Халява для лоха

Продолжая изображать пьяный пофигизм, Алик завопил в трубку:

– Але, шеф! Мы тут забыли сказать: тебя Василич весь день для какого-то разговора искал. Опять вот пришел и стружку с нас снимает! За то, что тебя не предупредили. А ты домой пилишь? Ну хорошо! Он тут рядом стоит, так я ему передам, что ты дома. Наверное, он тебе позвонит или даже приедет, если ему до утра невтерпеж!

Чухаев слушал треп Алика, глядя на арт-директора в упор. И тон, и особенно последняя фраза про «или даже приедет» юристу не понравились. Нет, не настолько первый дизайнер пьян, каким хочет казаться.

– Ну вот, Василич, минут через десять Обухов дома будет, – продолжая скоморошничать, отрапортовал Алик. – Если, конечно, в какой кабак вдруг завернуть не вздумает! Судя по голосу, ему вроде легче стало.

Ничего не говоря, Чухаев резко развернулся на каблуках и быстрым шагом вышел из отдела.

Алик тяжело рухнул в кресло:

– Ух, блин! Я даже не думал, что притворяться пьяным труднее, чем, надравшись в лоскуты, трезвого изображать. Но Чухаев, кажется, купился, а, народ?

Народ безмолвствовал. В глазах соратников Алик прочел безысходность, страх и немой вопрос: «Что теперь с нами будет?»

– Все нормально, – успокоил коллег арт-директор. – Сейчас – по домам. Увидите: к утру все устаканится. Вот только Костик, кажется, уже не вернется…

Обухов в который раз за нынешний вечер набирал номер Гольдберга. В ответ опять раздались длинные гудки: один, второй, третий, четвертый…

– Але! Гольдберг у телефона.

– Михаил Иосифович, это Костя Обухов. Слава богу, я уж думал, говорить со мной не хотите.

– Да я телефон в кармане пальто оставил, а пальто – в гардеробе. Мы тут с друзьями-коллегами в ресторане сидели. Сейчас вот вышли – слышу, в кармане пищит. Что-то случилось?

– Михаил Иосифович, у меня к вам просьба. Вы не разрешите мне сегодня у вас переночевать?

– Да милости просим, почему нет? А вы сейчас где?

– У вашего дома уже три часа торюсь.

– Так я минут через пятнадцать буду. Вы хоть на машине?

– Да, в ней и сижу. Греюсь. Михаил Иосифович, вам могут Ненашев или Чухаев позвонить, чтобы узнать, не проявлялся ли я. Не говорите им ничего. Ну что я вам звонил, что ночевать у вас буду. Я вам все при встрече объясню.

– Хорошо. Я понял. – Гольдберг отключился и обернулся к Таврину. – Мне надо срочно домой – меня там человек ждет.

– Да? – расстроился майор. – А я хотел с вами поговорить. Вы ж, наверное, кое-что знаете про дело Дегтярева. Не знаете, так догадываетесь…

Гольдберг на мгновение задумался. Потом вдруг решительно рубанул воздух рукой:

– Поехали ко мне. Человек, который сейчас звонил, куда больше меня может знать.

Михаил Иосифович продиктовал двум водителям-трезвенникам свой адрес. Тачки психолога и майора поехали гуськом.

Через полчаса Гольдберг, Таврин и Обухов сидели на кухне в квартире Михаила Иосифовича и пили зеленый чай с ананасовой стружкой, рекомендованный хозяином как лучшее средство для отрезвления и улучшения мыслительного процесса.

Еще спустя час Игорь Владимирович подытожил услышанное от креативного директора (теперь уже бывшего) и штатного психолога агентства «Атлант»:

– Если я правильно понял, никто в агент­стве в то, что Дегтярев совершил мошенничество, не верил и не верит. Однако и во время след­ствия, и на процессе все молчали.

– А на процесс нас и не приглашали, – мрачно парировал Обухов. – Следователь – да, вызывал человек пять: замов ненашевских, из бухгалтерии кого-то. Но толком никто ничего не знал. И доказательств в пользу Дегтярева ни у кого не имелось.

– А догадками делиться – себе дороже, – не столько спросил, сколько констатировал майор и укоризненно посмотрел на собеседников. – Ну а судьбой Ольги-то вы интересовались? Узнавали, как она, на что живет? Или боялись, что такие контакты сразу Ненашеву известны станут? Эх вы… Ну ладно, не мне вам мораль читать. Вот только что хочу у вас спросить… Как думаете, Ненашев один аферу провернул или помогал кто? Что-то мне подсказывает, что сам он подставляться бы не стал. Вдруг какое-то из звеньев: опер, следак, судья, адвокаты, которых Уфимцева наняла, – негнилым бы оказалось? Представляете, какая бы каша заварилась! И совсем не по рецепту Ненашева…

– Если кто и помогал, не со стороны, то Чухаев или Статьев. Хотя полковник вряд ли бы в криминал полез. Значит, Чухаев. А вы как думаете, Михаил Иосифович?

– Думаю, вы правы. По поведению нашего юриста можно понять, что он с Ненашевым в особых отношениях. Особо доверительных, так сказать…

– Ну а если на этих двоих надавить, припугнуть?

– Не имея на руках железных доказательств? – усомнился Обухов. – Пустое дело. Чухаев, правда, пожиже босса. Понтов – море, но по натуре – трус.

– Значит, берем в оборот Чухаева. Так, мужики, ставлю задачу: хорошенько подумать и вспомнить какие-нибудь грешки, за которые его можно препроводить в ментуру.

– Вряд ли мы в этом можем быть вам полезны, ведь мы с Чухаевым… – начал было Гольдберг, но Обухов жестом его остановил:

– Он, когда жену на курорт отправляет, по дороге с работы всегда в один и тот же кабак неподалеку от дома заезжает. Выпивает там изрядно, телку снимает и везет к себе. Короче, пьяным за руль – это для него в порядке вещей.

– Так, уже хорошо. Номер его машины знаешь?

Обухов кивнул.

– С ребятами из ГАИ, чтобы тормознули, я договорюсь. Но подожди! Сейчас зима. Полгода нам, что ли, его загула ждать?

– Да какие полгода! Чухаевская половина и сейчас на каком-то спа-курорте, то ли в Израиле, то ли в Турции. Он ее раза четыре за год подальше от себя сплавляет. Чухаев, конечно, сволочь, но даже он такую стерву не заслужил. Мегера! Точно тебе, майор, говорю. Гадюка из гадюк. Он ее боится больше всего на свете. Больше даже, наверное, тюрьмы и смерти…

– А чего ж тогда баб домой таскает? – изумился Таврин. – Вдруг жена по приезде какую-нибудь улику найдет или соседи стуканут?

– У него все продумано. Накануне возвращения благоверной бригаду уборщиц вызывает. Те сутки драют ему квартиру – от и до. А соседей эта стервь так достала, что они только радуются, когда Василич ей рога наставляет. Сочувствуют и даже под пытками супружнице не заложат.

– А ты про все это откуда знаешь? – поинтересовался Таврин.

– Так он сам мне по пьяни рассказал. Про соседей и про то, что баб домой возит. А что пьет и телок снимает в кабаке «Гусь на серебряном блюде», так я сам пару раз тому свидетелем был. Мы ж с ним по соседству живем.