Гувернер (CИ)
Шрифт:
Открылась дверь, и в гостиную вошла прислуга. Почему-то мне представлялось, что ею окажется юная дева в коротеньком платьице, белом передничке и чепчике; обладательница застенчивых, и в то же время бесстыжих глаз, игривого румянца на щечках, волнистых золотых волос и желаний, совпадающих с моими. Откуда в моей голове взялся этот образ, ума не приложу. Но он там был и страстно стремился воплотиться в реальность. Увы, меня ждало разочарование. Прислугой оказалась очередная личность в черном костюме, и, что самое грустное, вовсе не желаемого возраста и пола. И делить с такой прислугой свои желания я не собирался. Единственное, на что она способна, это
– Вот ваша комната, господин барон, – продемонстрировала свои скудные способности неправильная прислуга. – Если вам что-нибудь понадобится, вызовите меня, подергав за этот шнурок. Пожалуйста, не забудьте, ужин начинается ровно в восемь. Не опаздывайте.
Прислуга вышла, и мы с Диджеем остались одни.
Из комнаты открывался прекрасный вид на сад, над которым повисла полная луна. Я аж залюбовался.
– Красиво здесь, не правда ли, Диджей?
Я повернулся к своему спутнику и с удивлением обнаружил, что с брауни слетела вся его игривость, выражение лица было непривычно серьезным.
– Что-то случилось? – встревожился я.
– Пока нет, – ответил Диджей. – И я вовсе не уверен, что случится… Но этот дом мне не нравится.
– А что тут может нравиться? – понимающе отозвался я. – Нелепое строение, заполненное кичем и снобами с хвостатой родословной…
– Я не об этом. Какое мне дело до их мебели и высокомерия! Здесь другое… И оно меня беспокоит.
Я пристально посмотрел на Диджея.
– Я не ослышался? ТЕБЯ что-то беспокоит?! Может, просто нервирует тот факт, что ты уже сутки не смотрел мультиков?
Но Диджей проигнорировал мое заявление.
– Знаешь, такой дом очень хорош для брауни… Но здесь нет брауни.
– Ну и что? – не понял я.
– Это плохой знак. Зловещий.
– Хм… А толковей ты объяснить не можешь?
– Я не знаю, как… Их эмоции… Они какие-то другие. Ну, вот скажи, разве не бывает так, что перед тобой вроде нормальная еда, но что-то в ней кажется чужим и неуместным?
– Э-э-э… Ну, экзотика всякая, пожалуй. Национальная еда разная. У каких-нибудь очень странных наций…
– Вот и здесь так. Не хочется мне их эмоций, понимаешь? Они мне непривычны и непонятны. Чужие они. Только у прислуги все нормально. И у управляющего.
Я даже подпрыгнул.
– Что-о-о?! Да он самый шизанутый здесь! Три розы со щитом и оленем, видите ли…
– Нет, – возразил Диджей. – Как раз наоборот. И вообще, не спорь со мной. Кто из нас эксперт по эмоциям, ты или я?
– Ты, ты эксперт.
– То-то же. Ох, чувствую я, опять ты вляпаешься в историю. А мне снова тебя вытаскивать…
– Тогда чего же ты волнуешься? Разве это еще не стало привычным образом жизни?
Хоть я и делал вид, что слова Диджея меня не особо трогают, на душе было неспокойно. Мой друг брауни никогда просто так не нервничает.
Ровно без пяти минут восемь за мной зашел Влад Максимилиан собственной персоной. Гувернер был заметно возбужден, глаза его горели.
– Все уже в сборе, – провозгласил он. – Ее Сиятельству не терпится с вами познакомиться. Ведь дворяне – не частые гости в этих краях.
Я понимающе кивнул – да, мол, края сеи голубыми кровями не балуют. Вслед за Владом мы с Диджеем проследовали к месту сбора. За праздничным столом сидели царь, царевич, король, королевич… То есть уже знакомые мне мальчик Реджинальд Бартоломео и полупрекрасная Гертруда. Альфонсоподобный управляющий тоже находился здесь. А во главе стола возвышалась сама графиня Фам Пиреску, которую я
имел счастье лицезреть впервые. И надо сказать, Ее Сиятельство произвела на меня сильнейшее впечатление. Этой женщине пошли бы к лицу эпитеты: матрона, Великая Мать; такие дамы обычно стоят во главе родовых кланов, племен и государств. Примерно так я представлял себе Екатерину Великую. Без всякой связи с ее реальными габаритами, создавалось впечатление, что любое помещение будет ей мало, и даже самый роскошный трон под ее величественными формами почувствует себя жалкой табуреткой на кривых ножках.Графиня с нескрываемым интересом смотрела на меня. Правда, лестно мне от этого не было. Что-то подсказывало – подобные женщины рассматривают таким образом всех мужчин на свете. Я, наверное, съежился под ее взглядом. Мне начало казаться, что меня поместили под микроскоп. Это чувство я не люблю, поэтому решил ему не поддаваться. Я заставил себя приосаниться и возродить Непокорное Пламя Независимости в своих глазах. Я – барон, понимаешь, Сомверстоунский, Фредерик, между прочим, Лукреций, а не микроб какой! Я – потомок пусть вымышленного, но древнего и славного рода, о котором в Уэльсе слагались (бы) легенды! Не пристало мне ежиться перед какой-то там бабой! Аутотренинг подействовал – дыхание стало ровнее, мысли прекратили игру в броуновское движение, а речевой аппарат родил следующее:
– Мадам! Сияние вашего великолепия ставит под сомнение даже возможности небесного карлика класса G, что именуем мы солнцем. Позвольте припасть к вашей руке!
И хотя фраза "сияние великолепия" у меня самого восторга не вызвала (да и вообще, комплимент казался ужасным), Диджей прошептал что-то вроде "вах" и показал большой палец, а сиятельная матрона милостиво протянула мне свою гигантскую руку и с иронией в голосе произнесла:
– А вы льстец, барон. Не стоит оправдываться. Я люблю льстецов.
Искусство недоговаривания так или иначе присуще всем представителям рода человеческого, но никто не обойдет в этом умении великолепных аристократок не первой молодости. Матронину фразу следует понимать следующим образом: она любит мужчин вообще, а льстецов – в частности.
Соблюдя приличия, я уселся на приготовленное мне место между недокрасавицей и именинником, и приготовился вкушать – стол ломился от яств. Прислуживал великосветскому собранию уже знакомый мне субъект неправильного пола. С места поднялся Влад с бокалом в руке.
– Дамы и господа! – торжественно обратился он к собравшимся. – Сегодня мы отмечаем десятилетие нашего дорогого Реджинальда. Давайте пожелаем ему не только здоровья и долгих лет жизни, но и обретения своего предназначения в великой миссии возрождения славы его древнего рода!
От меня не укрылось, что при этих словах графиня слегка поморщилась, словно фраза о славе рода Фам Пиреску вызвала у нее не слишком приятные воспоминания. Сам виновник торжества и не подумал пустить на свое лицо улыбку, даже самую жалкую и дешевую из всех возможных (улыбка никакая: фигня, а не улыбка – даже номера не заслуживает). Интересно, у него мышцы лица не болят – постоянно хранить это серьезное выражение нетронутым? Я бы сказал, что у мальчика Реджинальда не самое счастливое детство. А с чего ему, собственно, радоваться – что за удовольствие справлять день рождения в кругу этих светских снобов, а не среди своих сверстников! Похоже, аристократическое происхождение выходит ему боком. Бедный ребенок. Но поднять за него бокал определенно надо.