Хаос и Амбер

Примерно за час Бэйль подготовил все, о чем попросил его отец. Я в нетерпении сидел за столом в углу харчевни, нервничал, обводил взглядом присутствующих и все ждал, что в любое мгновение в дверь ввалится целое войско.

Но никакое войско в харчевню не пожаловало, а я успел почерпнуть из оживленных разговоров за соседним столом куда больше полезных сведений об откармливании боровов, чем мне хотелось бы.

Дворкин негромко захихикал, глядя на меня.

— Что смешного? — обиделся я.

— Я тебе потом скажу, — отозвался он. Наконец из двери за стойкой появился Бэйль и коротким кивком дал нам знак следовать за ним. Вид у него был какой-то положительно заговорщицкий. Похоже, ему было несказанно приятно помогать нам в нашем деле — каким бы оно, это дело, ни было — и потому он из кожи вон лез, чтобы нам угодить.

— Наш славный трактирщик, помимо всего прочего, еще владеет местной конюшней, где содержатся отменные скаковые лошади, — приглушенным голосом сообщил мне Дворкин, когда мы поднялись из-за стола.

— Да он отменный предприниматель, — заметил я.

Отец ухмыльнулся.

— Не производи ничего, кроме самого лучшего, — изрек он философски, — и ты никогда не испытаешь разочарования.

— Не понял, — признался я.

— Не переживай. Просто принимай его таким, каков он есть, не больше и не меньше.

Я задумался. А пока мы с отцом шествовали за Бэйлем, я выяснил, что у хозяина харчевни имеется еще и несколько мастерских и всюду над дверью заведения значится его имя: «Дубление и окраска кож Бэйля», «Сапоги и седла Бэйля», а также ему принадлежала лавочка «Лучшее мясо Бэйля» и скотобойня. Вид у всех заведений был самый что ни на есть процветающий, так что, судя по всему, во всех этих промыслах Бэйль разбирался недурственно и уделял им немало времени.

Но вот наконец мы подошли к конюшне. Бэйль направился к двоим парням, так похожим на него, что можно было не сомневаться: это его сыновья. Парни держали под уздцы двух превосходных вороных меринов, длинноногих, с высокой, выгнутой дугой шеей, гривой, заплетенной в косички, и длинным шелковистым хвостом. У моего — я выбрал его на глаз и, подойдя к нему, протянул ему ладони, чтобы он их обнюхал — на лбу белели мелкие пятнышки, а у того, который достался Дворкину, на передней и задней левых ногах словно были натянуты белые носки. Кони уже были оседланы, позади седел лежали дорожные мешки и скатанные в рулоны одеяла. К седлам было приторочено по нескольку бурдюков. «Наверное, с вином», — догадался я.

Я оседлал коня. Дворкин последовал моему примеру.

— Спасибо тебе! — крикнул он Бэйлю. Трактирщик улыбнулся.

— Желаю удачи, бог вам в помощь! Возвращайся поскорее, старина!

Дворкин помахал рукой. Мы тронулись в путь.

ГЛАВА 30

Это путешествие не было похоже ни на одно другое.

Дворкин, оставив харчевню позади, поскакал вперед, и довольно скоро мы уже мчались по густому лесу. Казалось, окружавшие нас окрестности вселяли в отца вдохновение, и я с трепетом и восхищением наблюдал за тем, как нагромождение камней вдруг превратилось в подножие горы, как эта гора предстала перед нами, стоило нам только выехать из-за деревьев. Взмывались к небесам увенчанные шапками снегов пики, неподалеку показались первые сосны. Поначалу они стояли поодиночке, врассыпную, но потом, обогнув валун размерами с целый дом, мы въехали в сосновый лес.

Дорога через горную цепь постоянно шла на подъем. Не дорога — извилистая тропа, торная, хорошо утоптанная, но сейчас на ней не было ни души. Становилось все холоднее, от вершин вниз дул ледяной ветер. Я потуже затянул шнурки на вороте рубахи и прижался к шее коня. Мерин теперь плелся шагом, устало понурив голову. Из его ноздрей вылетали клубы пара.

Дворкин обернулся и крикнул:

— Не отставай! Скоро сойдет лавина!

Я пару раз пришпорил своего коня и пустил его рысью. Тропу перегородили два валуна, высотой схожие с людьми. В этом месте тропка шла наверх и огибала препятствие. Когда мы поравнялись со вторым камнем, я расслышал позади отдаленный рокот, похожий на рычание собаки, но намного ниже тоном. Обернувшись в седле, я увидел, как с одной из гор съехала вниз вся снеговая шапка, целиком, и как этот снег завалил тропу. Теперь никто не смог бы последовать за нами этой дорогой до тех пор, пока весной не стает снег.

Я снова устремил взгляд вперед. Пейзаж уже начал меняться. Вдоль тропы встали заросли колючих кустов, появились пятна желтоватой жухлой травы. Небо, чуть тронутое кое — где розовым и желтым, значительно посветлело.

— Хлебни вина, — предложил Дворкин и отвязал от седла бурдюк. — Да смотри, хорошенько обрызгай им рубаху и коня.

Сам он так и сделал — щедро полил вином плечи, а потом — голову своего скакуна, шею и круп.

Я последовал отцовскому примеру — глоток вина я выпил, после чего вылил пару глотков на рубаху и на коня. Зачем это было нужно, я спрашивать не стал. Не хотел отвлекать отца вопросами. Если он счел, что это необходимо, и велел мне сделать это, значит, мне нечего было выспрашивать, что, как и почему: я понял, что настанет время и окажется, что так и нужно было поступить.

К тому времени, когда мы спустились к границе леса, небо потемнело и приобрело темно — лиловый оттенок. В сумерках нас окружили странные звуки стрекотание, попискивание. От одного из этих звуков, жалобного «вип — вип — вип», у меня по коже побежали мурашки. Конь без понукания побежал быстрее и держался бок о бок с конем Дворкина.

И вдруг со всех сторон с земли начали подниматься темнокрылые насекомые размером не меньше моей ладони. Их стаи были настолько велики, что заслонили солнце. Заметив, как эти твари держат свои голые хвосты, я решил, что они скорее всего ядовиты. Однако нападать на нас они не стали.

— Чего они боятся? — спросил я у Дворкина.

— Вина, — ответил он.

Мне стало от души жаль всех тех, кто бы вознамерился погнаться за нами через этот лес.

Оставив гигантских мошек в их родном лесу, мы выехали на открытое пространство, и у нас над головой неожиданно раскинулся ковер ночных небес пушистый темный бархат, украшенный бриллиантами звезд. Три луны плыли по небу — две поменьше довольно быстро, а третья, более крупная, повисла над верхушками деревьев недреманным оком.

Мысль о том, что кто-то может неусыпно наблюдать за нами, заставила меня поежиться.

Мы продолжали путь.

С востока потянулись посеребренные облака, затянули луны, начало быстро холодать. Ветер раскачал верхушки деревьев, которые здесь стали более высокими, и нас окружили сероватые краски зимнего рассвета. Земля поблескивала инеем. У меня изо рта вырывались клубы пара.

Фыркая и громко топая, наши кони мчались вперед. В какое-то мгновение я поймал себя на том, что опасливо поглядываю на деревья по обе стороны от дороги. У меня возникло странное ощущение. Казалось, будто за нами кто-то следит.

— Ты тут ничего необычного не чувствуешь? — спросил я у отца.

Дворкин обернулся и посмотрел на меня.

— Нет. Этот мир — мост между ловушками. Тут не должно быть ничего такого, чего нам следовало бы опасаться.

— Лошадям нужен отдых, — заметил я.

— Если так, то мы их сменим, — заявил он.

Очень скоро мы выехали на большую, поросшую густой травой поляну. Там стояли и словно бы поджидали нас двое вороных коней, в точности похожих на наших меринов. Даже седла и скатанные в рулоны одеяла были такие же, как у нас.