Гвардеец. Трилогия

После Екатерины Второй ему досталось весьма разболтанное и расшатанное наследство. Дисциплина в армии хромала, экономика страны медленно, но верно летела в тартарары. Павел же был педантом, стремящимся к возведенному в абсолют порядку. Понятно, что наводился он твердой и безжалостной рукой, но по-другому в тогдашней, да и нынешней России нельзя. Жаль, не долго правил Павел Петрович.

Где-то хлопнула дверь, прозвучали осторожные шаги. Кто-то сел в экипаж, я увидел, как рессоры прогнулись. Карета тронулась с места и растворилась в темноте. Очевидно, таинственный инкогнито выбрался через черный ход, ибо ни Карл, ни я его не заметили. На пороге лавки появился слуга:

— Проходите, господа. Хозяин освободился.

Мы шагнули внутрь. Переливисто зазвенели колокольчики, подвешенные над дверью. Из-за плотной драповой портьеры появился невысокий плешивый человечек с подсвечником в руках. При виде его сразу вспомнился герой «Буратино» — Джузеппе Сизый Нос.

— Чем могу служить господа? — его речь текла плавно, будто ручей.

Итальянцев принято считать темпераментными, суетящимися, постоянно размахивающими руками. Отчасти так оно и есть, однако процент флегматиков среди жителей Аппенинского полуострова ничуть не меньше, чем скажем в средней полосе России. Пандульфи, очевидно, отличался изрядным спокойствием и хладнокровием. Сомневаюсь, что на него так подействовал наш холодный климат.

— Здравствуйте, сударь. Мы ищем господина Пандульфи, — пояснил Карл.

— Пандульфи — это я. Считайте, что я полностью к вашим услугам, — опустил подбородок плешивый. — Какой повод заставил вас искать в этот промозглый вечер моего общества?

— Может, поговорим об этом в другом месте? — предложил я.

— Понятно, — Пандульфи бросил тоскливый взгляд на наши простые камзолы, догадался, что клиенты из нас не ахти, вздохнул и предложил пройти за ним.

Кабинет у ростовщика был маленьким и тесным. Половину помещения занимало массивное бюро из мореного дуба со столешницей покрытой бархатным сукном, с несколькими рядами выдвижных ящичков с позолоченными ручками. Стены обклеены строгими обоями, потолок обшит деревянными панелями. По бокам бюро скрипучие неудобные кресла, очевидно, чтобы клиент, пришедший сюда отнюдь не по радостному поводу, ощущал еще больший дискомфорт и был более сговорчив. Психология, дери ее за ногу.

Итальянец указал рукой:

— Садитесь.

Мы упали в кресла. После долгой прогулки под открытым небом, ноги не держали. Так, надо настроиться на нужный лад, показать Пандульфи, что и мы не лыком шиты.

Итальянец закрыл дверь ключом, положил его в кармашек камзола:

— Чтобы не мешали! Вы ведь хотите поговорить с глазу на глаз?

— Безусловно, — подтвердил я.

Пандульфи разместился на противоположном конце бюро, устроив тощую пятую точку на стуле с высокой резной спинкой.

— Могу я узнать ваши имена?

Понятно, что можете. В противном случае разговора не будет, не так ли синьор Пандульфи.

Я откашлялся и сообщил:

— Я Дитрих фон Гофен, а это мой кузен Карл фон Браун.

— Рад видеть перед собой молодых аристократов. Мое имя вам известно. Вы, вероятно, прибыли из Пруссии? — наугад предположил итальянец.

— Нет, из Курляндии.

— Думаю, вам здесь понравится. Россия — фантастическая страна. Столько возможностей для умного и ловкого человека. Вы приехали сюда, чтобы удовлетворить тягу к путешествием, или думаете обосноваться?

— Мы поступаем на службу.

— Позвольте, догадаюсь, — Пандульфи прищурился. — Наверняка вас привлек блеск российской гвардии. Это очень почетно. Многие иностранные дворяне прибывают в Петербург, чтобы найти место в рядах одного из четырех гвардейских полков. Я прав?

— Да. Нас зачисляют в штат лейб-гвардии Измайловского полка.

— О, у вас, конечно, есть офицерский патент, — с придыханием спросил итальянец.

— Увы, — вздохнул я. — Мы начнем службу с рядовых должностей.

— Похвально, молодой человек. Вы рождены для военной службы. У вас сложение как у Аполлона.

Я чуть не поперхнулся. Итальянец вроде производил впечатление нормально ориентированного, а тут — ни с того ни с чего расточает комплименты в адрес моей фигуры. Глядишь, еще и свидание назначить. Ладно, шутки в сторону. Я ведь не силен в обычаях.

— Но у нас возникли небольшие трудности…

— Небольшие? — недоверчиво протянул Пандульфи.

Да как сказать: жрать нечего и спать негде. Пустяки, одним словом.

— Разумеется, небольшие, — с улыбкой сказал я.

— Ай-яй-яй, — грустно покачал головой ростовщик. — Печально слышать, что подающие большие надежды молодые люди терпят неудобство. Нехорошо.

— Конечно, нехорошо, — с легкостью согласился я. — Так что мы очень на вас рассчитываем, синьор Пандульфи.

— О, вы назвали меня синьором, я очень растроган, — смахнул невидимую слезу с умилившихся глаз, ростовщик. — Сразу вспомнилась родина, милая сердцу Италия, ее горы, поля, луга.

«Макароны, пицца и кьянти», — подумал я.

Хотя не факт, что кьянти уже изобрели.

— Ну, так вы нам поможете?

— Чем именно, я могу оказаться полезен? — в голове ростовщика крутанулась ручка кассового аппарата.

— Не могли бы ссудить нам незначительную сумму, так, на мелкие расходы…

— Смотря что понимать под мелкими расходами. В ваши годы у меня были расходы только на одно — девушки, девушки, девушки… — мечтательно закатил глаза Пандульфи.

Хм, а по виду не скажешь. Сморчок сморчком, а есть что вспомнить о геройской молодости.

Нет, для нас первым делом идут даже не самолеты — ночлег, еда и все такое. Девушки, действительно, потом. Хотя насчет Карла твердой уверенности нет. Есть в нем что-то от дамского угодника.

— Видите ли, мы действительно поступаем на службу в гвардию. Через несколько дней все бумаги будут оформлены, потом получим жалованье, однако до этого срока нам понадобятся деньги.

— Безусловно, безусловно, — кивал ростовщик, как китайский болванчик. — Только не обижайтесь, милостивые господа, я не могу вот так взять и отдать деньги, — итальянец не произнес фразу «первому встречному», но нам сразу стало ясно, что он имеет в виду.

Понятно, одной распиской не отделаться.

Я отстегнул от пояса шпагу и положил на стол.

— Сколько дадите?

— Позвольте, — ростовщик взял шпагу, покрутил в руках, внимательно изучил лезвие, эфес, рукоятку.

— Семейная реликвия, — на всякий случай пояснил я.

— Не спорю, — Пандульфи кивнул. — Что же я всегда рад выручить из затруднительной ситуации. Надеюсь, пяти рублей под сорок процентов годовых будет достаточно.

Я вспомнил напутствие сержанта и решительно произнес: