Характерные черты французской аграрной истории
Шрифт:
Одним из главных результатов действия обычая было фактическое превращение держаний, к какой бы юридической категории ни относились они сами или их обитатели, в почти единообразный тип наследственного держания. У сеньоров не было никаких причин противодействовать этому движению. Они покровительствовали ему, позволяя создаваться бесчисленным прецедентам. Какая им была корысть в том, чтобы отнять отцовское хозяйство у детей умершего колона или раба? Присоединить его к домену? Но домен, обработка которого осуществлялась благодаря барщине держателей, не мог увеличиваться бесконечно без того, чтобы не утратить свою земледельческую ценность. К тому же, когда земля без людей — господин без престижа. Привлечь другого держателя? Население было слишком редким, а необработанные земли слишком обширными, поэтому незанятая земля могла на долгое время остаться покинутой. Для франкской эпохи новым явлением была не наследственность свободных держаний, признанная, по-видимому, с давних пор, но распространение этого традиционного порядка на всю массу держателей, даже на рабов.
Было бы совершенно неверным видеть в отношениях сеньора и его подданных только экономическую сторону, как бы важна она ни была. Сеньор является господином, а не только руководителем предприятия. Он располагает по отношению к своим держателям политической властью, набирает из них в случае надобности свои вооруженные силы, а в качестве компенсации распространяет на них свое покровительство (mondebour). Здесь невозможно заняться
С экономической точки зрения держатель имел по отношению к сеньору два типа обязательств: он должен был платить оброк и выполнять определенные работы. В сложном комплексе средневековых оброков не всегда легко распознать первоначальное значение каждого из них; одни представляют собой нечто вроде признания верховного вещного права сеньора на землю, нечто вроде компенсации со стороны держателя за пользование ею; другие, уплачиваемые с головы, являются признаком личной зависимости, в которой находятся отдельные категории зависимых людей; иные представляют собой плату за некоторые дополнительные преимущества (например, за пастбище), предоставленные мелким земледельцам; наконец, имеются оброки, представляющие собой просто-напросто бывшие государственные налоги, которые сеньоры присвоили себе. Некоторые из них взимаются в виде пропорциональной доли урожая. Но это довольно редкий случай. Большинство оброков фиксированы и уплачиваются иногда деньгами, а чаще всего натурой. Их тяжесть в целом велика, но она не сравнится с тяжестью различных работ. В каролингскую эпоху держатель больше барщинник, чем оброчник. В основном он напоминает тех хусмендов (husmend) [74] , которым крупный норвежский собственник предоставляет ныне несколько клочков земли при условии, что они будут помогать в работе на главной ферме.
74
Норвежский хусменд — безземельный крестьянин. — Прим. ред.
Среди различных работ, также довольно разнообразных, следует указать (оставляя в стороне некоторые менее интересные, например извозную повинность) две действительно характерные группы: земледельческие и ремесленные работы.
Внутри первой группы имеется еще одно разделение: на сдельную и поденную работу. С одной стороны, каждому владельцу маленького хозяйства выделялось некоторое количество домениальной земли и часто одновременно выдавались необходимые семена. Он отвечал за обработку этих полей. Весь урожай с них полностью шел сеньору. Это сдельная работа. Кроме того, он обязан был отработать несколько рабочих дней на сеньора, иногда очень точно: столько-то дней на пахоту, столько-то — на рубку леса и т. д. Распорядиться этим временем с максимальной пользой для домена — дело сеньора или его уполномоченных.
С другой стороны, поденная работа. Но в каком количестве? Это был самый насущный вопрос. Размеры барщины были различными в зависимости от сеньории, а внутри сеньорий они зависели от юридического положения крестьян или их мансов. Случалось, что в этом отношении обычай ничем не ограничивал произвол сеньоров, по крайней мере официально: держатель «отрабатывает дни, когда это необходимо», «когда он получает на это приказ». Иногда так бывало и для свободных мансов. Для рабских мансов — это очень частое явление, бывшее, несомненно, пережитком рабства. Разве раб не находился по самой своей природе постоянно в распоряжений господина? В других случаях количество дней точно определялось традицией. Оно было обычно весьма значительным. Три дня в неделю — вот наиболее распространенная норма. К тому же ее довольно часто превышали как во время некоторых сезонных работ, например жатвы, так и в течение всего года. Когда же крестьяне находили время для обработки своих собственных земель? Не следует забывать, что норма давалась не для каждого человека, а для держания, обычно для манса. А на каждой из этих земельных единиц жила по меньшей мере одна семья, иногда больше. Один из членов этой группы в течение нескольких дней в неделю ходил на барскую работу, иногда он должен был приводить с собой дополнительно, во время больших сезонных работ, одного или двух «рабочих», его товарищи трудились в это время на полях их небольшого хозяйства. Тем не менее очевидно, что подобная система предоставляла в распоряжение управляющего доменом весьма значительное число работников [75] .
75
Будучи принудительной, барщина не всегда была совершенно бесплатной, иногда сеньор обязан был кормить крестьян (пример: «Polyptyque de Saint-Maur des Foss'es», с. 10 y В. Gu'erard, Polyptyque de l'abb'e Irminon, t. II, 1844; имеется и много позднейших примеров).
Это было еще не все. Крестьяне или по крайней мере некоторые из них должны были ежегодно доставлять сеньору определенное количество ремесленных изделий: поделки из дерева, ткани, одежду, а с некоторых мансов, где от отца к сыну передавались приемы квалифицированного ремесла, даже металлические орудия. Иногда держатель обязан был не только своим трудом, но должен был достать и необходимое сырье (для дерева это было, очевидно, правилом). Но когда речь шла о тканях, материал часто поставлял сеньор; крестьянин или его жена отдавали лишь свое время, свой труд и свое искусство. Работа выполнялась либо на дому, либо, во избежание лишнего расхода материала и его кражи (эта действительно рабская повинность тяготела только над испомещенными рабами и не касалась колонов), в сеньориальной мастерской, которую даже тогда, когда там работали мужчины, называли словом, ставшим привычным в поздней империи «гинекей». Таким образом, держание до такой степени считалось источником рабочей силы, что его использовали как для промышленного производства, так и для земледелия. В этом смысле можно определить сеньорию как огромное предприятие, одновременно сельскохозяйственное и промышленное, но главным образом сельскохозяйственное, в котором заработная плата была обычно заменена предоставлением земли.
Была ли эта сеньория франкской эпохи совсем недавним институтом, порожденным новыми социальными и политическими условиями, или же древним способом расселения, глубоко укоренившимся в сельских обычаях? Ответить на это гораздо труднее, чем кажется. Всегда ли мы отдаем себе ясный отчет в нашем глубоком невежестве относительно социальной жизни римской Галлий, особенно в течение первых трех веков нашей эры? Однако различные соображения побуждают нас видеть в средневековой сеньории прямое продолжение обычаев, восходящих к очень отдаленной эпохе, по меньшей мере к кельтской.
Согласно Цезарю, народы Галлии почти везде находились под властью знати. Эти могущественные люди были в то же время очень богаты. Несомненно, что большую часть своих богатств они извлекали из земли. Но каким
образом? Едва ли можно предположить, что они управляли крупными хозяйствами, обрабатывавшимися отрядами рабов. Их сила, как мы знаем, была прежде всего в «клиентах», подчиненных, но свободных от рождения людях. Эти зависимые люди были, очевидно, слишком многочисленны, чтобы жить в доме господина; и так как нельзя себе представить, чтобы они концентрировались в редких и малонаселенных городах, то это, вероятнее всего, были в основном деревенские жители. Все ведет к тому, что галльская знать представляла собой класс деревенских господ, большую часть доходов которых составляли повинности подвластных им крестьян. К тому же, разве не сообщает нам мимоходом Цезарь, что кадурк Люктер имел в своей «клиентеле» Укселлодунум [76] , являвшийся укрепленным поселком, почти городом? Можно ли сомневаться, что и Другие, чисто аграрные поселения также были «клиентами»? Быть может (но это не более, как предположение), этот порядок восходит к древней племенной системе; на примере нероманизированных кельтских обществ (как это можно наблюдать в Уэльсе в период развитого средневековья) становится ясно, что превращение вождя племени или клана в сеньора было довольно легким.76
Укселлодунум — город галльского племени кадурков в Аквитании, точное расположение которого неизвестно. — Прим. ред.
В период римского владычества в состав империи, где повсюду встречались аналогичные формы организации обработки земель, эти институты, вероятно, в основном сохранились. Разумеется, они должны были приспособиться к новым правовым и экономическим условиям. Несомненно, изобилие рабов вызвало вначале образование обширных сеньориальных доменов. Вряд ли в кельтскую эпоху существовали значительные домены. На примере того же Уэльса видно, что наличие домена, во всяком случае большого, не является такой необходимостью для существования режима земельной «клиентелы»; доходы господина могут состоять целиком или главным образом из приношений крестьян. Рабство, наоборот, требует создания крупного хозяйства. Впоследствии, когда применение рабской рабочей силы стало более редким, а домены остались и их владельцы не собирались от них отказываться, с держателей стали требовать более тяжелой, чем прежде, барщины, либо вместо тех или иных повинностей, либо в добавление к прежним обязанностям [77] . Земельная аристократия империи была могущественной и могла много требовать от своих людей. Однако уже в римском мире (в Галлии, вероятно, так же как и в других местах) каждая сельская сеньория имела в принципе свой закон, являвшийся ее обычаем (consue-tudo praedii) {72} .
77
Во времена ранней Империи барщинные работы в виллах (villae) были, по-видимому, незначительными. Но, как обычно, мы не имеем достаточных сведений о Галлии; какой бы свет пролила на нашу аграрную историю надпись такого рода, какие найдены для крупных африканских сальтусав. Ср. Н. Gummerus, Die Fronden der Kolonen, «Oefversigt a"i Finska Vetenskapssocietetens F^orhandlingar», 1907–1908.
Яркие доказательства древности сеньориального порядка на нашей земле дает нам язык. Прежде всего топонимика. Очень многие названия наших французских деревень образованы от личного имени, к которому прибавляется суффикс, означающий принадлежность. Среди человеческих имен, которые входят в эти слова, встречаются, как мы видели, и германские. Но другие, встречающиеся более часто (с прибавлением различных суффиксов), являются более древними: кельтскими или римскими. Эти последние, лишенные, разумеется, всякого этнического значения, свидетельствуют всего лишь о повсеместном (после завоевания) использовании ономастики завоевателей. Например, от галльского имени Бренное (Brennos) произошел Бреннакум (Brennacum), из которого мы сделали Берни (Berny) или Бренак (Brenac); от латинского Флорус — Флориакум (Floriacum), давший, среди прочих вариантов, Флери (Fleury) и Флорак (Florae). Это не только французское явление: многие итальянские деревни, если ограничиться только ими, также сохранили в течение веков память о первоначальных эпонимах. Но нигде — насколько позволяет об этом судить современное состояние сравнительных исследований — этот обычай не был так распространен и устойчив, как в Галлии. От кого же, как не от вождей или сеньоров, получили многие населенные пункты свое название? Больше того, в то время как в германских языках нарицательные имена, служащие для обозначения сельского поселения, намекают на окружающую его ограду (town или township) или же (если рискнуть как-то объяснить это) вызывают лишь представление об объединении людей (dorf), галло-римский язык прибегал для этой цеди к термину villa, который в классической латыни означал, в сущности, сеньорию — крупную собственность, включавшую, как правило, и домен, и держания. Из него произошло сначала ville, a значительно позднее — village (при помощи уменьшительного суффикса, который должен был указывать на отличие мелких сельских поселений от крупных городских, которые одни могли теперь носить название ville). Как нам лучше доказать, что большинство деревень с самого начала имели сеньора? Я думаю, следует допустить, что средневековые сеньоры, несмотря на множество превратностей и, само собой разумеется, конфискаций, были через посредство владельцев римских вилл подлинными наследниками древних вождей галльских деревень.
Но покрывали ли сеньории во франкскую эпоху всю Галлию? Вероятно, нет. По всей видимости,- тогда еще существовали мелкие земледельцы, свободные от всякого оброка и барщины (за исключением, разумеется, тех повинностей, которые шли королю или его представителям) и подчинявшиеся при обработке своих земель (по крайней мере во многих местах) только общинным сервитутам, бывшим основой аграрной жизни. Эти люди жили или в своих отдельных деревнях, или рядом с держателями вилл, в одних с ними поселениях и на тех же самых землях. Мелкие собственники этого рода всегда существовали в римском мире (в Галлии, где с давних пор господствовала сельская «клиентела», их, может быть, было меньше, чем, например, в Италии). После вторжений их число, несомненно, увеличилось за счет германцев, поселившихся на галльской земле. Впрочем, нельзя считать, что все варвары или большинство их жили вне сеньориальной организации; уже на своей прежней родине они имели привычку, как об этом свидетельствует Тацит, повиноваться и приносить «дары» (приношения) деревенским вождям, которые были уже совсем готовы превратиться в сеньоров. Абсолютно невозможно даже приблизительно выяснить соотношение между населением в целом и владельцами крестьянских аллодов (аллодом называлась уже в раннее средневековье, а также и в дальнейшем земля, не знавшая над собой никакого верховного вещного права). Зато ясно видно, что независимости аллодистов постоянно угрожала опасность в силу того положения вещей, которое восходило, по меньшей мере, к последним временам Римской империи. Постоянные смуты, привычка к насилию, необходимость покровительства более сильного, которую испытывал каждый человек, злоупотребления властью, проистекавшие из-за слабости государства и весьма легко узаконивавшиеся обычаем, — все это приводило к тому, что все большее число крестьян волей-неволей попадало в сети сеньориальной зависимости. Сеньория была значительно старше франкской эпохи, но именно в это время она получает широкое распространение.