Гвиневера: Королева Летних Звезд

Когда мы выехали на Римскую дорогу, мужчины разделились на две группы: одни поехали впереди, а другие сзади женщин, чтобы охранять их Ланселот занял свое место рядом с Артуром. Некоторое время я пыталась ехать рядом с ними – ширина дороги вполне позволяла это, – но бретонец с Артуром пустились в бесконечные разговоры, не обращая никакого внимания на меня. Казалось, что реакция Ланселота на мои слова, произнесенные у въезда в усадьбу саксов, никогда не повторится.

Я отстала от мужчин и ехала в одиночестве, со злостью глядя на Ланселота. Когда я увидела его в первый раз, мне показалось, что он застенчив и неловок в обращении с женщинами, но потом я видела много раз, как они с Энидой разговаривали: он смеялся и вел себя совершенно непринужденно. Ланселот никогда не позволял себе обмениваться ни с кем страстными взглядами или интимными шуточками, которыми обычно обмениваются воины, если у них есть возлюбленная. Поэтому было понятно, что его враждебность была направлена против меня, и только против меня. Меня это волновало бы меньше всего на свете, если бы он не проводил столько времени с Артуром.

Днем я разлучалась с мужем, а вечер вынуждена была проводить на кухне с женщинами-саксонками, и жизнь стала казаться мне ненужной и тусклой. Мне так не хватало легкости и веселья Корнуолла, которые мне заменила трудная жизнь саксов. Выносливые, неуступчивые переселенцы, которые приехали только с тем, что могли донести на себе, были одержимы в своей настойчивости вырвать будущее у непроходимых лесов Британии, и их решительность проявлялась во всем. Когда мы доехали до Лондона, союзные саксы уже раздражали меня, и, стараясь быть вежливой, я с нетерпением ждала привычного комфорта римского города.

Но центр Британской империи оказался ненамного лучше лагерей союзных саксов. С упадком торговли и перевозок он перестал быть нужным. Обломками статуй забивали проломы в высоких стенах, заделывая их на скорую руку. После этого они приобретали шутовской вид. Доки опустели, а знаменитый мост через Темзу едва ли выдержал бы крестьянскую телегу. Мы проехали по одному по той стороне моста, где лежали самые крепкие бревна, с осторожностью объезжая места, где дерево сгнило. Даже городские ворота не использовались по назначению, а были лишь полуоткрыты.

Остановившись под воротами, Ланс крикнул мальчишке-стражнику.

– Артур Пендрагон, верховный король Британии, просит разрешения въехать в город Лондон.

Мальчишка с любопытством посмотрел на нас, потом слез со своего места и через несколько минут вернулся с каким-то священником, торопливо оправлявшим свое облачение.

– Ваша светлость!

Это был архиепископ, который благословил наш брак в Саруме. Он слегка поклонился мне, а потом обратился к Артуру с улыбкой.

– Ты оказываешь нам большую честь, хотя мы не готовы к приезду короля. Я живу в одном крыле королевского дворца, если ты не против поселиться там вместе со мной, я постараюсь, чтобы тебе было удобно.

Артур поблагодарил его, и вскоре мы уже ехали за ним по полупустым улицам. Среди встречавшихся нам были потомки римских чиновников, бритты, выгнанные из Сассекса вождем варваров Аэллем, изредка встречались саксы, хижины которых лепились к стенам разрушенных домов. Группа саксов пошла за нами в королевский дворец. Это старое здание было запущено, а чудесный парк, окружающий его, зарос ежевикой и сорняками. Я старалась не показывать своего отвращения и работала вместе со смотрителем и его, семьей, очищая комнату, выходящую во внутренний двор, где мы могли разместить союзных саксов. Наконец-то, за праздничным столом я буду сидеть рядом с мужем!

– Не сегодня, Гвен. – Гон Артура был очень серьезным. – Мне не хотелось бы делать ничего, что может не понравиться нашим гостям.

– О чем ты говоришь? – возмутилась я, уставшая от того, что нужно помнить о присутствии саксов. – Эти люди нисколько не лучше тех, кто уничтожал кельтов, а ты беспокоишься о том, чтобы нравиться им? Ты что, сошел с ума?

– Я не хочу, чтобы ты была там, – сказал он спокойно. – На этот раз, если они что-то затеют, мы будем готовы. Но ты должна оставаться с женщинами, они ждут тебя как хозяйку.

Я прислонилась к двери, раздраженная, уставшая, проклиная еще один вечер, который придется провести с женщинами.

– Это последняя остановка, моя дорогая, – весело добавил Артур, поднимая корону, врученную ему христианами. – Потом мы едем в Каэрлеон, там начнутся заседания Круглого Стола. Он лихо надвинул корону на одну бровь и усмехнулся. – Думаю, самое время возвращаться домой.

Артур обладал той удивительной решительностью, которая увлекала за собой людей, и даже я не могла устоять против нее. Поэтому, устало улыбнувшись, я поправила его золотую корону и пожелала ему хорошего вечера с нашими гостями.

– Не жди меня, – предупредил он, – ты же знаешь, что саксы любят пировать допоздна.

Артур ушел на праздничный пир, а я направилась на кухню, уставшая, злая и несчастная.

– Иностранная королева печалится, – сказала саксонская служанка, не догадываясь, что я ее понимаю. Я рассердилась, услышав слово «иностранная», но прикусила губу, чтобы не высказать ей то, что думаю. По закону этих новых жителей и слуги, и рабы имели одинаковые права, и хотя эта женщина носила ошейник рабыни, я боялась ей что-либо сказать.

– По ее фигуре видно, что она ни разу не рожала. – Женщина оглядела меня с головы до ног. – Кто-нибудь должен отвести ее к колдунье у Вестминстерского болота.

– И что же умеет эта колдунья? – сердито спросила я.

– Она знает заговоры, готовит снадобья, вызывает духов и помогает зачать, – последовал решительный ответ. – Я могла бы отвести тебя туда… за плату, конечно, добавила она, прищуриваясь.

– Сколько?

На этот раз она осмотрела меня более внимательно, остановив взгляд на моем кольце с эмалью. Я попыталась спрятать руку в карман, но саксонка показала на мой палец. – Кольцо… разноцветное кольцо. И все. Это, конечно, не очень большая цена за собственного ребенка.

Я колебалась, не зная, поймет ли она, что это особенный подарок, память о давно умершей матери.

– Это и будет платой за посещение колдуньи… ничего больше мы не попросим, – продолжала служанка, жадность которой заставляла ее торговаться.

Я попыталась сравнить связь с прошлым и надежду на будущее, но не знала, что предпочесть.

– Я отведу тебя туда сейчас, до того, как сядет солнце… полнолуние – самое подходящее время, – уговаривала женщина. – В следующем месяце ты зачнешь. Представь себе, маленькое холодное кольцо за теплую колыбель и уютный домашний очаг. – Я все еще медлила, и она подошла поближе и прошипела мне на ухо. – Но идти к колдунье надо сейчас, чтобы вернуться до прихода мужчин. А когда ты ляжешь сегодня со своим господином, ты будешь знать, что подаришь ему ребенка.

Это был умело сделанный шаг, и, в конце концов, я согласилась на сделку. Я позвала Фриду, чтобы она присутствовала при этом, и потом пошла за плащом.

Мы выскользнули через западные ворота города, и пошли по тропинке вдоль берега реки. На возвышенностях росли старые, искривленные деревья, а около болота их сменили кипрей и пучки тростника.

К концу дня воздух стал тяжелым, как густой мед, толстые лилии плавали на воде, от которой шел гнилостный запах. Наша спутница пробиралась по тропинке между лужами и болотистыми заводями. При нашем приближении в эту зловонную воду прыгали какие-то невидимые твари. Один раз я услышала, как что-то хлюпнуло у меня под ногами и тихо вильнуло в темную воду. По коже у меня пробежали мурашки. Вдруг эта колдунья вовсе и не женщина, а то отвратительное существо, о которых саксы рассказывали, сидя вокруг очага? Какой-нибудь ужасный дух, оборотень, полуживотное, получеловек, который питается людьми? Британские феи и духи обычно веселы и забавны, но силы саксонского потустороннего мира безобразны, отвратительны и заставят испугаться кого угодно.