Гвозди

Забыть улицы городка крошечного.

Забыть взгляд равнодушный.

Забыть все эти места.

Раз и навсегда их забыть.

Навсегда забыть, что однажды,

Мы захотели жить.

Завтра

Завтра будет обычный день.

Люди встанут, пойдут на работу.

Встань и ты, и пальто как обычно надень.

Отгоняя сон сквозь зевоту

Затем вниз, за ступенью ступень.

Рутина и быт, как смерть неизбежны.

Завтра будет обычный день.

День без рук нежных

Усталость

Три дня не выходил из дома –

Закрылись, с женой и пили чай.

Не отвечал на звонки знакомых,

Наплевал на плывущий по городу май.

Я просыпался утром лениво,

Не сдирая шторы с окон,

Готовил завтрак любимый

И шел курить на балкон.

До ночи лежали в постели.

И так трое суток к ряду.

Пока улицы шумно галдели,

Облачаясь весенним нарядом.

И все что снаружи серым казалось.

Я лежал – ванну налив до краев.

И так и не понял – это усталость,

Или годы берут свое.

Город в котором…

Я застрял в городе невероятных высоток,

грязных ночлежек и слишком пафосных баров.

В городе, совершенно пустых сердец,

И слишком полных тротуаров.

В котором я,

Непростительно бледен и сер.

В котором, мне нет места

Среди важных до ужаса дел.

Слова здесь искусственны,

Как полиэтилен.

От дождя спасет,

снующий метрополитен

Спустился. Толпа давит.

Давит толпа. Толпа чертовски давит.

Безразличие тысячи глаз ранит.

И так метаться. От станции к станции.

Но мне это даже нравится.

Потом, в безудержность, миллиона истоптанных улиц.

К миллионам истоптанных лиц.

Которые слишком устали топтать миллионы

Истоптанных улиц и лиц.

И прячутся под сотней замков, от тысяч

Воров и убийц.

О которых, говорят в новостях обыденно,

Но никто их в общем-то и не видел.

Зато видели, как в переходе пинали,

Упавшего на землю осетина.

Увидели и прошли мимо

Ведь этого требует город, в котором я застрял.

Сойдя на людный вокзал.

Город, от которого веет депрессией

И желанием броситься на холодные рельсы.

И умереть пред величием дворцов и сказочных парков.

Растянутых словно на сотни акров.

Самой бесценной земли,

На которой поселят тех, кто навечно осел на мели.

И в этом, слишком большом городе,

Мне слишком не хватало места.

Я чувствовал себя неуместным.

Слишком большим для этих людей,

Слишком маленьким для этих домов.

И слишком расслабленно мыслящим,

Для этих напряженных умов.

Хотя… Особой разницы нет.

Столица – провинция. Все равно.

Везде люди хотят ухватить побольше,

Но чтобы с ними делились поровну.

Конечно, костюмы другие, другие кумиры

И все немного иначе.

Но слова, значат все тоже самое,

Если они вообще что-то значат.

Все тоже самое… Но ставки выше.

Богаче богатые. Беднее нищие.

Хотя им обоим кажется, что он не последний в ряду.

И встречая друг друга, они говорят:

«Я точно таким не буду»

В этом городе люди слишком важные,

Люди здесь слишком заносчивы.

Даже те, кто когда-то был с тобой мил,

Вдруг окажется склочником.

Этот город не терпит тех, кто спешит довериться

Слишком рано.

И тот, кто днем пожимал тебе руку,

Ночью обчистит карманы.

Этот город оставил меня без сил.

Долгими дневными прогулками, и ночами,

С бутылкой финской водки.

В крохотной квартирке, давно не знавшей уборки.

Где старый паркет ревел под ногами

И стены убиты годами.

А в субботнюю ночь этот город сошел с ума.

И увлек меня за собой, в череду баров.

В безудержность местных нравов.

Улыбался лицами утонченных красавиц

И кивками разодетых парней.

И глазами, искрящими от избытка

Веществ и идей.

А утром стал все таким же безучастным.

И вновь показался опасным.

Поэтому я поспешил на вокзал.

Что бы поскорее покинуть город,

В котором я застрял.

В грязной робе

Всегда я думал, что поэт,

Стихи свои творит вальяжно.

Шагами мерит кабинет,

Задумчивый, и с видом важным.

Или в богемных кабаках,

Он ходит, вознося бокал,

В своих оливковых штанах,

Жилет накинув на бока.

Но видно, облажалось провиденье,

И души спутались в утробе,

Но эти строки, к удивленью,

Писал я в грязной синей робе.

На кухне ночью

Дружбе былой почести возданы.

Высочайшие чувства давно уж воспеты.

Трудами геройскими подвиги созданы.

А тайны вселенной наукой раздеты.

Не сбылись предсказания грозные.

Коварные замыслы никем не разрушены.

Утихли несчастных стенания слезные,

И разменяны, на мелочи сущие.

Ничто не тревожит уж мертвого сердца.

Пытливого разума ничто не манит.

Из тела, уставшего некуда деться,