Гвардия советского футбола

„Торпедо“ к тому же играло тогда очень средненько. И я поверил, что вернусь и снова придусь ко двору.

Теперь-то я понимаю, что надежды практически не было — и лучше бы мне не возвращаться.

Мне намекали, а я не понимал. Я привык играть в футбол — привык, вернее, жить футболом. И даже про тренерскую работу не хотел слышать. Сгоряча я бы тогда перешел в другую команду и еще бы поиграл. Конечно, правильно, что руководство заводское со всей настойчивостью отговорило меня от такого шага. Мы — те, кто играл в большой футбол, — не себе одним принадлежим. Я многим обязан автозаводу, „Торпедо“, и совершенно правильно, что жизнь моя и дальше оставалась с ними связана.

Я не хотел никому показывать своих переживаний. Держался неестественно бодро, хотя всё неестественное мне — нож острый… Кузьме, как видно, мое независимое от нынешнего положения в команде поведение, скорее всего, надоело. Он-то в свое время ушел безо всяких, а я вот резину тяну.

За дубль я больше играть не стал. Перед сборами звонил Кузьме: „Мне в Мячково приезжать?“ — „Как хочешь…“

Миша Гершкович единственный спросил: „Зачем ты уходишь, Анатольич?“

Мне приятно было, что именно он, игрок в расцвете лет, не понимает: почему я ухожу, не доиграв…

Но больше мне уже нельзя было оставаться при таком положении.

Я тихо-спокойно, как мне кажется, ушел.

В мире футбола ничего не изменилось без меня. А столько мне всего разного в разные годы было говорено: какой я необыкновенный, как же будет без тебя…

А вот так».

Раньше у стадиона «Торпедо», на заборе, висели жестяные футболистики в разных маечках, согласно командным цветам. Табличка первенства лесенкой такой получалась. После игры тут собирались люди, беседовали, курили, спорили. Фанатов еще не было никаких, и милиция со стадиона людей не торопила.

Мне запомнился спор двух старичков — спартаковца и торпедовца. Первый долго-долго, взахлеб говорил и на забор показывал: «Спартак» стоял куда выше «Торпедо». Второй долго молчал, стряхивал пепел в сторону. И сказал только одно: «Зато у нас есть Стрельцов!» Развернулся и пошел к шашлычной.

Я подавал мячи на матчах дублеров. Тогда на «Торпедо» играли только дублеры и трибуна была только одна.

Иногда нас прогоняли, потому что приходили ребята из торпедовской футбольной школы. Иногда — нет, видимо, они с кем-то играли.

Мы старались отличить и запомнить тех, кто попал сегодня в дубль, но вообще-то играет за основу.

На матче дублеров «Торпедо» и «Динамо» запомнился Ларин. Он бил так сильно, что штанги гудели. Мы в буквальном смысле дрожали и пригибались от ларинских зарядов. Но Стрельцов всё одно бьет сильнее, — утешал себя я.

Мой племянник болеет за «Торпедо».

Иногда мы вместе ходим на стадион, где уже нет жестяных футболистов, но есть две трибуны, подогрев, милиция и фанаты.

Камень на месте будущего памятника Стрельцову заинтересовал племянника.

— А кто это — Стрельцов? Расскажи! — попросил он с настойчивостью десятилетнего человека.

Вот я и рассказываю.

ВАЛЕРИЙ ВОРОНИН

В июне 1984 года поэт и журналист Сергей Шмитько написал о Воронине такие строки:

Похоронили мы Воронина, Запили горькою Валерия. Судьба такая проворонена, Оставшаяся без доверия… Он на песке Копакабаны, Чернявый, стройный, молодой, Не думал, что усталый, пьяный, Умрет с разбитой головой.

Даже теперь, спустя время, писать о нем трудно, тяжело. Была у него не одна жизнь, а две. Одна белая, красивая. На виду всей страны. А вторая — короткая, черная… В одиночестве.

* * *

Валерий Иванович Воронин играл легко и красиво, получая удовольствие сам и даря радость людям. Он превосходно разбирался в футболе и должен был стать сильным тренером. Он хорошо владел словом и писал блестящие обзоры в еженедельнике «Футбол», в редколлегию которого входил. Наряду со Львом Яшиным он был самым узнаваемым советским футболистом за границей. Ему рукоплескали стадионы Чили и Испании, Англии и Италии. Сама британская королева вручила Воронину награду — приз зрительских симпатий чемпионата мира 1966 года. Валерий был прекрасно начитан, блестяще владел английским языком, был вхож в театральные круги. Он многое успел в своей недолгой жизни. Но не успел еще больше. И в этом виноват прежде всего сам Валерий Воронин.

Футболист необыкновенного таланта, он был способен сыграть на любой позиции. Чаще всего Валерий играл в центре полузащиты, но мог достойно отработать и в обороне, и в атаке, и персонально по игроку. На тренировках Воронин иногда становился в воротах и действовал в них не хуже профессиональных вратарей. Красивый человек, он и играл красиво.

Он действительно был красив. Валерия называли Аленом Делоном советского футбола. И не только футбола. По признанию знакомых, Валерий Иванович был модником, любил смотреться в зеркало. И страшная авария, изуродовавшая его лицо, во многом сломала жизнь великому футболисту и сделала ее до обидного короткой. Валерий Воронин не дожил двух месяцев до своего сорокапятилетия.

Первые шаги

Как и многие мальчишки послевоенной Москвы, Лера (именно так называли его в семье) очень любил футбол. Жили Воронины недалеко от Калужской площади, а занимался будущий торпедовец при заводе «Каучук», располагавшемся недалеко — на Воробьевых горах. Вот как описывает первые шаги Воронина основатель журнала «Футбол» Мартын Иванович Мержанов:

«У подножия Ленинских гор, на низинном топком пустыре, который носил название Лужники, дети играли в футбол. Это были мальчики детской команды завода „Каучук“. Среди них был и черноглазый стройный парнишка Лера Воронин. Пришло время, и заводскую площадку снесли. Началось строительство большого стадиона на берегу Москвы-реки.

Детскую команду мальчиков перевели на Красную Пресню. Там были хорошие поля и можно было регулярно не только тренироваться, но и состязаться в матчах. Но Лера не стал ездить на Красную Пресню. Он жил на Калужской, и проезд на Пресню стоил очень дорого. Сначала мать смотрела на эти дальние поездки как на расточительное баловство, а затем „закрыла кредиты“.

Что же делать? Не бросать же футбол! Дешевле всего стоило проехать на автозаводской стадион, где тренировались мальчики „Торпедо“ — всего 30 копеек: туда и обратно. И Лера начал ездить на новый стадион. Там и родился футболист Валерий Воронин».

Сам он любил говорить, что попал в футбол через забор. Перелез через него на тренировку.

В детстве будущий торпедовец симпатизировал московскому «Динамо». Во многом потому, что в первый раз попал на стадион именно на матч с участием «бело-голубых». Муж старшей сестры Валентины был работником органов и заядлым болельщиком «Динамо», вот и взял подростка на матч. Но Валерий стал торпедовцем. Во многом благодаря знаменитому динамовцу Константину Бескову. Отец Воронина был знаком с Константином Ивановичем, который в 56-м тренировал «Торпедо». Он и привел Валерия за руку в коллектив автозавода. И хотя Иван Воронин был далек от футбола (он трудился в сфере торговли), он понял, что сыну нужно попасть к Бескову. Даром, что Константин Иванович только начинал свою тренерскую карьеру.