Гвардеец. Трилогия

Я сидел за одним столиком с двумя поддатыми парнями в военной форме, носившими прическу по последней курсантской моде — сзади коротко с окантовкой, зато спереди отращивалась челка не хуже, чем у Преснякова-младшего. Под головным убором этой «красоты» не видно, зато, когда снималась пилотка или фуражка, на лицо падала настоящая копна волос, сквозь которую с трудом можно разглядеть глаза.

Не знаю, какую лазейку в толковании устава нашли модники, но так стриглись почти все старшекурсники. Это у них считалось высшим шиком.

Табачный дымок тянулся кверху, курсанты неторопливо потягивали пиво из высоких бокалов. Многих отпустили до утра, и я мог только догадываться, где они проведут эту ночь.

Звучала томная музыка, кажется, Sade, парочки медленно топтались возле хрипящих стереоколонок.

Партнерш на всех не хватало, поэтому мы пили пиво с орешками и неторопливо беседовали. Разговор зашел на тему, почему ребята выбрали местом учебы именно военное училище.

— Рассчитываешь услышать банальные вещи? — спокойно спросил белобрысый сержант Эдик, заместитель командира взвода или по-простому «замок». — Про семейные традиции, преемственность, долг перед родиной?

— Что-то в этом роде, — не стал темнить я.

Эдик глубоко затянулся, выпустил к потолку колечко дыма, ловко ногтем сбил пепел с сигареты и произнес:

— Ну да, мой папа — «полкан», заканчивал это же училище. Так что насчет традиций ты прав. И родину я люблю, уродину — не уродину, не важно. Но ты не поверишь, — он склонился ко мне:

— Больше всего на свете я тащусь от формы и от оружия. Только ради этого, я поступил в училище и не жалею ни капли. Такие, вот дела, Гоша, — он улыбнулся и добавил:

— Только девкам не говори, засмеют.

Тогда я удивился: оружие — туда-сюда, еще понять можно, но вот ради каких-то тряпок пять лет носить кирзачи? Глупо.

И все же он не покривил душой. Оказавшись здесь, я тоже проникся этим по-полной. Мундир и оружие — вот два предмета особых забот любого военного. То, что они любят иной раз больше всего на свете.

Глядя, на Густава Бирона, я вспоминал тот разговор, машиной времени перенесший меня в бандитские девяностые.

— Барон, вы случайно не задремали? — голос подполковника прозвучал неожиданно резко.

Я встрепенулся:

— Никак нет, господин подполковник. Задумался просто.

— Я уж подумал, от сытной пищи тебя разморило. Вернемся к прожекту. Огород без лишней надобности городить не будем. Фузеи для роты оставим гвардейского образца, — уверенно произнес подполковник.

— У меня есть предложение, даже три.

— Интересно, — Густав выжидающе замолчал.

— Надо что-то делать с креплением штыка.

— С ним что-то не так?

— Сами знаете, господин подполковник. Очень неудобная конструкция. Менять надо и чем быстрей, тем лучше. Глядишь, обгонят нас французы или англичане. Негоже русской армии в хвосте плестись.

С 1709 года русская армия вместо багинетов, вставлявшихся в дуло, и потому не позволявших вести стрельбу, постепенно перевооружалось более практичными втулочными трехгранными штыками. Все части переоснастить пока не удалось, но гвардия снабжалась в первую очередь. Минусом явилась непродуманная система крепления — штыки часто падали во время выстрела, их с легкостью сдергивали в рукопашной схватке.

— Не ты один озаботился, — на лице Бирона появилась широкая улыбка. — На, почитай, что прапорщик первой роты Козюренков пишет.

Он извлек из выдвижного ящика письменного стола два исписанных бисерным почерком листа бумаги. Я углубился в чтение, и понял: это не что иное, как грамотно составленный технический документ.

Козюренков подробно описал недостатки крепления штыка и предложил изменить конструкцию, введя продольную пружинную защелку на трубке. Нарисовал чертеж, снабдил подробными комментариями. Такой штык сам не свалится, и в бою не подведет.

— Все хорошо, в чем заминка? — удивленно спросил я.

— Надо пройти апробацию, — пояснил Бирон. — И деньги нужны.

— Давайте изготовим малой партией, предъявим царице, поясним, что и как. Если она одобрит, найдутся и деньги. Козюренков дело пишет.

— Экий ты прыткий. В России таких Козюронковых пруд пруди. Ежели каждого слушать, да по ихнему делать, изнищаем. На всех денег не напасешься.

— Так это и хорошо, что в стране много толковых людей. Их поощрять нужно.

— Нужно-нужно, — пробурчал себе под нос Бирон, но я видел, что он мои слова одобряет. — Закажем у сестрорецких оружейников с десяток таких штыков. Ежели недорого получится, матушка-императрица войдет в положение.

Бирон набросал поверх записки Козюренкова реляцию и приобщил к проекту.

Я скорчил грустное лицо.

— Ах да, — спохватился офицер. — Ты еще о чем-то молвить хотел. Говори, коль не забыл.

— Мои солдаты обратили внимание, что чистка ружей кирпичной крошки приводит к постепенной порче: меняется калибр, пропадает меткость. Пробовали стрелять из старых фузей и обнаружили, что с расстояния в пятьдесят шагов в мишень попасть уже невозможно. Лучше бы заменить толченый кирпич на что-то другое. Мы стали в капральстве вместо него использовать веретенное масло, оно почитай у каждого в хозяйстве имеется, да и стоит недорого. Стволы полируем суконкой. Благодаря таким изменениям фузеи и прослужат дольше, и в бою не подведут. Кругом экономия выходит, — я не стал уточнять, что в действительности на это «открытие» меня натолкнула знаменитая фраза Левши, что «нельзя ружья кирпичом чистить». — Такое бы в «Экзерцицию пешу» внести да в остальные полки разослать.

— Дельное замечание, — кивнул Бирон.

— Только надо бы это по уму сделать. «Эзерциция» в армию поступила в рукописном виде. Я для интереса сравнил наш экземпляр с тем, что попал в Ингерманландский полк и обнаружил, что они сильно отличаются. Какой является правильным, а какой нет — осталось загадкой. Чтобы не было разных толкований надо сей документ напечатать большим количеством и заменить им все рукописные.

— Был такой разговор. Господин фельдмаршал, чьей властью и был сотворен этот документ, давно хотел произвести в войсках замену, но война вмешалась. Есть вещи куда важней, но я, пожалуй, поговорю с теми, кто может принять такое решение. Еще чего скажешь?

— Мушки бы надо на ствол фузейный наклепать.

— Это еще что за напасть?!

— Чтобы огонь прицельный вести, в белый свет не палить и пуль попусту не расходовать, — сказал я и не поленился пояснить на рисунке.

— Делов-то, навел на супостата, да пали. Ежели он далеко, выстрел твой пропадет, ну а как подле тебя будет, мушка без надобности. Ты харю его всегда разглядишь, без мушки.

— Это сейчас, а я подумываю о том, чтобы прицельный огонь не с двухсот шагов вести, а разика в два-три подальше.