Халиф на час

А окончив говорить, Ситт Будур села рядом с госпожой Хаят ан-Нуфус и поцеловала ее в уста, и затем, в тот же час и минуту, она поднялась, совершила омовение и до тех пор молилась, пока Ситт Хаят ан-Нуфус не заснула, и тогда Ситт Будур легла в ее постель и повернула к ней спину и лежала так до утра. Когда же настал день, царь и его жена вошли к своей дочери и спросили ее, каково ей, и она рассказала им о том, что видела и какие слышала стихи.

Вот что было с Хаят ан-Нуфус и ее родителями. Что же касается царицы Будур, то она вышла и села на престол своего царства. И поднялись к ней эмиры и все предводители и вельможи царства, и поздравляли ее с воцарением, и поцеловали землю меж ее рук и пожелали ей счастья. А Ситт Будур улыбнулась и проявила приветливость и наградила их, и оказала эмирам и вельможам царства уважение, увеличив их поместьями и свитой. Так все люди полюбили ее и пожелали ей вечной власти, и они думали, что она мужчина.

И стала она приказывать и запрещать, и творила суд, и выпустила тех, кто был в тюрьмах, и отменила пошлины, и она до тех пор сидела в месте суда, пока не настала ночь. И тогда она вошла в помещение, для нее приготовленное, и нашла Ситт Хаят ан-Нуфус сидящей, и, сев рядом с нею, потрепала ее по спине, и приласкала, и поцеловала ее меж глаз, и произнесла такие стихи:

Мои слезы всё ль объявили то, что таил я, — Изнурением обессилена моя плоть в любви. Я любовь скрывал, но в разлуки день говорит о ней Всем доносчикам облик жалкий мой, и не скрыть ее. О ушедшие, свой покинув стан, поклянусь я вам — Тело все мое изнурили вы, и погиб мой дух. Поселились вы в глубине души, и глаза мои Слезы льют струей, и кровь капает из очей моих. Кого нет со мной, тех душой своей я купить готов, Да, наверное, и любовь моя улетает к ним. Вот глаза мои: из любви к любимым отверг зрачок Сладкий отдых сна, и струит слезу непрерывно он. Враги думали, что суров я буду в любви к нему, — Не бывать тому, и ушами я не внимаю им! Обманулись все в том, что думали, и с одним я лишь Камар аз-Заманом желанного достичь могу. Он собрал в себе все достоинства; не собрал никто Из царей минувших достоинств всех, ему свойственных. Так он щедр и добр, что забыли все, каким щедрым был Ман ибн Заида и как кроток был сам Муавия. Затянул я речь, и бессилен стих вашим прелестям Описанье дать, а не то бы рифм не оставил я.

Затем царица Будур поднялась на ноги и, вытерев слезы, совершила омовение и стала молиться, и молилась до тех пор, пока Ситт Хаят ан-Нуфус не одолел сон и она не заснула. И тогда Ситт Будур подошла и легла рядом с нею и пролежала до утра, а потом она поднялась, совершила утреннюю молитву и, сев на престол своего царства, стала приказывать и запрещать и творила справедливый суд.

Вот что было с нею. Что же касается до царя Армануса, то он вошел к своей дочери и спросил ее, каково ей, и она рассказала ему обо всем, что с ней случилось, и сказала те стихи, которые говорила царица Будур. «О батюшка, — сказала она, — я не видела никого умнее и стыдливее моего мужа, но только он плачет и вздыхает». — «О дочь моя, — отвечал ей царь, — потерпи с ним — осталась только эта третья ночь, и, если он не познает тебя и не уничтожит твою девственность, у нас найдется для него план и способ, и я сниму с него власть и изгоню его из нашей страны».

И он сговорился так со своей дочерью и задумал такой план. И подошла ночь, и царица Будур перешла с престола царства во дворец и вошла в то помещение, которое было ей приготовлено, и увидала она, что свечи зажжены и что госпожа Хаят ан-Нуфус сидит там. И ей вспомнился ее муж, и то, что с ним произошло со времени их разлуки за этот небольшой срок, и она заплакала, испуская непрерывные вздохи, и произнесла такие стихи:

Я клянусь, что весть о беде моей наполняет мир, Точно солнца луч, восходящего ночью мрачною. Его знак вещает, но трудно нам понять его, Потому тоска перестать не может расти моя. Ненавижу я прелесть стойкости, полюбив его, Но видал ли ты среди любящих ненавистников? Взгляды томные поражают нас острием своим (А сильнее всех поражают нас взгляды томные). Распустил он кудри и снял покров, и увидел я Красоту его и черною и белою. И болезнь моя и лечение — все в руке его, Ведь недуг любви только тот излечит, кто хворь нагнал. Поясок его полюбил за нежность бока его, И из зависти бедра грузные отказались встать. Его локоны на блестящем лбу уподобим мы Ночи сумрачной, что задержана засиявшим днем.

А окончив говорить, она хотела встать на молитву, по вдруг Хаят ан-Нуфус схватила ее за подол и, уцепившись за нее, воскликнула: «О господин, не стыдно ли тебе перед моим отцом — он сделал тебе столько добра, а ты пренебрегаешь мною до этого времени».

И, услышав это, Ситт Будур села на своем месте прямо и сказала: «О моя любимая, что это ты говоришь?» — и Хаят ан-Нуфус ответила: «Я говорю, что никогда не видела такого чванного, как ты. Разве все, кто красив, гак чванятся? Но я сказала это не для того, чтобы ты пожелал меня, а потому, что боюсь для тебя зла от царя Армануса: он задумал, если ты не познаешь меня сегодня ночью и не уничтожишь мою девственность, отнять у тебя утром власть и прогнать тебя из нашей страны. А может быть, его гнев увеличится, и он убьет тебя. И я, о господин мой, пожалела тебя и предупредила, а решение принадлежит тебе».

И, услышав от нее эти речи, царица Будур склонила голову к земле и не знала, что делать, а потом она подумала: «Если я не послушаюсь царя, то погибну, а если послушаюсь — опозорюсь. Но я сейчас царица всех Эбеновых островов, и они под моей властью, и мне не встретиться с Камар аз-Заманом ни в каком другом месте, так как ему нет дороги в его страну иначе, как через Эбеновы острова. Я не знаю, что делать, и вручаю свою судьбу Аллаху (прекрасный он промыслитель!). Я же не мужчина, чтобы подняться и открыть ему невинную девушку!»

А затем царица Будур сказала Хаят ан-Нуфус: «О любимая, все мое пренебрежение тобою и воздержание от тебя — против моей воли». И она рассказала ей обо всем, что с нею случилось, от начала до конца, и показалась ей и молвила: «Ради Аллаха прошу тебя, защити ты меня и скрой мою тайну, пока Аллах не сведет меня с моим возлюбленным Камар аз-Заманом, а после этого будет что будет…»

И Хаят ан-Нуфус выслушала ее слова и изумилась ее рассказу до крайних пределов. Она пожалела ее и пожелала ей встретиться с ее возлюбленным, Камар аз-Заманом, и сказала ей: «О сестрица, не бойся и не мучайся! Терпи, пока Аллах не свершит свое дело, которое решено». А потом Хаят ан-Нуфус сказала: «О сестрица, грудь свободных — могила для тайн, и я не выдам твоей тайны».

Затем они стали играть, обниматься и целоваться и проспали почти до призыва на молитву. И тогда Хаят ан-Нуфус поднялась и, взяв птенца голубя, зарезала его над своей рубашкой и вымазалась его кровью и, сняв шальвары, стала кричать. И ее родные вошли к ней, и невольницы заголосили от радости, и пришла ее мать и спросила, что с нею, и ходила вокруг нее и оставалась у нее до вечера.

Что же касается царицы Будур, то она утром встала и пошла в баню, и вымылась, и совершила утреннюю молитву, а потом она отправилась в Дом суда и, сев на престол царства, стала творить суд между людьми. И когда царь Арманус услыхал радостные клики, он спросил, в чем дело, и ему рассказали, что его дочь лишена невинности, и обрадовался он этому, и его грудь расправилась и расширилась, и он сделал большой пир, и так они провели некоторое время. Вот то, что было с ними.

Что же касается царя Шахрамана, то когда его сын выехал на охоту и ловлю вместе с Марзуваном, как уже раньше рассказано, он стал ждать, но пришла ночь после их отъезда, и его сын не приехал. И царь Шахраман не спал в эту ночь, и она показалась ему долгой, и встревожился он крайней тревогою, и волнение его увеличилось, и не верилось ему, что заря взойдет, а когда настало утро, он прождал своего сына до полудня, но тот не приехал. И почувствовал царь, что наступила разлука, и жалость к сыну вспыхнула в нем, и он воскликнул: «Увы, мой сын!» — а потом так заплакал, что замочил слезами свою одежду, и произнес из глубины расколовшегося сердца:

Я с людьми любви постоянно спорил, пока я сам Не почувствовал ее сладости с ее горечью. И насильно выпить пришлось мне чашу разлуки с ним, И унизился пред рабом любви и свободным я. Поклялась судьба разлучить меня и возлюбленных, И теперь исполнил суровый рок то, в чем клялся он.

А окончив эти стихи, царь Шахраман вытер слезы и кликнул войскам клич, приказывая выезжать и спешить в долгий путь. И все воины сели на коней, и султан выступил, пылая по своему сыну, Камар аз-Заману, и его сердце было полно печали. И они поскакали, и царь разделил войско на правое, левое, заднее и переднее и на шесть отрядов и сказал им: «Сбор завтра у перекрестка дороги!»

И тогда войска рассеялись и поехали, и ехали, не переставая, остаток этого дня, пока не спустилась ночь. И они ехали всю ночь, до следующего полдня, пока не достигли пересечения четырех дорог, и не знали они, по какой дороге поехал Камар аз-Заман, а затем они увидели остатки разорванной материи и заметили растерзанное мясо и увидели, что еще остались следы крови.

И, когда царь Шахраман увидал это, он издал великий крик из глубины сердца и воскликнул: «Увы, мой сын!» — и стал бить себя по лицу и щипать себе бороду и порвал на себе одежду. Он убедился в смерти своего сына, и усилились его стоны и плач, и войска заплакали из-за его плача и уверились, что Камар аз-Заман погиб, и посыпали себе головы пылью.