Халява. 90-е: весело и страшно

— Много будешь знать, скоро состаришься! — не удержался я от бородатой шутки. — Эта всемирная глобальная сеть называется Интернет. Она объединяет компьютеры по всему миру, и была специально создана для хранении и передачи информации пользователям.

— Мудрено, конечно, но, в общем, понятно.

— Смотри! — Я отобрал мышку у Зябликова, установил курсор в строке поиска и набил «новости дня». — Это — мой запрос, — пояснил я свои действия, — чтобы поиск начал исполняться — дави клавишу «Enter» и все будет! Сейчас мы и посмотрим, чем сегодня живет моя родная реальность и, возможно, будет жить ваша, если ничего в ней не менять.

Первый же блоки новостного паблика, выскочившие на мониторе, поставили меня в жесточайшей тупик: «Минобороны разъяснит деэскалацию на киевском и черниговском направлениях», «Заявления о задержании пытавших российских солдат украинских националистов», «Россия кардинально сократила боевые действия на направлениях Киева и Чернигова»…

— Это чего за херня такая, Сергей Вадимыч? — не сдержавшись, выругался майор. — Какие боевые действия на Украине? Это чего, настоящая война что ли? — не поверил Степан Филиппович. — В Союзе? Как в Гражданскую? Да вы чего там, в будущем, белены обожрались? Довели, сука, страну до ручки, демократы хреновы! Это ж свои, советские! Да у меня под Киевом родни по пальцам не пересчитать и жена родом из Харькова! Сталина, млять, на вас нету…

— А ну заткнись, Зябликов! — Резко одернул я майора. — Не мороси! У меня самого на Украине родня! Кто довел? Можешь конкретно пальцем показать? Мы сами и довели! Все разом! Я тоже ни о какой войне на Украине до сего дня и слыхом не слыхивал! Посиди тихонько, дай с вопросом разобраться!

Забликов сбавил обороты, но продолжал ворчать вполголоса, что он де готов был увидеть все, вплоть до ядерной пустыни после столкновения с вероятным противником в лице гребаных американских буржуев и их прихвостней, но чтобы такое… Наконец он затих, а я принялся скакать по новостным блокам. Да, в моем родном мире полным ходом шло вооруженное противостояние, объявленное военной спецоперацией… Очумев от таких новостей, мы с майором вывалились из сети часа через три. Чумные, с раскалывающимися от боли головами. Но больше, чем голова, болело где-то глубоко внутри… Не знаю, что это… Возможно, что это плакала, исходя кровавыми слезами, моя неприкаянная душа… Не знаю… Ответа на этот вопрос у меня не было…

— Нацисты на Украине… Вот, значит, о каком будущем ты говорил? — произнес Зябликов, потирая набрякшие веки на «почерневшем» лице. — Это можно как-нибудь остановить?

— О таком будущем я сам только что узнал… У меня нет доступа в этот мир, — покачал я головой. — Я больше ему не принадлежу…

— Но мы можем что-то сделать у нас? В прошлом? Чтобы это все и вовсе не случилось?

— Мы можем попробовать все изменить, а вот к каким последствиям это приведет… — Я виновато развел руками. — Даром предвидения я не обладаю, а вот печального опыта — хоть отбавляй!

— Все, возвращай меня назад, Вадимыч! — неожиданно твердо потребовал майор. — Не хочу я на все это гребаное изобилие из будущего смотреть, если за него придется платить такой вот ценой! Да я лучше на хлебе и воде остаток жизни просижу! Пусть и в вонючем насквозь застое, но с мирным небом над головой!

— Я в тебе и не сомневаюсь, Степан Филиппович! У тебя все получится!

— У нас, Сергей Вадимович! У нас все получится! Ты это, давай, придумай чего…

Глава 19

Сознание включилось внезапно: вот меня еще «не было», а вот я уже сижу за столом в кабинете Зябликова с кружкой горячего чая в руке и полупережеванной печенюшкой во рту. Едва не подавившись крошками, я закашлялся и опустил на стол трясущуюся в руке кружку. Затем, резко вспомнив последние секунды, перед тем, как гребаный бандюк меня вырубил, я вздрогнул и схватился за место удара, опасаясь обнаружить там если и не рваную рану, то уж шишку или синяк — однозначно! Однако, никакого дискомфорта я не ощутил — ушибленное место абсолютно не болело, словно никакого удара и не было. Но я-то отлично помню, как этот боров отоварил меня рукояткой пистолета… Зябликов?! Ведь он хотел его пристрелить!

— С возвращением, Сережа! — Майор обнаружился на своем месте, под портретом Горбачева. К моей несказанной радости живой и невредимый! И кровавых подтеков, как синяков и других увечий на его лице не было!

— Фух! — с облегчением гулко выдохнул я, и сухие остатки печенюхи полетели во все стороны. — Степан Филиппович, вы живы!

— Живее всех живых! — подтвердил Зябликов, отсалютовав мне стаканом, в котором плескался явно не чаек, хотя по цвету жидкость была очень на него похожа. — Спасибо тебе хочу сказать: если бы ты этому говнюку кипятком в харю не плеснул, пришлось бы мне конкретно «со святыми упокой» сбацать!

— А где… этот? — Я схватил кружку и, не чувствуя, что обжигаю рот глотнул нервно кипяточка.

— За него можешь не переживать — он больше никого не побеспокоит! — заверил меня майор.

— Успели скрутить?

— Ну, можно и так сказать… — попытался выкрутиться Зябликов, не сообщая мне ничего определенного. — Главное, что успели! Больше он никому горя не принесет!

— Значит… совсем того… — продолжал я допытываться.

— А ты совсем ничего не помнишь? — задал встречный вопрос Степан Филиппович.

— Значит совсем того. — Я полностью уверился в своих предположениях. — Это он с киллером разобрался, когда меня выключило?

— Он, — не стал больше отмазываться Зябликов. — Но ты не переживай, его просто… как бы не стало… Поверь, от этого в мире только чище стало! — попробовал успокоить меня майор.

— Да я и не переживаю, — честно признался я. — Просто испугался за вас, когда он ствол вытащил… Думал, что всё…

— Сережка! — Зябликов встал, обошел свой стол и подошел ко мне. — Ты настоящий молодец! Герой! И я тебе жизнью обязан! — Он протянул мне свою ладонь, которую я, поднявшись со своего места, крепко пожал. — Я даже и не знаю, как тебя отблагодарить… — Его голос дрогнул, а глаза увлажнились. — Ведь он мог и тебя пристрелить, Сережа!

— А то я не понимаю, Степан Филиппович, — ответил я, вновь опускаясь на стул и с шумом отхлебывая горячий чай, чтобы продавить комок, вставший у меня в горле. — Не маленький уже! Ну, а как я должен был в этом случае поступить? Бросить вас в беде и под стол забиться? Так он бы вас кончил, а после бы и за меня взялся! Не так?

— Так, Сережа, все так… — помрачнел на глазах Зябликов. — Вот что я тебе хочу сказать, — он тоже вернулся на свое место и тяжело опустился в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. Похоже креслу тоже не слабо досталось. — Ты заметил, что после того, как в твоем… кхм… сознании «поселился»… пришелец из будущего… с тобой начали происходить не совсем обычные вещи… — Было видно, что этот разговор дается майору с большим трудом.

— Да вы смеетесь, что ли, Степан Филиппович? — Я даже поперхнулся от возмущения. — Моя жизнь не просто изменилась, она превратилась в какую-то полнейшую фантасмагорию! Со мною ежесекундно происходят какие-то вещи, о которых еще несколько месяцев назад я бы сказал, что такого не бывает! Ну, разве что в фантастических американских фильмах. Наши таких еще снимать не научились!

— Вот именно, Сережа, — вот именно! — произнес Зябликов, словно сомневаясь, сообщать мне что-то или нет. — У Сергея Вадимовича, есть на этот счет одна теория, — наконец решился он, — все твои неприятности и опасные «приключения», происходят не просто так… И, что самое главное, их концентрация во времени будет только нарастать…