Ханс Бринкер, или Серебряные коньки
Шрифт:
Ламберт выругал его:
– Я уж думал, тебе конец пришел, растяпа! Что ж ты не смотришь, куда бежишь? Мало тебе усаживаться на колени ко всем старухам – ты еще бросаешься под полозья каждого встречного буера, как индус под колесницу Джагернаута [35] . Будешь зевать по сторонам – придется нам отдать тебя на попечение аанспреекеров!
– Пожалуйста, не отдавайте! – промолвил Бен с шутливым смирением, но, заметив, что у Ламберта побелели губы, добавил вполголоса: – Мне кажется, ван Моунен, что в один этот миг я успел передумать больше, чем за всю свою жизнь.
35
К
Ламберт не ответил, и некоторое время мальчики катились молча.
Вскоре они услышали слабый звон далеких колоколов.
– Слушай! – проговорил Бен. – Это что такое?
– Это куранты, – ответил Ламберт. – Вон в той деревенской церковке подбирают колокола. Ах, Бен, послушать бы тебе колокольный звон в Новой церкви в Делфте! Вот это звон! Там около пятисот колоколов с очень мягким звуком, а звонарь – один из лучших в Голландии. Но это тяжелый труд. Говорят, звонарь прямо-таки изнемогает и, отзвонив, сразу же ложится в постель. Колокола там, видишь ли, соединены с чем-то вроде клавиш, похожих на клавиши рояля. А ногами приходится нажимать на целый ряд педалей. Когда звонарь звонит в быстром темпе, он весь дергается – точь-в-точь как лягушка, пригвожденная шпилькой.
– Как тебе не стыдно! – возмутился Бен.
Питер к тому времени исчерпал весь свой запас анекдотов о Хаарлеме и, так как делать было больше нечего, пустился вместе со своими тремя спутниками догонять Ламберта и Бена.
– Англичанин неплохо бегает, – сказал Питер. – Он не уступит и чистокровному голландцу. Обычно Джоны Були, когда они на коньках, имеют довольно жалкий вид… Эй! Вот вы где, ван Моунен! А мы уж и не надеялись, что нам выпадет честь снова встретиться с вами. От кого это вы удирали с такой поспешностью?
– От вас, улиток! – отрезал Ламберт. – А вас что задерживало?
– Мы разговаривали… и, кроме того, постояли немного, чтобы дать передохнуть Пооту.
– Похоже, что он выбивается из сил, – сказал Ламберт вполголоса.
В эту минуту красивый буер с распущенными парусами и развевающимися вымпелами неторопливо скользил мимо них. Палуба его кишела детьми, закутанными до подбородка. Были видны только их улыбающиеся личики, обрамленные цветистыми шерстяными шалями. Они хором пели песню в честь святого Николааса. Мелодия, начатая вразброд, скоро была подхвачена сотней голосов и, окрепнув, зазвучала красиво и стройно.
Покровитель мореходов,Добрый друг ребят,Мчится вдаль под парусамиЮный наш отряд.«Николаас! Николаас!» —Голоса звучат.Мы несемся в день морозный —Воды подо льдом.Друг, ты близко? Друг, ты слышишь?Мы тебе поем!«Николаас! Николаас!» —Мы тебя зовем.Солнце яркое весноюВесь растопит лед.Если в сердце светит солнце,Юность не уйдет.«Николаас! Николаас!» —Старость не придет.Весел, счастлив, благодаренЮный наш отряд;Наставленья и подаркиОн принять был рад!Николаас! Николаас! —Щедрый друг ребят!Глава XX
Якоб Поот меняет план
Последний звук песни замер вдали. Наши ребята пытались не отстать от буера, но тщетно: им казалось, будто они катятся назад. Они переглянулись.
– Вот красота! – воскликнул ван Моунен.
– Прямо как сон! – сказал Людвиг.
Якоб подкатил к Бену и, одобрительно кивая, сказал по-английски:
– Это хорошо. Это лучший способ. Я хочу сказать, лучше отправиться в Лейден на такой лодке.
– На буере?! – ужаснулся Бен. – Что ты! Ведь мы решили путешествовать на коньках, а не сидеть на буере, как малые ребятишки.
– Тёйвельс! (Черти!) – выругался Якоб. – Это не пустяк, не для ребятишек… на буере-то!
Мальчики смеялись, но смотрели друг на друга смущенно. Если б им выпал случай прокатиться на буере, вот была бы радость!.. Но отказаться от своей великолепной затеи?.. Позор!.. Кто решится на это?
Тотчас же возник оживленный спор.
Капитан Питер утихомирил свой отряд.
– Ребята, – сказал он, – по-моему, в этом вопросе нам нужно считаться с пожеланиями Якоба. Ведь это он первый предложил отправиться на экскурсию, не забудьте!
– Чушь! – язвительно усмехнулся Карл, бросив презрительный взгляд на Якоба. – А разве кто-нибудь из нас устал? Мы всю ночь будем отдыхать в Лейдене.
У Людвига и Ламберта лица были встревоженные и разочарованные. Не пустяк – отречься от славы, которую заслужишь, когда пробежишь на коньках весь путь от Брука до Гааги и обратно. Но оба согласились, что решать должен Якоб.
Добродушный, изнемогающий Якоб! Он сразу угадал настроение товарищей.
– Нет-нет, – сказал он по-голландски, – я пошутил. Мы, конечно, побежим на коньках.
Мальчики испустили восторженный крик и снова помчались с обновленными силами.
Все, кроме Якоба. Он всячески старался скрыть свою усталость и молчал, чтобы сберечь дыхание и энергию для тяжелой конькобежной работы. Но все было напрасно. Вскоре его тучное тело стало казаться ему все более и более тяжелым, ноги подкашивались и слабели. В довершение всего кровь Якоба, видимо стремившаяся удрать подальше ото льда, прилила к пухлым добродушным щекам, а лицо побагровело до корней редких светлых волос.
От этого недалеко до головокружения, про которое пишет славный Ханс Андерсен, того самого головокружения, что сбрасывает с гор отважных молодых охотников, или швыряет их вниз с самых острых пиков ледника, или одолевает их, когда они по камням переходят горный поток.
Незаметно подкралось головокружение и к Якобу. Сначала оно помучило его, то обдавая холодом с головы до ног, то опаляя каждую его жилку лихорадочным огнем. Потом заставило канал дрожать и качаться под его ногами, а белые, плывущие мимо паруса – кланяться и вертеться, и наконец оно тяжело швырнуло его на лед.
– Эй! – крикнул ван Моунен. – Поот шлепнулся!
Бен поспешно подскочил к нему:
– Якоб! Якоб, ты не ушибся?
Питер и Карл уже поднимали Якоба. Лицо у него совсем побелело. Оно казалось мертвым, исчезло даже его добродушное выражение.
Собралась толпа. Питер расстегнул куртку бедному малому, развязал его красный шарф и подул в полуоткрытый рот.
– Отойдите в сторону, друзья! – крикнул он. – Дайте ему подышать воздухом!
– Положите его! – крикнула какая-то женщина из толпы.