Хамсин

– Как же быть? – спросил я. – Парни гибнут ни за грош. Лучше им действительно уйти.

– Глупости, Халед! Нормальные потери. Есть еще и другой путь.

– Какой же?

– Поймать этих „подрывников“ на месте преступления. Успокоить общественное мнение в США. Как? Очень просто. Организуйте парочку налетов и предупредите нас заранее. Мы докажем, что прежние потери были результатом излишней беспечности, а вообще мы способны справиться с любым сопротивлением.

Мне этот план пришелся не по душе, но делать было нечего, и я пустил в ход „Аль-Фаджр“. Мне удалось убедить руководство организации в необходимости совершить налеты на несколько военных постов. Еще три-четыре десятка убитых, говорил я, и чужеземцы уйдут с ливанской земли. Я указал, где и когда все должно свершиться, и заранее известил связника из „Каир-Альфа“. Удар можно было отвести без труда. В целом это была простая операция.

Но взрыв прогремел – погибло несколько солдат. Трудно себе представить, что я пережил в этот момент.

Когда я спросил своего шефа, что все это значит, он сокрушенно покачал головой:

– Связь, Халед, очень плохая связь. Компания работает в тяжелых условиях. Случаются накладки!

Прошел день, и прогремел новый взрыв. Новые жертвы. Я не находил себе места. А тучи сгущались. Военное командование пригрозило применить против партизан жестокие ответные меры.

На этот раз я не мог не задуматься, могла ли опять подвести связь. С трудом сдерживая себя, я потребовал объяснений от шефа. Но он только отмахнулся:

– Сейчас не до того, Халед. Нужно готовиться к другому. Определяйте местные объекты для поражения, районы, где больше всего левых.

И тут будто вспышка молнии высветила правду, и мне стал ясен весь дьявольский трюк.

Я понял, что люди Лэнгли хотят сделать из Ливана второй Вьетнам. Решив спасти тех, кто еще не успел погибнуть по моей вине, я помчался в Руаду – на встречу с боевиком из „Аль-Фаджр“, готовившим очередную акцию. Но мне не дали туда доехать. Мою машину обстреляли вертолеты.

Не знаю, удастся ли мне сохранить жизнь. Не это главное. Я хочу, чтобы люди задумались, прочтя мою исповедь. Пусть она послужит предупреждением против новых трагедий, больших и малых…»

Он бросил листки на стол, помолчал.

– Эта бумага – мой окончательный смертный приговор, Надия, – наконец вымолвил он. – Ты написала и удовлетворена, правда? Этого требовало твое журналистское «эго». Ты вспомнила, что рождена писать?

– Нет, – Надия подсела рядом. – Я вспомнила, что я арабка. Что мой долг сказать людям правду о великой подлости. Но не беспокойся, – продолжила она, слегка улыбнувшись. – Твоя исповедь не будет опубликована, пока мы с тобой не исчезнем из поля зрения Компании – навсегда. Я позабочусь об этом. И потом…

Халед не сводил с нее глаз.

– И потом, есть и другая причина, которая заставила меня взяться за перо. Ведь этот документ – вовсе не твой смертный приговор. Наоборот, это твой последний и, возможно, единственный шанс остаться в живых.

11

Надия была права. Если что-то и могло остановить сейчас Компанию, не дать ей немедленно расправиться с ним, так это угроза очередного скандала.

Честно говоря, Халеда вообще удивляло, что Компания до сих пор не добралась до него. Объяснить это можно было лишь одним: вертолетчики заверили командование, что машина полностью уничтожена. Но Халед не сомневался: рано или поздно Компания проверит, действительно ли он погиб. Может быть, такая проверка уже идет.

Конечно, если он пригрозит разоблачить акции Компании в Ливане, это вызовет тревогу, возможно, даже замешательство среди руководителей «Каир-Альфа». Что они предпримут в ответ? Догадаться было нетрудно.

– Я не очень верю, что такой план сработает, – после недолгих раздумий сказал Надии Халед, – но другого пути нет, я согласен.

– Мои друзья помогут нам уехать и не спросят ни о чем, – с уверенностью сказала Надия. – Главное – добраться до Каира. Я знаю там человека, которому можно довериться.

Он горько усмехнулся.

– Видишь ли, убрать меня для Компании – дело престижа. Ее люди будут искать нас, пока не найдут, даже если на это потребуются годы.

– Не обижайся, дорогой, но ты ведь сам был работником Компании, и к тому же не рядовым. Ты знаешь все ее методы и приемы. Так неужели тебе не удастся обвести ее людей вокруг пальца?

Халед рассмеялся:

– Учитывая мою любовь к тебе, твою поддержку, а также то, что у нас нет иного выхода, – надеюсь, удастся.

– Тогда скажи, что мне делать! – Надия была полна решимости действовать.

– Прежде всего, нужно послать верного человека в Бейрут. На углу улицы Дабус есть крошечное кафе. Пусть оставит конверт у официанта по имени Сулейман. Потом позвонит в американское посольство – номер я дам. Человек, который снимет трубку, назовется Никольсоном. Ему и надо сообщить, что для него есть письмо. Но запомни, как только твой приятель дозвонится до посольства, ему немедленно нужно уезжать из города. Слышишь? Немедленно! Кто знает, как повернется дело.

– Ты боишься, что его выследят и доберутся сюда?

– Не исключено. Но больше боюсь за твоего посыльного.

– Хорошо. А потом?

– Угроза опубликовать эту бумагу, а заодно раскрыть известные мне явки, имена, каналы связи должна парализовать «Каир-Альфа» на пару дней. Они, конечно, свяжутся с Лэнгли для принятия окончательного решения. За это время нам нужно исчезнуть. Постарайся сделать так, чтобы мы отплыли в Александрию послезавтра. Тогда они не успеют подготовиться как следует.

Халед вытянул ноги, поморщился. Раны заживали медленно, и каждое резкое движение еще причиняло боль.

– Теперь слушай. У тебя нет друзей в каком-нибудь городе между Каиром и Александрией? Например, в Танте.

– В Танте живет мой троюродный брат, Хасан.

– Прекрасно. Так вот, дай ему знать, чтобы ждал твоего прибытия в Танту и чтобы наготове была машина. Приезжать в Каир поездом не стоит. И заодно подумай, где мы смогли бы пожить какое-то время, пока я по-настоящему не встану на ноги.

– Мне кажется, лучше всего у моей родственницы, маминой тетушки. У нее своя квартира в аз-Загазике, а живет она у сына. Только…

Халед поднял на нее глаза:

– Да?

– Милый, я бы хотела забрать у мамы Фатму. – На ее глаза навернулись слезы. – Я так скучаю по ней. Мама пишет, что она каждый день начинает с вопроса, когда я приеду. Моя девочка… Она не видела меня почти полгода.

– Конечно, забери. Но не раньше, чем я смогу сам вести машину.

– Почему?

Мы поедем за ней вместе. Поверь, так будет безопаснее. Не стоит рисковать ее и нашими жизнями из-за месяца-другого.

Надия даже не пыталась скрыть огорчение. Встреча с дочерью откладывалась. Но самым обидным ей показалось, что Халед говорил обо всем этом абсолютно равнодушным тоном. Словно хотел дать ей понять, что судьба Фатмы его мало заботит.