занимали постройки и сад, показалась мне огромной. Когда я вышла из машины, на крыльцо вышел Дмитрий. Он весело помахал рукой и направился к машине.
– Это все твои вещи? – спросил он, рассматривая чемодан, который выгрузил водитель. При этом он скорчил гримасу, которую можно было расшифровать, как: куда все это девать?
– Пока да.
– А, – засмеялся он, – понятно. Ну, идем в дом.
Водитель покатил мой чемодан дальше по дорожке, а Дмитрий повел меня к той двери, из которой вышел.
– Сейчас я тебя познакомлю с Сергеем Александровичем.
– А кто это? – спросила я.
– Как кто? Ах, да, – засмеялся Дмитрий. – Ты думаешь, что счастливый отец семейства это я? Нет, нет, боже упаси, – последнюю фразу он произнес громким шепотом прямо мне в ухо, при этом он закатил глаза, изображая насколько такая участь кажется ему пугающей. – Извини, пришлось ввести тебя в заблуждение на собеседовании, иначе длинная вышла бы история.
И его смех, и словосочетание «счастливый отец семейства» показались мне неуместными, учитывая, что дети, которыми я должна была заниматься, были сиротами.
Тем временем мы поднялись на полукруглую площадку крыльца, прошли двухстворчатые двери и оказались в просторной светлой прихожей. Дмитрий свернул по коридору направо, я пошла за ним. В гостиной сидел тот самый мужчина, которого я встретила в день собеседования и неудачно толкнула, упав в грязь.
Мы стояли около двери, а он продолжал читать газету.
– Серж, а вот и наша Мэри Поппинс, – сказал Дмитрий.
Серж свернул газету, встал и представился:
– Сергей Александрович.
– Вот, Танюша, это он – отец семейства.
Сергей Александрович поморщился, я решила, что ему не понравился веселый тон с каким это было сказано, и предложил познакомить меня с детьми. Дмитрий остался внизу, а мы поднялись на второй этаж.
Сергей Александрович меня не узнал.
Дети были в спальне, дверь в которую вела из игровой комнаты. Девочка разрисовывала поля какой-то книги, лежа на кровати. А мальчик отправлял из одного угла комнаты в другой машинки и красный мячик.
– Это Мила и Гриша, – представил детей Сергей Александрович, – у Милы скоро день рождения, ей исполняется восемь лет, Грише – девять.
Дети бросили свои занятия, как только мы вошли и стояли, прижавшись друг к другу. Выглядело так, словно
наш приход их напугал.– Мила, – Сергей Александрович обратился очень ласково, он присел перед детьми на корточки, и, взяв девочку за руку, нежно спросил, – помнишь книгу сказок, которую я вчера привез? Тетя Таня сегодня тебе ее почитает.
– Я бы хотела, чтобы дети называли меня Татьяной Николаевной, – не уверена, что меня можно было расслышать, так тихо и неуверенно я это произнесла.
«Я бы хотела», возможно звучало громко, но я так напугалась при первых звуках своего голоса, что остаток фразы проговорила почти шёпотом.
Девочка посмотрела на меня с секунду, но тут же опустила глаза и стала обводить носком туфли узор на ковре.
– Гриша, проводи тетю Таню в игровую комнату, покажи, что у вас есть.
Гриша посмотрел на отца, потом на меня, взял сестру за руку и пошел к двери, в которую мы вошли. Сергей Александрович шел следом за мной. Игровая комната была с мягким ковром и двумя огромными окнами вдоль правой стены. Вдоль левой стояли шкафчики с игрушками и книжками, порядок был идеальный. Мила, войдя в нее, не подошла к полке с куклами, а Гриша смотрел на машинки так, словно видел их не в собственном доме, а на полках магазина.
Я подошла к одной из полок, на которой сидела очень красивая кукла с белоснежными локонами в платье принцессы. Помню, что у меня была почти такая с фарфоровым лицом, только куда-то делась.
– Какая красивая, – сняв куклу с полки, я попыталась изобразить изумление. – Как же ее зовут, Мила?
Девочка никак не отреагировала, она стояла у детского столика и листала книгу, вероятно ту самую со сказками, которую ей обещали почитать.
– Мила, доча, – окликнул девочку отец, – тетя спрашивает, как зовут твою куклу.
Я не могла не заметить, что Мила вздрогнула, когда услышала свое имя. Девочка повернулась к нам лицом, немного постояла, подошла ко мне, взяла куклу, и я с трудом из-за чудовищной дикции поняла, что она говорит:
– Эта кукла не моя, она Лили.
– Для Лили она слишком большая, она до нее еще не выросла, – сказал из своего угла Гриша.
– Мне можно с ней играть? – спросила девочка у отца.
– Никакой Лили нет, можешь играть здесь со всем чем хочешь, – Сергей Александрович говорил спокойно, но он явно был раздосадован.
Мила взяла куклу, прижала ее к груди и стала укачивать.
Сергей Александрович коснулся моего локтя и жестом предложил выйти из комнаты.
– Пусть поиграют без нас, – сказал он, когда мы о казались одни.
Мы вышли из спальни, спустились вниз и сразу повернули направо. Это оказался кабинет с большим письменным столом, справа от двери стояло мягкое кресло и диванчик, на котором едва ли поместилось трое взрослых людей.
Я заняла кресло, Сергей Александрович сел на диван, но потом встал, и, не спросив меня о том, переношу ли я табачный дым, закурил.
– Дети тяжело перенесли переезд, – сказал он. – Они не хотели уезжать. Здесь им сложно. Говорят с акцентом, друзей их возраста у них нет.
Сергей Александрович замолчал, видимо ожидая от меня какой-то реакции, но я молча разглядывала свои руки на коленях и мысль о том, что я допустила чудовищную ошибку, согласившись на эту работу, вот-вот должна была довести меня до мигрени. Я чувствовала удары в висок, подкатившую тошноту. Глаза болели от яркого света.
– Я немного от них отдалился после смерти жены, – продолжил свой рассказ Сергей Александрович. – Их бывшая гувернантка… – Сергей Александрович поднял глаза к потолку, как будто что-то припоминая, – не смогла поехать с нами, она была француженкой. Она им была словно мать. Теперь они как будто вновь разлучились с матерью, уже второй раз. Итак, я думаю в этом причина их замкнутости. На самом деле это очень активные, веселые дети, – закончил он.