Гвардия тревоги
Шрифт:
— Разумеется, оно очень праздничное.
— Но красное ведь еще полнит. А куда мне…
— Тогда надень черную кофту и юбку. Черное стройнит.
— Черное на вечеринку как-то неприлично.
— Тогда желтый джемпер с рисунком и янтарный кулон.
— Но он же совсем детский! И я в нем буду как канарейка или попугай…
— Можно надеть джинсы и синюю рубашку. Это очень современно.
— Так джинсы же в обтяжку, и у меня над ремнем жирная складка торчит.
— Да ведь рубашка широкая, она все скрывает…
— Но не очень длинная! А что, если рубашка задерется и все увидят?!
— Да иди ты хоть голой! — не выдержала наконец тетя Зина. — Только отстань от матери.
Тая закусила губу. Мама тихо возразила сестре:
— Она не издевается. Я помню, как я сама в ее возрасте тоже переживала. Перебирала тряпки, смотрела в зеркало, расстраивалась. Ты, Зиночка, у нас всегда была стройненькая, в другую породу, тебе не понять…
Почему-то от маминого заступничества Тае стало еще обиднее. Вот если бы она согласилась с сестрой и так же твердо заявила, что все это ерунда, не стоящая внимания, и, в чем бы Тая ни пошла на вечеринку у Димы Дмитриевского, не имеет никакого значения, потому что вовсе не это в человеке главное, а наоборот… В этом месте своих рассуждений Тая окончательно запуталась. На глазах выступили слезы.
— Если не будешь больше нудить и разводить сырость, — сказала тетя Зина, — я дам тебе свою белую блузку с кружевами и золотую цепочку с жемчужиной-кулоном. То, что черное стройнит, — бред. Черное могут носить только люди с идеальной фигурой. Белое — все остальные. Наденешь блузку навыпуск с джинсами, она тебе будет почти до колен — никаких складок никто не увидит, даже если станешь на турнике подтягиваться. Решительные противоречия стилей — писк сезона. Например, кружева и джинса. У меня подруга детства — модельер, я от нее знаю наверное.
Тая шмыгнула носом, загоняя «сырость» обратно, и поспешно кивнула. Она ничего не понимала в тенденциях современной моды, никогда не видела в гардеробе маминой сестры белой блузки с кружевами, но тети-Зининому вкусу отчего-то абсолютно доверяла. Впрочем, кулон с жемчужиной на тоненькой золотой цепочке она уже видела и оценила его как очень изящный. Среди маминых украшений ничего подобного не было. Таина мама любила массивные золотые кольца с большими яркими камнями. Папа хорошо знал вкусы жены и всегда дарил ей соответствующие ее предпочтениям подарки. Еще Таина мама любила янтарь и называла его солнечным камнем.
На том вроде и порешили.
Когда Тая прибежала из школы, тетя Зина была на работе. Тая тут же вспомнила, что тетка по субботам ведет в институте семинар, задохнулась было трагическим всхлипом (идти в теткину комнату и копаться в ее вещах она, разумеется, не посмела бы), но напрасно: отглаженная, белая в синеву блузка висела на спинке стула, а на столе перед ней лежала маленькая темно-синяя коробочка — явно с кулоном и цепочкой. Тетя Зина не забыла о своем обещании. Тая отчего-то вспомнила отца, который вечно забывал все, что обещал дочери, и, длинно и тяжело вздохнув, использовала-таки уже родившийся в горле всхлип по назначению.
— Как в школе? — спросила вернувшаяся из кухни мама Таи.
— Пятерка по литературе и две — по истории. За контурные карты, — отрапортовала Тая.
— Умничка! Помой руки и иди есть, — сказала мама. — Щи с беляшами.
— Мам, я же на вечеринку иду, — нерешительно (щи с беляшами она очень уважала) возразила Тая. — Чего ж я наедаться-то буду?
— Да ты что! — Марина картинно всплеснула полными руками. — Совесть-то у тебя есть или как? Подумай сама: ты сказала, этот мальчик весь класс пригласил, значит вас туда без малого двадцать пять человек явится — разве на всех напасешься? Что-то подадут угостить — это понятно: чай там, бутербродики, тортики сухие я бы лично купила. Так ведь не станешь
же набрасываться, как с голодного острова! Неприлично это. Слушать не хочу! Садись сейчас же и ешь щи!— Да, конечно, мамочка, ты права, — не без удовольствия согласилась Тая. — Я просто не подумала.
После щей Тая в домашнем халатике минут пять без толку покружила по комнате, переживая. Как назло, на глаза все время попадалось зеркало. «Разбить его, что ли?» — подумала девочка, но тут же разумно отказалась от этой мысли, потому что без зеркала тоже неудобно.
Стрелка на часах застыла на половине третьего. Чтобы убить время, Тая села за стол и попыталась читать параграф по анатомии на понедельник. Ничего не запоминалось, да и при взгляде на иллюстрацию, на которой был изображен человек без кожи, щи в желудке чувствовали себя неуютно. Тогда Тая взяла атласы и цветные карандаши и аккуратно, мелкими буковками выполнила задания на контурных картах сначала по истории, а потом и по географии. Контурные карты были заданы на следующую пятницу, но Тая любила делать уроки вперед, не откладывая до последнего момента. Немного полюбовавшись красиво разрисованными контурными картами с разноцветными стрелками и значками, Тая убрала их в ящик. Взглянула на часы (в зеркало не смотреть!). Отлично! Можно потихоньку начинать умываться-одеваться.
— Мамочка, — сказала Тая, вернувшись из ванной и переодевшись. — Можно я немножечко твоей помады возьму?
— Зина, когда уходила, меня предупреждала, что ты будешь просить, — быстро ответила Марина. — Сказала: решительно никакой косметики! В тринадцать лет кожа свежая — все это не нужно и признак вульгарности.
Слова были категорически не Маринины, и Тая сразу догадалась, что если по-умному надавить, то в отсутствие старшей сестры мама не устоит.
— Мамочка, мне уже скоро четырнадцать будет, — напомнила она.
— Все равно не нужно, — с ноткой неуверенности в голосе повторила Марина.
— Ну мамочка, ну пожалуйста, я же розовую возьму, неяркую совсем, — бодро заканючила Тая.
— Ну ладно, если только розовую…
Тая решительно встала перед зеркалом. Длинные ресницы со светлыми кончиками, розовые круглые щеки…
— Мамочка! Я еще чуть-чуть пудры возьму, а то у меня после душа щеки и нос блестят, как у поросенка…
— Разве у поросят блестят щеки? — удивилась Марина.
— Ага, — безмятежно откликнулась Тая, энергично работая пуховкой. Потом окинула критическим взглядом результат. — Мам, ресницы мешают!
— Как мешают?! — испуганно переспросила Марина. — Чем это тебе ресницы помешали? И куда же их девать-то?
— Я в том смысле говорю, что все остальное уже накрашено, а у них кончики белые, — пояснила Тая.
— И что же? — мама прикинулась категорически не понимающей. Наставления сестры, по-видимому, снова активизировались в ее памяти.
— Ты мне свою тушь дай на одну крошечную минутку, — сказала Тая. — Я только кончики и подкрашу. Будет вообще незаметно. Зато красиво — волосы-то у меня, можно сказать, светлые. Если их немного начесать…
— Тая…
— Ну мамочка, мамочка, мамочка… — снова заныла дочь. — Ты же знаешь, как я переживаю из-за своей внешности-и… И если кто-то все равно косметику придумал, то могу я от нее стать хоть чуть-чуть покрасивее…
— Нормальная у тебя внешность, что ты такое придумала, Таечка… — проворчала Марина.
Тая украдкой улыбнулась своему отражению — она прекрасно понимала, что мама опять сдалась.
Выйдя из дома, Тая огляделась. Откуда-то сгустился рыжий туман. Дома выступали неясными громадами. Солнце просвечивало четко очерченным малиновым шаром, похожее на чужую планету, случайно приблизившуюся к земле.