Гвардейцы Сталинграда идут на запад

К этому времени наше Верховное Главнокомандование, конечно, установило, что главный удар гитлеровских войск последует в районе Курска, но, зная о мобильности немецких военных частей, учитывая их возможности производить в стремительном темпе перегруппировки для изменения направления удара, Верховный Главнокомандующий требовал, чтобы Красная Армия была готова к отражению удара на любом участке фронта.

Напряжение между тем в оперативной паузе нарастало. И мы все это отчетливо чувствовали.

Так, в 23 часа 50 минут 13 мая Военным советом фронта была принята по телефону директива Ставки. Ставка Верховного Главнокомандования приказала:

«1. Временно прекратить действия авиации по аэродромам и коммуникациям противника.

О возобновлении этих действий будут даны специальные указания.

В случае наступления противника — использование ВВС по усмотрению командующих фронтами.

2. Принять меры к быстрейшему накапливанию запасов горючего для авиации, с тем чтобы довести их, с учетом подвоза из тыла, до 20 заправок и в кратчайший срок привести материальную часть в порядок» [12] .

12

Архив МО СССР, ф. 48-А, оп. 2, д. 8, л. 136.

20 мая в три часа тридцать минут последовало предупреждение из Ставки о том, что немцы намечают начать наступление на нашем фронте в период 19–26 мая.

Ставка приказывала не ослаблять бдительности и боевой готовности войск; авиацию держать в полной готовности. Разведкой и захватом пленных вскрывать группировку противника и его действительные намерения.

Прошел май. На исходе июнь. Мы по-прежнему занимались укреплением оборонительных рубежей, проводили учения в войсках и ждали… Фронт оставался недвижим. Шла местами перестрелка, совершались незначительные операции. В войсках накапливались силы для удара. Нарастало нетерпение у солдат, с нетерпением нарастала и ярость.

Мне не раз в те дни приходилось беседовать с солдатами.

— Товарищ командующий, — спрашивали у меня. — Когда же наступать?

Установка командования оставалась прежней — оборона.

— О каком наступлении речь? — отвечал я вопросом на вопрос. — Перед нами поставлена задача отразить возможное наступление врага.

— Оно возможно… — отвечали мне. — Но состоится ли оно? А если да, то мы перехватим его на ударе. У солдат твердое намерение прогнать врага! Хватит!

Многое в то время нашему Верховному Главнокомандованию надо было предугадать на основе тщательного изучения положения дел у противника. Наше Верховное Главнокомандование, наш Генеральный штаб правильно разгадали замысел противника. Курская дуга!

Гитлеровских генералов соблазнила кажущаяся легкость концентрированными ударами с юга и с севера срезать образовавшийся к весне 1943 года выступ на линии фронта между Орлом и Белгородом, овладеть Курском и, стиснув с двух сторон наши войска, обороняющие Курск, уничтожить их, создать глубокий прорыв в наши тылы. Так Гитлер собирался «при наличии ограниченных средств» добиться «больших результатов».

Возможности были у него, конечно, относительно ограниченны, но для удара в районе Белгорода и в направлении на Поныри он сконцентрировал огромные силы. Пожалуй, в таких масштабах немецкая армия никогда не начинала наступления на сравнительно небольшом участке фронта. Но мы тоже имели теперь возможность противопоставить и значительные силы, и материальные средства, и возросшее мастерство наших войск, и воодушевление войск осязаемой победой.

Гитлер, конечно, понимал, так же как понимали и его генералы, что это их последняя попытка взять реванш за поражение под Сталинградом и опять захватить стратегическую инициативу. Поэтому он и подбрасывал в готовое разгореться пламя все новые и новые войска, новую технику, знаменитые танки «тигр», «пантера», а также самоходные орудия «фердинанд». Все самое лучшее, что могла в то время дать фронту немецкая военная промышленность.

Обе стороны готовились к решительному сражению на Курской дуге.

Обе стороны, конечно, знали о сосредоточении сил и средств для этого сражения. Обе стороны усиленно закапывались в землю и готовили исходные позиции для наступления.

Стоял вопрос: кто начнет наступать?! Время работало на нас, а оборона врага на нашей земле не могла быть длительной.

Наше Верховное Главнокомандование учло преимущество активной обороны с переходом в контрнаступление и решило принять удар противника на подготовленных рубежах, обескровить и обессилить наступающую группировку противника, чтобы затем перейти в решительное контрнаступление.

И вот в ночь с 4 на 5 июля фронт загрохотал. Но! Первой заговорила артиллерия не наступающих, а обороняющихся.

Еще дочитывали в отдельных немецких частях приказ Гитлера, как всегда, составленный в восторженно-мистическом тоне: «С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну… Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания…»

Немецкие войска выходили на исходные рубежи для атаки, накапливались поблизости от передовой линии танковые соединения, на аэродромах летчики прогревали моторы. Некоторые солдаты досыпали последний час перед наступлением.

Удар планировался в 3 часа утра 5 июля. В 2 часа 20 минут войска Центрального и в 3 часа Воронежского фронтов обрушили шквал артиллерийского огня на исходные позиции противника.

Что это? Артиллерийский налет разведывательного назначения? Бьют пять минут, десять… Следует залп за залпом реактивных минометов, рвутся тяжелые снаряды гаубичной артиллерии. Боевые порядки редеют, они смяты, немецкое командование торопливо и в панике отводит с исходных рубежей танки. Огонь — головы нельзя оторвать от земли. Проходит пятнадцать минут, двадцать, огонь не ослабевает. Казалось, разверзлось небо, люди глохнут, не оторвав головы от земли. Разлетаются на куски танки, взлетают в воздух укрепления, подавлены выставленные на позиции артиллерийские батареи, прервана связь между штабами, потерявшие рассудок люди бродят между траншеями.

Проходит двадцать минут, двадцать пять минут. В дело вступает авиация. Над полем боя нарастающий гул авиационных моторов. Самолеты пикируют на позиции, расстреливают на бреющем полете сосредоточившиеся для броска соединения пехоты. Проходит еще десять минут. Артиллерийский огонь не прекращается. Можно подумать, что через несколько минут советские войска перейдут в наступление…

В глубине фронта, в немецких армейских штабах, в штабах дивизий мечутся дежурные адъютанты, непрестанно звонят телефоны полевой связи. Командиры полков запрашивали: что делать, не отменяется ли наступление?

Позволительно спросить сегодня гитлеровских генералов, командовавших в те дни войсками под Орлом и под Белгородом: что их побудило на полтора — два часа позже запланированного срока все же начать наступление? Разве для них, профессиональных военных, не очевиден был исход наступления, начавшегося с такого артиллерийского налета противника, изготовившегося к обороне? Потеряна внезапность, нарушены боевые порядки наступающих, впереди глубоко развитые рубежи обороны, войска, расположенные в глубину на несколько эшелонов. На что можно было рассчитывать? На маневрирование резервами? Снимать с других участков фронта дополнительные силы? Весь подготовленный удар иссяк на первых же километрах прорыва, развернулись воздушные бои, которых не знала до того дня вторая мировая война. Господство в воздухе было немцами утеряно. А с резервами… С резервами получилось совсем скверно…