хамелеон

— Что-то совсем не сходится, Антея, — сказал Майкрофт, потеряв всякое чувство юмора. — Пока ты мне не напомнила, я запамятовал про этот «кроссовок» и о деле Петерсона. Как я мог об этом забыть?

Улыбка Антеи померкла.

— Может, это не казалось тебе важным? Это все было так давно, — предположила она. В качестве ответа он послал ей свою неудовлетворенность, используя связь: для Майкрофта все имело значение.

— Но неужели эта вражда не показалась тебе странной? — продолжал Майкрофт. — Зачем ей вообще говорить что-то подобное? Большинство Стражей откровенно обожают нашего Свата. Даже тебе он нравится.

— Конечно, нравится! — ответила Антея, но посредством связи Майкрофт ощутил след сомнения. Антея начинала догадываться об истинном положении вещей.

— Конечно, — повторила она. — Он был моим наставником, когда я появилась здесь. Когда я была напугана и ничего не знала, он помог мне почувствовать себя… лучше. Счастливой. Желанной. И он познакомил нас с тобой. Разумеется, мне он нравится.

Беспокойство внутри их связи возросло, и лицо Антеи напряглось.

— И он пользовался этим, — она накрыла рот длинными пальцами. — О, Майкрофт, я круглая дура. Я доверяла ему.

— Не только ты, Антея. Я тоже верил ему. Он всеобщий любимец. Для сотен Стражей и Проводников, прошедших за эти годы через Тауэр, он как отец. Он до смешного популярен. Я не знаю в Тауэре никого, кроме Гарри Уотсон, кто не питал бы к нему теплых чувств. Время от времени он загружал меня работой, и с его самомнением у меня были проблемы, но я всегда считал его абсолютно честным и откровенным. Но что, если он использует свою эмпатию? Такое вообще возможно?

— Я не смогла бы, — ответила Антея. — С другой стороны, я не такой сильный эмпат. Но почему он не может воздействовать на Гарри?

— Ее брат ничем не лучше. Может быть, это просто отличительная особенность Уотсонов: упрямство вкупе с безрассудством и неприкрытым презрением к авторитетам Тауэра, — Майкрофт умолк, задумавшись обо всех доказательствах, что были у него перед глазами.

Результаты размышлений отзывались в голове ужасающей пульсацией. Если Хоуп был кротом, то каковы были его намерения? Насколько развились его силы? Какой план они разработали с Уилксом?

Так, ненадолго отвлечемся. Забудем о мелком шпионаже — и Уилкс, и Майкрофт одинаково шпионили друг за другом. С этим Майкрофт мог разобраться. Но если Хоуп злоупотреблял способностями Проводника, чтобы завоевать власть… то он занимался этим задолго до делишек с Уилксом. Он десятилетиями был популярен и всеми любим — еще до того, как в Тауэр пришел Майкрофт.

Даже если бы Майкрофт нашел сейчас решающее доказательство того, что Хоуп — крот, вряд ли бы это что-то изменило. Этот человек был неприкасаем. Никто бы не стерпел, если бы их любимого Свата наказали. Сам Майкрофт плохо себе это представлял.

Его охватила внезапная ярость. Это больше не было простой внутриполитической игрой. Речь шла о территории Майкрофта, захваченной и поставленной под угрозу, о подорванной репутации его умственных способностей. Все это заслуживало высшей меры возмездия.

— Тебе удалось прочитать письма? — спросил Майкрофт.

— Они зашифрованы, — терпеливо повторила Антея. — Во время всей этой беготни у меня не было даже десяти минут, чтобы начать.

— Но ты можешь взломать их. Нам нужно убедительное свидетельство его неправомерных действий, никак не меньше, иначе нам не поверят. Это нужно сделать прямо сейчас, — сказал Майкрофт. — Какая помощь тебе потребуется?.. Шифрование очень сложное?

—Майкрофт, остынь, — ответила Антея, умиротворяюще положив ладонь на его руку. — Все что нужно — это время, чтобы запустить программу.

Майкрофт не хотел успокаиваться, но Антея держала его за руку, пока негодование Стража не сошло на нет.

— Мне нравится быть обманутой не больше твоего, но нам нужно сохранять невозмутимость, — сказала она спокойным и рассудительным тоном. — Если Хоуп использовал эмпатию, чтобы контролировать наши мысли, нельзя дать ему понять, что мы сели ему на хвост. Хотя бы до тех пор, пока не сможем защитить себя. Насколько нам известно, возможно, мы далеко не в первый раз узнаем о его тайной деятельности. Если он смог заставить тебя забыть о Петерсоне, он так же может заставить нас забывать о сомнениях на его счет.

Это была ужасная мысль.

— Я не могу одолеть его с помощью разума, Майкрофт. Хоть я и Проводник, но я не сильна в эмпатии. К счастью, я умею бороться не только с помощью разума, — она убрала ладонь с руки Майкрофта. — К счастью, нам не надо возиться со всей этой информацией ночь напролет. Если Хоуп задумывал провернуть что-то радикальное, он бы сделал это несколько лет назад. Терпение и осторожность.

Майкрофт слабо улыбнулся.

— Конечно, ты права.

— Всегда, — с нежностью ответила Антея.

В тишине оружейного склада зазвонил телефон Майкрофта. Это был Хоуп. Майкрофт поднял телефон к уху и нажал кнопку.

— Чем могу помочь, Хоуп? — спросил он на удивление спокойным голосом.

— Возвращайся наверх. У нас есть проблема, — сказал Хоуп.

«Не то слово», — мрачно подумал Майкрофт.

Обнюхивание было самым восхитительным действом, в котором он когда-либо участвовал, счастливо подумал Себастьян Моран, проводя носом по уху Джона. Еще никогда он не чувствовал себя более сосредоточенным, более внимательным, восприимчивым. Чутким. В удивительной гармонии со своим внутренним миром. Чувства были насыщенными, яркими, четкими. Боже, кожа Джона напоминала инопланетный пейзаж, он словно мог приближать и отдалять картинку без потери качества. Себ мог разделить запах Джона на эфиры, феромоны и соли. Он слышал, как в каждой артерии пульсирует кровь. И прикосновение… прикосновение было изумительным: кожа живота была совсем не такой, как на лице.

«Это все благодаря тебе, Проводник. Как ты можешь быть таким совершенным? Откройся мне, откройся, открывайся… Ну же! Соединись со мной!»

Он издал тихий смешок, больше похожий на рык, и провел языком по шее Джона. Его тело переполняло наслаждение от запаха гормонов. Он был на грани, начинал терять концентрацию и забываться, чего ему совсем не хотелось. Не хотел упустить ни единой детали ритуала заключения связи. Чего он по-настоящему желал, так это раздеть Джона догола и часами изучать каждую его клетку. Прикасаться, ощущать, нюхать и пробовать его на вкус от макушки до пяток, выучить все его звуки, тихие стоны и шепот, пока Себ не сможет без проблем различать его голос среди тысячи других. Запечатлеться на нем, чтобы Джон никогда его не покинул, даже если бы попытался.

Но это будет потом, после заключения связи, когда Джон будет в состоянии вести диалог. Сейчас он был слишком охвачен жаром страсти, чтобы оставаться неподвижным. Словно его тело превратилось в жидкость под весом Себа, оно колебалось, как волна. Соприкосновение тел и смешанные друг с другом запахи создавали лучший на свете аромат.

«Когда все это закончится, я больше не буду тебя обижать, — уверенно подумал Себ.— Знаю, до этого я был груб с тобой, но я не знал. Ты не был моим. Но я прощаю тебя. Я никогда не причиню вреда тому, что принадлежит мне. А ты, о да, теперь мой. Ты мой. Мой навсегда».